СЛВ 2 (СИ) - Сергеев Артем

— Нет, нет, — почудилось мне в спокойных, уже закрывающихся глазах Лариски, — иди к ним. Я больше не буду, я вам верю, я спать хочу, не обижайтесь на меня, пожалуйста.

Но я посидел ещё полчаса, на всякий случай, и не зря. Минут через десять саламандре приснилось что-то не то, она подкинулась на месте, переживая недавнюю обиду, полыхнув алым сквозь заспанные глаза, но тут же наткнулась на меня.

— Ой, — в смущении прикрылась хвостиком она и хотела было мне что-то сказать, но сон рубил её нещадно, и Лариска в великом облегчении перевернулась на другой бочок и заснула снова, но теперь уже по-настоящему, глубоко и хорошо.

— Уф, — машинально вытер я с лица воображаемый пот. — Пронесло.

Вытер и напрягся, потому что что дальше мне делать, я не знал. До Арчи я, допустим, докричусь легко и просто, но вот он ответить мне уже не сможет, это я видел. И потому, что сил потратил на меня много, сначала ловя и приводя в чувство, а затем щедро делясь со мной своей силой и перекидывая к Лариске. И потому, что делом занят, и трогать его сейчас было нельзя. Я видел, что он был напряжён и внимателен к чему-то, с ним это редко бывает, и то только в по-настоящему серьёзных случаях.

Да и разбудить можем девочку нашу, посмотрел я на прикрывшуюся хвостиком саламандру, тоже не вариант. Ладно, попробую вернуться сам, а если не получится, то здесь посижу. Тепло, светло, компания хорошая, чего ещё надо?

И попробовал. Сначала рассмотрел себя, сидящего под охраной неусыпно бдящих Антохи и того парня, имя которого я, к стыду своему, так и не узнал. Я сидел на вершине острова в позе лотоса как истукан, накрытый от греха марлей в два слоя, и светился неярким зелёным светом. Антоха стоял рядышком с кустистой веткой в руке, отгоняя редких сейчас летающих насекомых, а тот парень всё-таки переломил ружье, на всякий случай, и повесил его на сгиб руки, по-охотничьи, но пялился при этом в мою спину без устали.

И не он один. С того берега, на котором сейчас собралась большая половина села, на меня и моих охранников уже в открытую тыкали пальцами и оглашали самые фантастические версии происходящего. Бинокли и подзорные трубы шли по рукам, чтобы все успели насладиться зрелищем, а люди вслух сожалели о том, что небесные собачка с лошадкой всё-таки ускакали.

Придётся попробовать вернуться самому, подумал про себя я, потому что это балаган следовало прекращать. Не дай бог, попрутся на помощь или ещё чего, будет всем сюрприз. Я сделал несколько решительных и злых вдохов, готовясь к чему-то непонятному, но вдруг понял, что дышу уже собственным носом. Попытался понять, как это может быть, и ощутил, что уже сижу на острове, с мокрой задницей от немного влажной земли, и прямо сейчас падаю набок, теряя чувства.

Сзади сочно щелкнули ствольным замком, ружьё встало на боевой взвод, и чувства немедленно ко мне вернулись. Я успел выставить руку в бок и опереться на неё, после чего замер на месте, не дыша. Зелёный свет померк, заныли отсиженные, онемевшие ноги, ко мне вернулись запахи и звуки, а Антоха в величайшем сомнении потыкал в меня палочкой, переглянувшись перед этим с ружьеносцем.

— Только не стреляйте, — как можно более задушевнее попросил я их. — Всё уже, всё. И верёвку с шеи снимите, пожалуйста.

Антоха попытался заглянуть ко мне в глаза, но не преуспел, потому что петля веревки была накинута поверх марли, и всё-таки начал развязывать меня, перед этим на всякий случай крикнув Арчи.

— Да нормально всё с ним, — оторвался на минуту от работы маг, чтобы взглянуть на меня. — Отвязывай, и идите кашеварить, а сюда не лезьте. Но ты, Антоха, на всякий случай посматривай за этим летуном, хорошо?

И мы пошли. Я на всякий случай обошёл их беседку по широкой дуге, на ходу нацепив ремень и рассовав все свои вещи по карманам. А вот Александр на бережку с готовкой не спешил. Он здраво рассудил, что если начать все делать одновременно, то никуда не успеешь и начал с основного, с рыбалки, так что наша помощь пришлась как нельзя вовремя.

