Соки земли - Кнут Гамсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и наступила развязка.
Оно бы ничего остаться одному на хуторе, он к этому привык, но скотина очень его связывала, и когда ему приходилось отлучаться из дому, она оставалась без ухода. Торговец посоветовал ему взять на зиму Олину, она когда-то несколько лет прожила в Селланро, правда теперь она старая, но все– таки хлопотунья и работящая. Аксель послал за Олиной, но она не пришла, и он не имел от нее известий.
В ожидании Аксель работает на рубке дров, обмолачивает свой маленький скирд ячменя и ходит за скотиной. Было одиноко и тихо. Изредка проезжал по пути в село или из села Сиверт из Селланро. В село он возил дрова или кожи, или молочные продукты, оттуда же возвращался почти всегда порожняком, хуторянам из Селланро мало что нужно было покупать.
Изредка проходил мимо Лунного Бреде Ольсен, и за последнее время чаще, чем раньше – чего это так зачастил? Он старался в последние недели стать необходимым на телеграфной линии и таким образом сохранить за собой место.
Со времени отъезда Варвары он ни разу не зашел к Акселю, а проходил мимо, и это с его стороны заносчиво, – ведь он все еще жил в Брейдаблике и не выселился оттуда. Однажды, когда он намеревался пройти, даже не поздоровавшись, Аксель остановил его и спросил, когда он собирается освободить место.
– Как ты расстался с Варварой? – спросил вместо ответа Бреде.
Слово за слово:-» Ты отправил ее без всяких средств, она насилу добралась до Бергена.
– А, так она в Бергене?
– Да, она пишет, что наконец-то попала туда, но это без твоей помощи. – Вот я возьму и сейчас же выселю тебя из Брейдаблика, – сказал Аксель.
– Сделай одолжение! – насмешливо ответил тот. – После нового года мы и сами выселимся, – сказал он и пошел своей дорогой.
А-а, Варвара уехала в Берген. Значит, так и вышло, как Аксель думал. Он не горевал, – горевать! Чего ради? Она была просто ведьма; но до сих пор он еще не терял надежды, что она вернется. Черт его поймет! Должно быть, он все-таки очень уж привязался к этому человеку, к этой негоднице. Но у них были и хорошие минуты, незабвенные минуты, именно для того, чтоб она не убежала в Берген, он и поскупился на деньги при прощании. И вот она все равно удрала. Правда, вон висят кое-какие ее платьица, да на полке лежит в бумаге соломенная шляпка с крылышками. Но она не вернется за ними. Ох, да, может быть, он и горевал немножко. Словно в насмешку, ее газета продолжала приходить и, наверное, не прекратится до нового года.
Но как бы то ни было, у Акселя было и другое о чем подумать, – надо быть мужчиной.
К весне он собирался пристроить амбарчик к северной стене новой избы. На зиму надо нарубить бревен и напилить досок. У Акселя не было сплошного строевого леca, но в разных местах его участка росли поодиночке толстые сосны, и он решил срубить те, что находились по дороге в Селланро, чтоб сократить провоз до лесопилки.
Однажды утром он особенно тщательно накормил скотину, чтоб она выстояла до вечера, запер за собой двери и ушел в лес; кроме топора и котомки с едой он захватил с собой лопату для отгребания снега. Погода мягкая, вчера была сильная буря с метелью, но сегодня тихо. Он идет все время по телеграфной линии пока не доходит до места, потом стаскивает куртку и принимается рубить. Срубив дерево, очищает его от сучьев, превращает в бревно, а верхушку и ветки складывает в кучу.
В гору проходит Бреде Ольсен, значит на линии после вчерашней бури беспорядок. А может быть, Бреде пошел и так себе, он стал очень усерден к службе. Ха, вот до чего исправился! Мужчины не сказали друг другу ни слова и не поздоровались.
Аксель замечает, что погода меняется, ветер все усиливается, но он продолжает работать. Давно перевалило за полдень, а он не ел. И вот он срубает большую сосну, которая при падении задевает его и валит на землю.
Как это произошло? Беда подкарауливала. Стоит сосна и качается на корню, человек хочет повалить ее в одну сторону, а ветер в другую, человек оказывается слабее. Оно бы может обошлось, да снег прикрыл неровную почву, Аксель оступился, шагнул в бок, попал ногой в расщелину и застрял в горе, придавленный сосной.
Ну да! Оно бы и сейчас еще обошлось, но он упал так удивительно неловко, – как будто и руки, и ноги целы, но необыкновенно неловко, и никак не мог выбраться из-под огромной тяжести. Через некоторое время он высвободил одну руку, на другой он лежит, и до топора никак не достать. Он оглядывается и думает, как всякое другое животное, попавшее в капкан, оглядывается, думает и барахтается под деревом.
