Боковая ветвь - Ирина Степановская

— Ну-ка, толмач, разбери! — обращался к нему кто-нибудь, так и этак пытаясь прочесть написанный рукой Натальи Васильевны текст. — Ничего невозможно понять!

Тогда Женя аккуратно брал в руки бумажку, как будто это была великая ценность, и сразу читал, словно писал ее сам. А потом, незаметно, приобщал бумажку к своей коллекции. Это можно было бы отнести к фетишизму, если бы Женя не пытался извлечь из бумаг научную пользу. Он перерабатывал в своем уме те замечания, которые Наталья Васильевна делала другим относительно работы. Содержание же всех работ, которые курировала Наталья Васильевна, Женя знал досконально.

Записки на бытовые темы, попадавшиеся среди деловых бумаг, он складывал в отдельную папку. Там, например, были такие: «Перепечатайте текст после исправлений, чтобы доклад был готов к четвергу». Или: «Лев Андреевич! Позвоните в отдел кадров, чтобы срочно прислали новую лаборантку. Вся работа стоит! Девочку после школы не берите — уйдет». Среди записок встречалось и упоминание его имени. Одна из них адресовалась Юле, тогдашней аспирантке Натальи Васильевны: «Юля, отдайте последние две таблицы Кружкову. Материал был получен на его животных, ему пригодится. И возьмите его в соавторы вашей статьи!» Жене тогда показалось очень смешным, что тихоня Юля так и поставила перед названием статьи, после своей фамилии — Е. Кружков, хотя Наталья Васильевна в записке упоминала его прозвище. Она часто звала его так — Кружков, а Юля настолько была подавлена авторитетом Наташи, что даже не сообразила, что настоящая фамилия Жени — Савенко. Но больше всего ему была дорога бумажка, обращенная лично к нему. Наталья Васильевна писала ее уже давно, карандашом, видимо, торопясь, поэтому разобрать слова было уже трудно. Он еле-еле мог теперь прочитать полустершуюся запись: «Женя! Приходите сегодня вечером в лабораторию и не забудьте купить чаю. У аспирантов кончился, а мне надо на ученый совет! Поговорим с вами о Д.». В тот вечер он (идиот!) не пришел. Поэтому, наверное, и записка сохранилась среди других бумаг. О «Д.» тогда он говорить не хотел. «Д.» означало всего лишь диссертацию. А он хотел говорить о любви. Он думал, Наталья Васильевна обидится, спросит его, почему он не пришел. Она действительно спросила, а он, дурак, тогда сказал, что диссертация волнует его меньше всего. Она задумчиво поглядела в его сторону, характерным жестом пожала плечами и грустно сказала:

— Очень жаль, Женя. Вы ведь очень способны. Можете стать настоящим ученым! Вы должны заниматься наукой. Диссертацию, с учетом тех наработок, что у вас уже есть, вы сделаете за год. Еще год уйдет на то, чтобы написать ее и защититься, и в двадцать пять лет будете иметь ученую степень. А дальше — посмотрите сами. Или уедете за рубеж, или останетесь здесь, но будущее от вас не уйдет! Если же вы пойдете сейчас в практику, вам придется начинать все сначала. И чтобы составить себе имя где-нибудь в хирургии, вам понадобится десять — пятнадцать лет.

Она ловила себя на мысли, что вот опять все в жизни вернулось на круги своя. Выражение «деточка, ты большой ученый» она слышала от Серова около десяти лет назад, когда он приехал за ней, чтобы забрать в Москву. И вот теперь она сама уговаривает этими же словами другого, тоже действительно способного человека.

Способный человек молча слушал ее и смотрел в пол. Вдруг он встал и, сделав к ней два шага, почти закричал, взмахивая рукой на ходу, будто рубил воздух.

— Да как вы не понимаете, я не могу остаться в Москве из-за вас!

Она в изумлении приоткрыла рот, собираясь ему возразить. Конечно, как всякая женщина, она знала и чувствовала, что нравится этому молодому человеку, но, видит Бог, не было с ее стороны ни поощрений, ни кокетства. Что может быть у научного руководителя со студентом, особенно если руководитель молодая и красивая женщина, а студент умный и симпатичный парень? Ее зрелый ум моментально подсказал ей ответ — все, что угодно, может быть у такого научного руководителя с таким студентом: любовь, брак, общие дети, разочарования, измены, развод и так далее. Истории обольщения студентами научных руководителей стары и однообразны, как сам научный мир. Нет уж, она в эту лужу не сядет! Видела, что бывает с другими.

А Женя тем временем продолжал:

— Вы же не хотите, чтобы я из-за вас стал типичным альфонсом? Все будут говорить, что я въехал в науку на вашем хребте! Что сам я без вас ничего не стою, что диссертацию написали мне вы, а я только пользуюсь плодами ваших трудов и вашей любви.

— Любви?

— Потому что, если я останусь в Москве, я добьюсь, что вы уйдете от мужа и переедете жить ко мне!

Она рассмеялась, до того наивны были эти слова.

— Женя, милый! Ваши бы слова мне услышать лет пятнадцать назад! Было бы в самый раз! Жаль только, что в том возрасте вы еще не ходили в школу!

— Вы смеетесь, а зря! — продолжал он. — Не такая уж большая между нами разница. Мне уже двадцать четыре года, а вам всего только тридцать пять! Разница-то смешная!

— Действительно смешная, — улыбнулась Наталья Васильевна. — Когда мне будет шестьдесят, вы еще будете молодым мужчиной в теперешнем возрасте моего мужа. А какой это боевой возраст, я вижу каждый день! — Она замолчала, сложив как-то по-старушечьи руки перед собой и опустив плечи, и Женя в отчаянии закричал:

— Вашего мужа! Вот именно! Вы обманываете себя, думая, что вы защищены вашим мужем! Только ленивый или равнодушный к вам человек может не заметить, что вы, в сущности, ужасно несчастны! Я сам был несчастен в детстве из-за дурной, невоспитанной девчонки, которая развила во мне комплекс неполноценности. Я знаю, что говорю! Я так же грустно, как и вы, тогда смотрел на мир! Более того, я хотел покончить с собой в восьмом классе!

— Я грустно смотрю на мир? — изумилась Наталья Васильевна.

— Женщины, уверенные в себе, никогда так не смотрят! Как бы безобразны и глупы они ни были, если с мужьями у них все в порядке, в их взгляде ясно видишь тщеславную мысль: я любима, избранна, я — великолепна!

Наталья Васильевна только вздохнула.

— Женя, вы умны и наблюдательны, недаром я зову вас к себе на работу, но вы ведь сами сказали — так думают те, кто не очень красив и совсем не умен!

— Так думают все без исключения — и красивые и дурнушки. Кроме тех, кто действительно невостребован. Вот как вы. При всей вашей красоте и уме вы невостребованны, не спорьте! И муж вас не любит! Иначе у вас было бы другое лицо. Но я не буду сейчас настаивать. Вот когда я стану настоящим хирургом, я за вами приеду, и тогда мы посмотрим!

— Ну, Женя! — После его горячих слов Наташа смутилась. — Не говорите ерунды! Ведь вы же умненький мальчик! Один настоящий хирург у меня все-таки уже есть. Это мой муж. Я его люблю. А у вас будет скоро совсем другая жизнь. — Она даже подняла руку, чтобы погладить его по голове, как маленького, но он вырвался от нее резким движением.