Антоху мы поставили разгребать привезённые с берега готовые разносолы, целую кучу заранее приготовленных салатов, закусок и заедок и вообще за сервировку, а сами взялись за горячее. Он, как хозяин, за уху, я за шашлыки, хотя я предпочёл бы наоборот. Любил я свежую уху, от неё такая приятная легкость в животе образуется и пользы много, не то что мясо на углях.

— Так ведь из осетрины шашлыки-то будут, — обрадовал меня Александр, с которым я поделился своими гастрономическими предпочтениями. — Какое мясо? И ты, кстати, с ними не спеши, их готовить полчаса делов. Ты их нанижи на шампуры, да в сторону пока, давай ухой займёмся.

— Ух ты, осетрина? — моментом перенастроился на шашлыки я, такое мы любили не меньше ухи. — Свежая? Да быть того не может.

— Откуда свежей-то взяться, третий день не просыхаем, — подтвердил мои опасения Александр. — Зимняя, на перемёты ловили по льду. Но ты не бойся, она не хуже, она магически сохранённая. И в уху её добавим, в самом конце, я сейчас только мелочь свежую выварю.

Он занялся делом и в процессе я у него узнал, что в селе имеется амулет мгновенной магической заморозки и разморозки, и вообще с ледниками у них всё нормально.

— У нас всё по уму, — рассказывал Александр, кидая потрошёную мелочь в медленно кипящий котел. — Ты пойми, это жизнь наша. Мало добыть, надо ещё и правильно сохранить. И не просто так, а чтобы и вкус и польза, всё осталось. Мясцом и рыбкой мы приторговываем, ягоды мороженые, опять же.

Я кивнул, соглашаясь, потому что знал, что рыбка из вот таких вот, ещё не сильно загаженных людьми мест очень ценилась. Одно дело ловить ее в Каменке, где стоят большие города, да еще и ниже выхода канализации, где она имеется, и совсем другое дело здесь, на нетронутой природе, в чистых и безлюдных протоках и озёрах.

И вот так прошло четыре очень хороших часа. Мы успели и приготовить, и немного похлебать ухи, порыбачить и позагорать в своё удовольствие. Рассказали последние байки и анекдоты, поговорили за жизнь с Александром, и я наконец-то познакомился с его помощником, которого звали попросту Лёхой.

— С колдуном у нас нехорошо получилось, — рассказывал Александр, косясь на беседку, где гном и староста уже успели поорать друг на друга в голос и теперь подчеркнуто общались между собой, но только через Арчи голосами, полными яда. — Ученик сильный был, да только не надо ему ничего, кроме реки. Раздолбай, одно слово. Но добычливый, в край! Как будто в оморочке родился. Все на рыбалку, и он на рыбалку. У всех херня какая-нибудь, а у него полная лодка белорыбицы. И на охоте то же самое. Вот и думай, что для села лучше. Рыбу он раздает всем желающим, на общество, а икру себе оставляет, для продажи. Мясо тоже, только шкурки себе берёт, пушнину. Крепко живет, даже кучеряво. Родители на него не нарадуются, им на колдовство при таком раскладе наплевать и растереть, да и девки все уже из-за него передрались, видный парень, кровь с молоком, и погулять не прочь. А колдунам же нельзя, тешат себя всю жизнь на сухую руку по сырым землянкам, видишь, какая история.

— Сублимация называется, — мне почему-то стало немного обидно за Егорыча. Вот так всю жизнь сидишь в землянке, людям помогаешь, а тебе в спину посмеиваются, хоть и по-доброму, а в случае неудачи с силой тебя пинком под сраку на остров или в монастырь, в награду за долгую службу. — Колдуны да монахи только на неё и уповают. Не надо оно им, вроде бы.

— Ты не думай, я не смеюсь, — как-то уловил моё настроение Александр. — И поп и колдун у нас очень хорошие, все окрестные сёла завидуют, прямо говорю. И я их очень уважаю. Если бы Егорыча на дальний остров постановили выкинуть, мы бы с мужиками его на нашу самую лучшую заимку отвезли, и кормили бы и поили от пуза, до самой смерти. Не знаю, что он там себе напридумывал, но это уже было решено, тут нам их дурные порядки не указ. А вот у отца Саввы попадья была, да сплыла. В первый же год хвостом крутанула, не смогла жить в глуши, сбежала. Столичная штучка, видишь как. Я, её как первый раз увидел, помню, слюней напустил целое ведро, до того горячая была.