С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской

– А в редут вы пытались ворваться?

– Как же, пытались, но были встречены оттуда таким огнем, что командир наш решил не терять людей напрасно и не раздражать турок, имея уже в руках такую добычу, как три орудия.

По сторонам дороги действительно много брошенных турецких ящиков с патронами и изломанных телег, местами были рассыпаны на земле снаряды горных орудий. По дороге попадалась также часто падаль заморенных коней и волов.

Поднявшись еще версты две кверху, я увидал расположенный по склону горы биваком лейб-гвардии Семеновский полк: множество палаток между деревьями, офицеры и солдаты собраны кучей – сегодня у семеновцев полковой праздник и вместе раздача наград за дело у селения Правец. Генерал Гурко поздравляет их и с праздником, и с наградами. Густое, повторенное несколько раз эхом ура раздается в лесу; еще раз громкое ура, и раздирающий воздух пронзительный шип наполовину со свистом и звук «бамм» около полка разорвавшейся гранаты.

– Подлецы! Как метко стреляют, это они на голоса пустили! – говорят между тем офицеры. Третий раз еще более густое ура разносится и гудит по лесу на поздравление генерала Гурко.

– И часто к вам залетают? – спрашиваю я у одного из офицеров.

– Бывает, – отвечал он. – Представьте себе, сегодня одна граната влетела на кухню как раз в миску с супом, разорвалась и никого не задела. Совсем без супу остались.

От семеновцев и не видать еще за деревьями неприятельской позиции; для этого надо подняться еще с четверть версты в гору на нашу батарею. Наша батарея из восьми орудий расположена в лесу на высшей точке горы и стреляет по неприятелю снизу вверх. Неприятельская позиция господствует над нашей со стороны генерала Рауха и находится от нашей батареи на расстоянии 650 сажен, по крайней мере таков прицельный выстрел наших орудий. Позиция неприятеля представляется здесь горой, вершина которой поднялась над нами: гора эта также вся поросла лесом, только гребень лысый, и кажется желтым пятном, местами покрытым другими – белыми пятнами снега. Всего гребня нам не видно, так как мы стоим близко к неприятельской горе и смотрим на ее вершину снизу вверх. Мы видим поэтому только часть лысины, обращенную к нам, точно также нам не видно всех редутов, настроенных неприятелем; видна только одна стена редута, так сказать, его профиль. За эту стену мы направляем наши снаряды. Из стены на нас стреляют, в свою очередь, три орудия неприятеля.

Едва генерал Гурко, поздравив семеновцев, вошел на батарею, он приказал не в очередь (так как на батареях соблюдается известный порядок стрельбы) открыть по неприятелю огонь залпами изо всех орудий. Раздалась команда «к орудиям!». Восемь выстрелов слились в один оглушающий звук, и через секунду с неприятельской горы долетел гул от разрыва наших снарядов. Залпом с нашей батареи был дан как бы сигнал к открытию огня с других батарей. С позиции генерала Дандевиля понеслись к туркам 16 гранат, а над нашими головами летели снаряды из шести орудий, расположенных позади нас двух батарей Ильина и Ореуса на более высоких гребнях той же Рауховской позиции и потому стрелявших в турецкий редут через наши головы. Турки стали тотчас же отвечать из своих трех орудий, и вот поднялся в лесу целый ад шипящих, свистящих и воющих звуков, удесятеряемых эхом леса и гор.

– Своя! Чужая! – спорили двое офицеров, слушая полет гранат над головами.

– Чужая! – с уверенностью прибавил один из них, когда в пяти шагах граната разломала в щепы какой-то ящик и забрызгала землей говоривших.

Генерал Гурко с биноклем в руках переходил ежеминутно с места на место, выбирая пункт, с которого было бы лучше видеть действия наших снарядов. Но кроме белых дымков над лысиной неприятельской горы и над профилем редута, ничего видно не было. (С позиции генерала Рауха стреляют только шрапнелями; с позиции генерала Дандевиля только гранатами.) Сколько за этой стеной редута турок, попадают ли в них наши снаряды – все это, глядя на неприятельскую позицию снизу вверх, нельзя было определить.

– К семеновцам пошла! – говорил меж тем какой-то фейерверкер, определяя полет неприятельского снаряда.

– Говядину у них отобьет, – острил на это наводчик орудия, намекая на разбитую у семеновцев поутру миску с супом.

– Куда это вы? – спрашиваю я знакомого офицера, поспешно взбирающегося на седло.

– К генералу Дандевилю посылают кратчайшим путем, – отвечал он, – а знаете, этот кратчайший путь все время идет опушкой леса на виду у турок. Вчера по генералу Гурко, когда он переезжал отсюда к генералу Дандевилю по этому пути, турки выпустили 15 гранат; они ложились то впереди, то позади генерала всю дорогу; они каждого всадника провожают так. Брр! – прибавил он, пришпоривая лошадь и исчезая за деревьями.

– Три дня ваше высочество не умывался, не раздевался, – говорил, обращаясь к принцу Ольденбургскому генерал Раух, сильно похудевший и пожелтевший в последние дни.

Генерал Гурко, простояв около двух часов на батарее, потребовал коня, чтобы вернуться в Этрополь до наступления темноты. Офицеры Семеновского полка, когда генерал проехал мимо них, умоляющим голосом обращались к свите генерала:

– Ради Бога! Если нам письма есть в штабе, присылайте сейчас же их сюда. На этом Иерихоне (так называли они свою гору!) письма – единственное утешение.

Вообще говоря, позиция генерала Рауха расположена весьма невыгодно сравнительно с неприятельской, находясь значительно ниже неприятеля, который каждую данную минуту может обсыпать ее пулями сверху. Кроме того, с Рауховской позиции, за исключением одной стены турецкого редута, торчащей над головой, из-за деревьев не видать ничего более; так что все назначения позиции генерала Рауха сводятся к тому, чтобы тревожить неприятеля артиллерийским огнем, не отдавая себе даже ясного отчета о количестве вреда, наносимого этим огнем неприятелю. Атака Шандорника со стороны генерала Рауха едва ли возможна, ибо подступ к редуту весьма крутой и продолжительный и самый редут представляется укреплением более внушительным, чем было укрепление у Горнего Дубника. В прошлом моем письме я упоминал уже, что три роты Псковского полка, составляя аванпостную цепь впереди позиции генерала Рауха, ворвались 16 ноября совершенно случайно в редут, заняли его, но не могли по своей малочисленности держаться в нем до тех пор, пока успели подойти подкрепления. Турки с того времени еще более окопались, и по сведениям, собранным из допроса пленных, они значительно усилили гарнизон Шандорника. Атака Шандорника в настоящую минуту сопряжена была бы с огромными потерями. Вообще турецкие укрепления, оберегающие перевалы Балкан и путь на Софию, очень сильны и многочисленны: их тут целая цепь, расположенная по вершинам гор. Виденный с позиции Рауха один профиль турецкого редута составляет только начало, первое кольцо продолжительной цепи укреплений, заключающейся Араба-Конаком. Эти укрепления видны и обстреливаются с других наших позиций – генерала Дандевиля и со стороны шоссе графа Шувалова.