С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской

Обстановка этого бивака в узком ущелье и посреди дороги до крайности сурова и поражает взор невзыскательностью к условиям жизни хозяев бивака – графа Шувалова, его штаба и свиты. Простые солдатские палатки (захваченные у турок) разбиты прямо на снегу, рядом с палатками солдат; горящий снаружи на снегу костер служит кухней, а также и местом для отогревания коченеющих от холода ног и рук. Несколько охапок сена, брошенных в палатке на мерзлую землю, заменяют ковер на полу. Палатка графа Шувалова только тем и отличается от остальных солдатских палаток, что она турецкая и потому круглая, тогда как у наших солдат полотно натянуто в виде треугольника. Снег лежит на палатках. Вокруг бивака видны лишь высокие горы, сплошь поросшие густым лесом; и горы, и лес покрыты снегом. Куда ни глянешь, кругом все бело, дико и давит суровостью; небо постоянно туманное. Солдаты круглый день греются у костров и бегают по очереди в горы за дровами, оглашая лесную чащу звенящими звуками тесаков о древесные стволы, треском и шумом от подрубленных валящихся деревьев. Иногда высоко в туманном воздухе гудит граната, отправленная с одной вершины горы на другую.

Хозяин бивака граф Шувалов встречает прибывшего к нему приветливо, радушно: он умеет в несколько минут обворожить вас своим разговором, обходительной манерой, импонировать на вас своим бодрым расположением духа. На вид Шувалову лет сорок, он среднего роста, плотно и крепко сложен и кажется человеком видимо довольным суровой обстановкой бивачной жизни и не придающим значения связанным с нею непривычным лишениям. Генерал Гурко, спартанец по своей натуре, посещая от времени до времени наши позиции на Софийском шоссе, каждый раз, шутя обращаясь к графу Шувалову, говорит ему, что велит на днях отдать в парольном приказе распоряжение о том, чтобы построить Шувалову землянку или барак из досок и силой водворить туда хозяина. Но Шувалов хорошо понимает значение, какое имеет в глазах солдата палатка командира, поставленная на снегу рядом с солдатской и наравне с последней лишенная всяких удобств. Он всячески заботится о солдате, расходуя постоянно свои собственные средства на него и на ежедневную по возможности чарку водки для солдат. Пользуется он в своем отряде большой популярностью, доходящей у многих до обожания и восторженных отзывов, популярностью, укрепившейся за ним в особенности после дела у Горнего Дубника, где участвовала в бою преимущественно 2-я гвардейская дивизия, коей Шувалов состоит начальником. Во время этого дела граф Шувалов бо́льшую часть дня провел, объезжая цепи атакующих солдат и подъезжая к турецкому редуту на 200 и 150 сажен расстояния, причем из семи сопровождавших его офицеров только один вернулся не раненым, остальные же кончили день на перевязочном пункте. На Софийском шоссе, в ущелье, граф Шувалов обыкновенно выходит из своей палатки и едет на позиции в сопровождении полковника Скалона, командира гвардии саперного батальона, и следит за производством земляных работ и укреплений или же сам сопровождает на позиции приезжающего к нему приблизительно через день генерала Гурко.

Сегодня я застал графа Шувалова едущим на линию наших аванпостов по шоссе в направлении к перевалу, за ним следуют генерал Эттен (командир 2-й бригады), полковник Бальц (исправляющий должность заболевшего начальника штаба полковника Паренцова) и двигаются по ущелью мимо расположенных у края дороги биваком нескольких батальонов войска, составляющего резервы наших позиций против Араба-Конака. Одна колонна лейб-гвардии Павловского полка находится в движении, она сворачивает из ущелья на гору и медленно начинает подъем, вступая на крутую тропинку.

– Здравствуйте, друзья! – говорит им граф Шувалов.

– Здравия желаем ваше сиятельство!

– А водка была сегодня?

– Была; точно так; пили, – раздаются ответы.

– Ну, идите себе с Богом. А только если случится, что он на вас полезет, то знаете, как его принять, по-павловски!

– Постараемся, ваше сиятельство.

– Ну, Христос с вами, – прибавляет граф Шувалов, подвигаясь далее по шоссе, загибающему все более вправо, наподобие колеса. Мы минуем батарею из двух орудий, построенную у самой дороги с целью обстреливать вдоль часть ущелья; минуем еще несколько групп солдат и едем далее, приблизительно с версту, не встречая никого по дороге. Из кустов внезапно поднимаются человек шесть солдат и молча выстраиваются, отдавая честь проезжающему начальнику. Граф Шувалов также молча здоровается с ними. Эти солдаты находятся в секрете: их назначение – быть спрятанными где-нибудь в кустах или в канаве, неслышными и незаметными для неприятеля, наблюдать, сторожить по сторонам и доносить о всем виденном и слышанном в течение дня и ночи. Положение солдата в секрете в настоящую зимнюю пору весьма тяжелое, так как разводить в секрете костер запрещается строжайшим образом, и солдат принужден, следовательно, лежать на снегу, без огня, не имея возможности отогревать заходящиеся конечности; к тому же и обувью солдаты сильно поизносились; редко у кого найдутся вполне целые и здоровые сапоги; переменная же пара вместе с ранцами остались в Боготе и хотя выписаны оттуда, но до сих пор еще не пришли; нет также и теплых полушубков, за исключением разве немногих, розданных здесь в передовые цепи солдатам г. Петлиным, уполномоченным Общества Красного Креста при летучем отряде, сформированном государыней императрицей. В дырявых же сапогах и в серой шинели на сырости и на холоду положение солдата тяжелое; и были случаи отморожения ночью в траншеях рук и ног и несколько смертных случаев от холода.

Секреты составляют всегда последние пункты наших аванпостов, и, подвигаясь далее за графом Шуваловым по шоссе, мы не встречаем уже более никого из солдат. Кругом стоят все те же горы, поросшие густо буковым лесом, усыпанные снегом. В горах и на дороге царит тишина мертвая, прерываемая лишь звуком копыт наших коней о мерзлую землю, да слышно еще, как падает иней крупными снежными кусками, шелестя в деревьях. Мы двигаемся по нейтральной полосе, не занятой ни нами, ни неприятелем, лежащей между нашей цепью и турецкой, и легко быть может, что спрятанный где-нибудь, наподобие нашего, в кустах неприятельский секрет даст внезапно и на близком расстоянии ружейный залп. Но вот за поворотом шоссе мы видим еще четырех всадников, остановившихся на дороге, и различаем в них драгунский разъезд.

– До какого места доходили? – спрашивает граф Шувалов.

– Вон до этой караулки доходили, – говорят драгуны, указывая на домик, построенный невдалеке впереди.

– Неприятеля видели?

– Никак нет.

– Так поезжайте за мной, – прибавляет Шувалов, подвигаясь далее по шоссе; мы проезжаем мимо караулки, у которой валяются на земле шесть трупов турок, полузасыпанных снегом. Поворачиваем снова вправо и, отъехав с полверсты, видим, что шоссе начинает подниматься несколько в гору, видим у самого подъема еще караулку и шесть человеческих фигур в башлыках у дымящегося костра: пятеро лежат на земле вокруг огня, один стоит облокотившись на ружье. Это турецкий пикет, расположенный, вероятно, на самом перевале; дорога тут поднимается на пригорок, лежащий поперек ущелья, и за этим пригорком находятся уже Араба-Конак и турецкие укрепления, оберегающие перевал.