Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

Понятно, где… в Караганде.

Нет! Лучший способ сохранить остатки достоинства — уйти до того, как тебя выставят вон. Не дожидаясь, когда тебе скажут: «Спасибо, в целом все было чудесно, мы с вами обязательно свяжемся», уйти по-англиЦки!

А как уйти-то? Если он навалился всей тушей и дрыхнет.

Мама дорогая, это пиздец!

Соня снова отругала себя, ведь маме она даже написать не потрудилась вчера… бестолковая!

Она попробовала пошевелить ногой и тихонько поерзать бёдрами. Храп захлебнулся и затих. Моронский замычал и, о, чудо! убрал с Сони волосатую ножищу, перевернулся частично на спину.

Соня осторожно приподняла тяжеленную лапу, выползла из-под него и скатилась с края кровати.

Уже светало. Однако ж освещения явно не хватало, чтобы идентифицировать в разбросанных вещах свои. Трусы, естественно, найти не удалось. Это уже третьи трусы, пострадавшие при непосредственном участии Моронского. Минус одна серёжка. Искалось хорошо то, что покрупнее: нашлись брюки и жакет.

Минус топик.

Сумочку, слава богу, нашла, а это, можно сказать, самое главное. И туфлю. Сначала одну, потом другую — обе валялись под лестницей.

Пришлось запахнуть потуже жакет и затянуть его ремнём. Тем самым, Моронского. Он же не будет возражать, если в счёт сгинувшим трусами она возьмёт его ремень?

Аккуратненько, на цыпочках, с сумкой в зубах и с туфлями в руках Соня двинулась ощупью к выходу. Какая-то удача вывела ее в холл почти сразу. Из стеклянной берлоги наружу вели двери лифта. Всего две кнопки: вверх и вниз. Чё, так просто? Никаких тебе паролей, ловушек, летающих ножей и лазерной сетки? Соня с подозрением посмотрела на панель с множеством кнопок поверх кнопок вызова лифта, тыкнула пальцем в стрелку вниз. Тишина.

У Сони тряслись коленки. Вот будет неприятно, если ей придётся возвращаться в квартиру. Нелепая ситуация: оделась, ушла, но вернулась. Воображение тут же подкинуло ехидную физиономию Моронского и какую-нибудь фразочку в его духе, что-то типа: «Что, решила отсосать мне на дорожку?». Это будет такое унижение! С которым, кстати, никакое жизненное дерьмо не сравнится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Но вдруг лифт дзынькнул и двери его неслышно разъехались. Не веря счастью, она заскочила внутрь и шумно выдохнула. Нажала кнопку «L». Для верности несколько раз нажала, чтобы уж наверняка. Обулась. И решила вызвать такси.

ТЕЛЕФОН!!!

А нет… вот он, в сумке! Душа передумала падать в пятки, а Соня удержалась на ногах и не сползла вниз по стене лифта. Вместо этого она уставилась в отражение его зеркальной стены. Оно показывало Соне какую-то всклокоченную женщину с безумным взглядом. Одета вроде прилично, но выглядит так, будто под забором на газетке ночевала. После того, как ее несколько раз переехал самосвал.

Лобби с диванчиками и столиками в лаунж-зоне, камином и фонтаном удалось миновать не привлекая особого внимания консьержа и охраны. Они, наверное, и не к такому привыкли. Вот если б она голая шла и слона за верёвочку вела, тогда б они ее заметили. И то, главным образом из-за слона.

Пробегая мимо кофеавтомата, даже подумала, а не взять ли в дорогу стаканчик эспрессо. Остановилась. Огляделась. Но нет. Домой!

4:56 на часах. Выбежав на улицу Соня даже задохнулась от хлынувшего в лёгкие воздуха! Как будто, только что заметила, что не дышала все это время.

Уже сидя в такси, она смогла немного перевести дух. Сказала адрес какими-то чужими губами и шумно выдохнула в трясущиеся ладони.

«Шумел камыыыыыш, деревья гнулись, а ночка тёмная была»: затянули оба ее внутренних голоса, и Соня тихо застонала.

«Корнеева, я тебя убью»!

***

Моронский открыл глаза. Нет, не показалось. Это реально пискнул лифт.

Вот же, болван! Как не додумался вчера запаролить выход? Вообще, блять, не удивительно ни разу! Этого и надо было ожидать. Опять сбежала, дурочка. Только куда? Реально думает, что ли, что есть место, где он её не найдёт? Или думает, что искать не станет?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А он станет?

