Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока нес беззащитную добычу наверх, она потеряла туфли и успела расстегнуть несколько пуговиц на его рубашке.
Моронский поставил девушку в изножье кровати и стянул с неё жакет. Отступил в темноту.
Стоит в лихорадке. Волосы рассыпались по плечам. В глазах пламя. Даже в мерцающем свете мегаполиса видно, как ее трясёт. Щеки залиты румянцем. Рот приоткрыт. Губы опухли и жадно хватают воздух. Грудь поднимается от тяжёлого дыхания. И бешено трепещет на шее артерия.
— Закрой глаза, — глухо приказал Макс.
Он сорвал с себя рубашку, отбросил ее куда-то на пол. Подошёл к Соне со спины. Собрал ее волосы, перекинул через левое плечо. Прильнул губами к шее с правой стороны. Кожа ее тут же покрылась мелкими бусинками мурашек. Макс нащупал сзади ее топа собачку замка. Расстегнул. Стянул бретельки с плеч, топ сгинул на полу. Не отрывая губ от Сониной шеи, покусывая и втягивая кожу, Макс накрыл ладонями ее отяжелевшие от возбуждения груди, слегка сжал, наслаждаясь идеальным объёмом, формой, упругостью. Горошинки сосков упирались ему в кожу ладоней. Он взял каждый и зажал между большим и указательным пальцами. Сначала слегка, потом сильнее. Оттянул вперёд и резко отпустил. Соня всхлипнула и откинула голову назад, на грудь Максу, слабея.
— Идеальная, Соня, — прошептал он, — созданная для меня.
Нашарил молнию на её брюках, расстегнул, подцепил пальцами за пояс и стянул вниз. Новая волна крупной дрожи окатила ее стройное тело.
— Вот, так… а ты упиралась, дурочка, — языком скользнул в маленькое ушко, — ещё не начали, а ты уже готова…
С трудом оторвавшись, Макс обошёл ее, встал спереди. Свет городских огней мягко подсвечивал Сонин силуэт золотом. Идеальная. Охуительная. Грудь, талия, бёдра, ноги… всё, как лично для Макса кем-то вылеплено. Такая — одна на миллион и она сейчас будет вся его. У Моронского вдоль позвоночника, будто, молнией рассекло. Член просто негодовал от нетерпения, рвался из брюк, агрессивно оттягивая ширинку.
Но Макс не торопился. Много чего хотел сделать, но спешить сегодня не собирался. Хотел растянуть удовольствие. Довести ее почти до точки, но не до конца. И подержать там какое-то время.
Он сделал шаг к Соне, вынуждая ее отступить к краю кровати и слегка подтолкнул. Девочка охнула и упала на спину. А Моронский ухватил края ее трусов и быстро стянул их с длинных ног. Отправил кружевной лоскуток к остальной одежде. Очертил взглядом покорную, отдающую себя, голую Соню…
Макс все пытался понять, почему она так на него действовала. Что в ней превращало его в какое-то тупоголовое одноклеточное, у которого только три примитивные эмоции: «Ууу», «Ыыы» и «Аааа», которые, впрочем, мало чем отличались друг от друга.
А сейчас понял — она просто о-ху-и-тель-на-я. Одно это неприличное слово объединило в себе все цензурные эпитеты, которые вышибло из памяти начисто, едва ноздри уловили ее тонкий, сладкий аромат.
Моронский развёл в стороны Сонины ноги, сам встал на колени между ними. Она в смущении подняла ладони к лицу и закрылась. Спряталась.
— Убери руки, — хрипло сказал Макс, — я сейчас хочу, чтобы ты видела, что я делаю.
Он коснулся большим пальцем клитора, чуть нажал, скользнул вниз, погрузился в неё. Такая горячая. Мокрая. Узкая! Соня дёрнулась и застонала.
— У тебя самая красивая киска, ты знаешь? Она, как маленькая роза, нераскрытая, свежая.
Соня снова застонала.
— Пожалуйста… не говори мне этого… — попросила она шёпотом.
— Буду говорить, Соня. А ты будешь слушать и отвечать, когда я велю! Поняла? — он снова осторожно, нежно обвёл ее клитор пальцем.
Соня выгнула поясницу, попыталась свести ноги, а губы открылись в беззвучном «Да».
— Руки над головой подними.
