И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действие третье. Те же и зонтик
Вообще, если бы не погода, можно было сказать, что хозяйка на солнце перегрелась. А так Их Гонжиковое Величество прям не знало, что и предположить, когда она в очередной раз явилась пред светлы очи. Нет, Их Величество давно подозревали, что им бракованный экземпляр двуногого достался, так себе экземплярчик, прямо скажем (фонограмма тяжелого лошадиного вздоха), но оно ж хоть плохонькое, да свое, потому ладно.
НО! Она ж еще и опасная, как оказалось! Ибо явилась не одна, а в сопровождении страшного чудища! Круглое такое, на палке. Жуть просто. Их Величество чудища сразу не заметило, пошло хозяйку встречать, и тут видит — ОНО!!! Величество остановилось и сделало большие глаза. Греческий хор проделал то же самое. А злая хозяйка еще и улыбается, и сладеньким таким голоском говорит: «Гонжик, ну, иди сюда!» Ага, иди! Величество не идиот, небось! Зафырчал и как рванет! Только в обратную сторону. И греческий хор следом. Но двуногие — они ж приставучие. Потому чудовище было замаскировано под шкурку — типа, уже не живое. Греческий хор заинтересовался, особенно когда Пассия обнаружила, что, если ткнуть чудовище носом, за это вкусняшки дают. Величество завидовало, но издалека.
Но злая хозяйка — она еще и упрямая. Чем так жить — лучше уж пусть съедает! — решило Гонжиково Величество.
Полуфинал действия — Их Гонжиково Величество уже не бегает по пастуху, как болид, а ходит, периодически останавливаясь, оглядываясь и задумываясь, не покончить ли со всем разом в пасти чудовища, следом ходит злая хозяйка, нудя что-то про «не страшно» (угу, оно и видно!), а следом, периодически пиная чудовище носами, ходит греческий хор во главе с Пассией (потому что любопытные).
Финал действия — Их Гонжиковое Величество с отвращением пнуло открытый зонт носом (нате, подавитесь, мучители!), было закормлено лакомствами и оставлено в покое.
Действие четвертое
«Не, ну вы подумайте, а! Второй раз подряд приперлась! Вчера ей мало было!» — думало несчастное жЫвотное Конь, безропотно шагая навстречу своим мучениям. Оно, конечно, можно снова в несознанку поиграть, но Их Величество — Они ж добрые, к убогим благосклонны. Чем бы дитя не тешилось… Кто ж знал, что коварство двуногих воистину безгранично!
Знаете, что она придумала? Усыпила бдительность всякими там упражнялками, а когда Их Гонжиковое Величество прониклось и начало ловить кайф, вдруг прицепила корду и попыталась загнать на круг.
Понимаете???? Корду!!!!! И на круг!!! Все порядочные лошади знают, что корда — это прокат!!! Их Гонжиковое Величество корду НЕНАВИДИТ, потому что она кошмарный сон из позапрошлой прокатной жизни напоминает, а она начиталась чего-то там и экспериментирует!!! На живом существе, между прочим!!! Каково, а?!! Ну и что, что полминуты шага и подъем в рысь «всего лишь», а потом закормила вкусняшками и отпустила совсем?! Сам факт! Их Величество — и на корду!!! На целую почти минуту!!!
Всё, бойкот, вынесло вердикт Их Величество и, вместо того, чтобы как обычно зависнуть рядом и канючить, что ну еще же не всёоооо показаааааал, и ищо много чего умееееееююююю, гордо удалилось. Пришлось злой нехорошей хозяйке вместо вояжа по полям успокаивать нервы несчастного жЫвотного Конь на местной пасеке (там клевер нежный такой, прямо прелесть). Даром, что ли, обзаводилась полезными знакомствами в лице пасечников на следующий после приезда день, чтобы получить разрешение на психотерапевтическую пастьбу?
После клеверной релаксации настроение Их Величества, конечно, несколько улучшилось, но все равно: вкусняшки отдельно, а злые нехорошие хозяева — отдельно. Вот.
Эпилог.
Несчастное жЫвотное конь, временно избавившись наконец от присутствия злой нехорошей хозяйки, сочиняет петицию в Гринпис. Потому что — вот скажите, ну разве вот это жизнь, а? Сплошные мучения и издевательства!
Август 2011
Конь был жив и даже, вроде, здоров. Во всяком случае, носиться с козлопуками ему ничего не мешало. Мне даже обрадовались и не пытались изображать амнезию, хотя я была к этому готова. Подозреваю, потому не пытались, что застала я его не на пастбище, а еще в леваде, где было скучно. Когда принесла корду, вообще оживился страшно, переминался с ноги на ногу, гугукал и торопил. Когда проходил через конюшню, был встречен приветственным ржанием, но сделал вид, что отвечать — ниже его достоинства, зато застрял у денника Подвига — пытался сделать вид, что жеребец там — все-таки он, но злая хозяйка потащила на выход.
Попытались пойти гулять. Тут у нас возникла выборочная амнезия. Ну, то есть он резко вспомнил, что ах, где же наш табун??? И начал орать. А вот мне предстояло разбираться с тем, кто же я тут вообще — тварь дрожащая или право имею? Мне казалось, что некоторые права у меня все же есть, Гонг выказывал обоснованные сомнения, заявив, что те, кто на столь длительный срок оставляет лошадей, [родительских] прав лишаются автоматически. А потому — извините, подвиньтесь. Т. е. в прямом смысле слова пытался подвинуть меня с дорожки, во-первых, повернуть назад, во-вторых, и мне пришлось проявить некоторую сноровку, чтобы моя нога выскользнула из-под чьего-то приземляющегося копыта, в-третьих. Ну, еще бы — про силушку свою богатырскую и удаль молодецкую он в курсе и, если считает нужным, использует. Скажу честно, мне не понравилось. Поэтому периодически шипела, изображая не то, что проехидну, а просто гадину подколодную, отвоевывала себе жизненное пространство, двигая в ответ, а если болид пытался с гиканьем и мотанием головой вырваться вперед — ему приходилось заходить на вольт (ну да, такова вот несчастная судьба болидов, что ж поделать).
Некоторых усилий мне прогулка стоила, но потом он вроде меня признал, и мы даже открыли для себя пруд [Северный полюс открыт Пухом — Пух его нашел]. Правда, заходить в воду в одиночестве он категорически отказался, заявив, что я решила его утопить, а он еще не всю кровь из меня выпил, так что пока не готов, а мне лезть туда первой, дабы придать ему храбрости, было холодно. Ну и ладно, не хочешь — не надо, тебе же хуже, подумала я. Это ж не я фанатею от купания.
Попыталась еще пройти в лес, но там не было дороги, только какая-то партизанская тропа с ветками на ней, и после того, как