Вот, спросили бы его дней пять назад, ответил бы, что да — однозначно. А теперь — нет.

Пусть бежит.

Он сладко потянулся. Член встал, привет.

Да, пусть побегает.

Моронский опустил ладонь на ствол, провёл по нему вверх-вниз, шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы.

Скоро сама прибежит. Он даже знает куда, когда и в котором часу конкретно до минуты!

Сучка! Такой кайф обломала! Макс хотел насладиться ее эмоциями, напомнить ей о том, что было ночью, наблюдая, как она краснеет и прячет глаза под ресницами. А потом целовать и душить одновременно. Чтобы билась в агонии. Чтобы пощады просила и умоляла продолжать.

Зря он ночью был таким деликатным. Надо было… ввести её сразу в курс дела, чтобы утром с постели встать не смогла!

Не стоило играть в джентельмена с женщиной которую надо брать без предупреждения. Раз она подпустила ближе, действовать необходимо решительно, дерзко, честно, чтобы не осталось иллюзий по поводу нового её положения. Показать ей её место. Дать понять, что из-под Макса, так просто, без его разрешения никто никогда не уходит!

Но Моронский впервые был обезоружен девчонкой. Ее флюидами. Своим, почти неуправляемым желанием обладать её телом. И удивительным открытием, что это не первый пункт в списке вожделенных трофеев… Он хотел её душу, её сердце, её мысли, всю её без остатка.

А она взяла и удрала, лишив разом всего.

Опять дала попробовать и свалила.

А он, Моронский, значит, теперь должен побегать, про-версию повыпрашивать? Ну, нет, дорогая. Хватит.

Теперь все по-взрослому будет!

Он решал: поспать ещё или попробовать пройти квест «найди сигареты».

Солнце вставало! Первые золотые лучи поднимались из-за пиков стеклянных небоскребов, походивших на глыбы грязного льда. Как будто огонь, оно медленно подступало к стеклянным исполинам, опаляя их грани. Мощь! Скорее всего, в воскресенье в 5 утра только Моронский видел этот рассвет. Владел им безраздельно. Это для него представление. Персонально. Жаль, Соня свинтила. Он бы с ней поделился…

Нет, подъем, иначе день потерян!

Соня… пусть отдохнёт, наберется сил. Глупенькая. Скоро она узнает, кто тут босс.

Моронский нащупал все-таки пачку в кармане брюк. На пол что-то тихо звякнуло. Сережка. Повертел в руке. Мило, стильно, но дешевка! В ее уши Буччеллати или Картье надо. Ну, или Булгари.

Так торопилась, что слиняла без лифчика своего. Макс повертел в руках чёрную ткань и сунул в выдвижной ящик-невидимку, один из встроенных в стену за кроватью.

Он закурил и прошлёпал вниз по лестнице на кухню. Включил кофемашину, достал чашку.

Сегодня он всех распустит. Да, сейчас сначала всем позвонит и раздаст ценные указания. А потом распустит на выходной.

И сам поедет за город. К Санычу. И Виталика возьмёт за компанию.

— Моронский, — в динамике пробулькал голос друга, — ты часы смотрел, чё показывают или, неужели, Швейцария подвела? Воскресенье, пять утра… — последняя фраза тирады утонула в мучительном зевке.

— Не бухти, у меня не деловое предложение!

— Если в твоём предложении есть слово сиськи, я — пас.

— Что, накатался? Или профдеформация?

— Накатался, не то слово. Твой урус, конечно, творит чудеса с дамами, но главным образом мое обаяние сыграло! Поэтому, я так накатался, что в последний заезд на полуспущенных к финишу доковылял.

Моронский даже почувствовал что-то вроде зависти. Маленький такой укольчик.

— Сейчас сверюсь с планером. Нет, из слов на букву «с» только сауна, Саныч, солодовый и сигара. Сиськи в списке не значатся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Солодовый-то поди бочковый?

— Шотландия, двадцатипятилетний!

— Вот чертяка! Замётано. Во сколько?

— К трём подваливай на своей. Урус оставь у себя, потом ребята заберут.

— Понял. Давай. Тут у меня, кажется, шевелится кто-то…

— Виталик. — Моронский потушил сигарету. — А от тебя телка после секса ни разу не убегала?