Послушная девочка. Лихорадит ее жестко. Вот это подарок ему негаданный… даже не мечтал…
Когда погаснет последний фонарь
Я разгоню твое сердце
До безумного стука
Тишина способна плавить сталь
И значит, молчать, ни звука!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Когда с пластинки захрипит саксофон
И ты стон свой повысишь на тон
А потом, а потом уже не будет грустно
Если уметь, гореть
И отличать аппетита чувство
Если уметь, гореть
ZOLOTO «Танцы»
Он в одно движение вытянул из брюк ремень. Наклонился над Соней и перевил им её запястья. Не туго, но руки развести не сможет. Ему нужно было, чтобы она даже не пыталась управлять им. Пусть привыкает подчиняться.
А она в темноте глазами хлопает, не понимает ещё ничего. Смешная…
Присосался к губам. Нашёл её язык. Оторвался. Впился в шею. Укусил. Ещё укусил. Лизнул. Спустился ниже, провёл щетиной по ложбинке между сиськами. Потом щекой. Нашёл ртом сосок. Втянул, оторвался. Ещё втянул. Смял в ладонях грудь.
Сожрал бы!
Быстрыми шумными поцелуями, вперемежку с укусами, спустился на нижний этаж.
Он грубо развёл Сонины бёдра. Приподнял резко. Сначала втянул в рот бугорок, затем влажные нежные складки, прошёлся языком снизу вверх, приник губами, всасывая ее сок. Когда Соня сама начала двигать бёдрами, понял, что вот-вот кончит.
Нет, дорогая. Рано.
Макс поднялся. Расстегнул брюки. Стянул быстро и вместе с трусами. Болт просто разрывало от возбуждения!
— Посмотри, Соня, на меня! — он наклонился над ней. — Я буду трахать тебя, а ты будешь смотреть. Мне нужно видеть твои глаза, когда я войду.
Кровь кипятком бурлила в его венах. Макса необъяснимо сильно затрясло перед раскинутыми Сониными ногами. И он, вдруг, четко осознал, что если сейчас не врежется в ее мягкую, нежную плоть, то взорвется. Его впервые так пёрло от предвкушения близости. И Макс оттягивал момент сближения, наслаждался этими мучительными, почти болезненными ощущениями, наблюдая, как девчонка горит и плавится под ним.
— Чуть не забыл, — он тыкнулся головкой в ее промежность, ловя ртом ее жалобные всхлипы, — у меня две новости… одна — плохая, другая — хорошая. С какой начать? — выхрипел он на грани, еле сдерживаясь.
Глаза выпучила девочка, затрепетала, порывисто подала бедра вперёд, навстречу Максу.
— П… плохой… — прошевелила она сухими, измученными губами.
— Плохой? Я не умею быть нежным, Соня! И не хочу! Это понятно?
Ответом ему был глубокий, полный принятия неизбежного стон девушки.
— И тебе это понравится — это новость хорошая.
Он вошёл легко и быстро — уж очень она мокрая. Обхватила туго и горячо. «О, сука, как хорошо-то!». Даже лучше, чем он мог ожидать! Член в ней, как там и был. Как будто, ее эксклюзивно под Моронского вытачивали. Только она немного заблудилась по дороге к нему — в чужие руки попала.
Мысль про чужие руки, почему-то, разозлила и подстегнула.
Засадил до упора, как давно хотел. Глазищи вытаращила. Приняла, растянулась.
— Расслабься! — рыкнул Макс. — Не напрягайся. А то больно будет.
Послушалась. Но веки сильно сжала, задохнулась, потерялась.
— Глаза! На меня смотреть!
Распахнула.
Медленно вышел. Снова вошёл до упора. Резче. Глаза ещё шире. Медленно назад. Резко вперёд. Пауза.
— Хорошо тебе, Соня? — ресницами хлопает, молчит.
Медленно назад, резко до упора вперёд. Грубо. Почти жестоко.
— Не слышу?
— Да! — выкрикнула коротко и замотала головой. Температура подскочила и у неё и у Макса. Они горели. В прямом смысле. Физически. Плавились в химической реакции от соединения их тел.
Медленно назад, резко вперёд.
«Уф, а как ему-то хорошо!»
Медленно назад, резко вперёд. Ещё вперёд, до конца. Снова назад и резко вперёд. «Как же там туго и жарко!».
Назад, с оттяжкой и быстро вперёд. Полностью заполнил её!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Одной рукой он освободил Сонины запястья. Она тут же опустила руки ему на плечи и рефлекторно потянула его на себя.
— Нет, Соня. Я знаю, как лучше!
Медленно назад, резко до упора вперёд.
— Не закрывай глаза, смотри на меня!
Медленно, очень медленно назад. Резко вперёд и пауза. Сжал соски. Прикусил плоть над ключицей. Втянул в рот кожу нежной шеи.