– Наверно, немного погодя Бреде пройдет обратно, – думает он и отдувается.
В начале он относится к своему приключению легко и только сердится, что оно ему помешало, он ничуть не опасается за свое здоровье, а тем более за жизнь. Правда он чувствует, что рука, на которой он лежит, точно замирает под ним, а нога, увязшая в расщелине, стынет и тоже немеет, но это ничего.
Бреде наверное скоро придет.
Но Бреде не шел.
Буря усиливалась, снег сыпал Акселю прямо в лицо. – Смотри-ка, теперь пошло по-настоящему! – думает он еще довольно беспечно, и точно сам себе подмигивает сквозь снег, что, вот теперь надо смотреть в оба, теперь-то и начинается по-настоящему! Спустя некоторое время он издает крик. Его недалеко слышно в бурю, но он несется по линии, к Бреде. Аксель лежит и предается бесполезным думам: если б достать топор, он мог бы высвободиться!
Хоть бы выпростать руку, она лежала на чем-то остром, на камне, и камень тихонько и вежливо въедался в руку. Хоть бы убрался этот проклятый камень, но никто еще не слыхал, чтоб от камня можно было дождаться любезности.
Время идет, снег метет жестоко, Акселя совсем заносит, он совершенно беспомощен, снег невинно и бездумно ложится на его лицо, сначала тает, потом лицо остывает, и снег перестает таять. Вот теперь-то начинается по– настоящему!
Он громко кричит два раза и прислушивается.
Вот занесло и топор, он видит только кусочек топорища. Неподалеку висит на дереве сумка с едой, если б достать, он бы съел кусочек, этакий изрядный ломтище! А уж раз он так смел в своих требованиях, то хорошо бы заодно раздобыть и куртку, становится холодно. Он опять громко кричит.
Вон стоит Бреде. Он остановился, смотрит на кричащего, стоит всего секунду и шарит глазами в том направлении, словно выискивая, что там происходит.
– Подойди и подай мне топор! – жалобно кричит Аксель.
Бреде отводит глаза, он понял, что произошло, и вот он смотрит вверх, на телеграфный провод и как будто собирается засвистать. Спятил он, что ли!
– Подойди и дай мне топор! – повторяет Аксель громче, – я лежу под деревом!
Бреде ужасно исправился и стал усерден к службе, он смотрит только на провода и вот-вот засвищет. И обратите внимание, что, пожалуй, он засвищет весело и мстительно.
– Что ж, ты хочешь убить меня и даже не подаешь мне топора! – кричит Аксель.
Тогда оказывается, что Бреде как будто надо спуститься по линии немножко дальше, осмотреть провода и там. Он исчезает в метели.
Так, да, да. Но теперь очень было бы хорошо, если б Аксель как-нибудь высвободился сам и достал топор! Он напрягает живот и грудь, чтоб приподнять придавившую его огромную тяжесть, толкает дерево, трясет его, но добивается только того, что его еще больше засыпает снегом. После нескольких тщетных попыток он успокаивается.
Начинает смеркаться. Бреде ушел, но как далеко? Не особенно далеко, Аксель опять кричит и тут же говорит одним духом:
– Что ж, ты так и оставишь меня валяться тут, убийца? – кричит он, – неужто тебе не дорога твоя душа и вечное блаженство? Ты знаешь, что можешь подучить корову, если поможешь мне, но ты пес, Бреде, ты хочешь погубить меня.
Но я же зато донесу на тебя, так же истинно, как я сейчас лежу здесь, помяни мое слово! Неужто ты не можешь подойти и дать мне топор?
Тишина. Аксель опять барахтается под деревом, чуть-чуть приподнимает его животом, снег засыпает его еще больше. Потом сдается и вздыхает, он устал и ему хочется спать. Скотина стоит теперь в землянке и мычит, она с утра не пила и не ела, Варвара ее уж не кормит, Варвара удрала, удрала с обоим» кольцами. Смеркается, ну да, наступает вечер и ночь, но это-то еще куда бы ни шло, только вот холодно, борода обмерзла, глаза, должно быть, тоже смерзаются, хорошо бы достать куртку с дерева, и – возможно ли! Нога его совсем отмерзла до бедра. – Все в руке Божьей! – говорит он, и звучит это так, как будто он и впрямь может говорить по-божественному, когда захочет.
Темнеет, ну что ж, он может умереть и без зажженной лампы! Он становится таким кротким и добрым, и ради пущего смирения, ласково н глупо улыбается непогоде, это божий снег, невинный снег! Да, он даже готов не доносить на Бреде.
Он затихает, сонливость все более и более овладевает им, он точно парализован от всепрощения, он видит так много белого перед глазами, леса и равнины, большие крылья, белая пелена, белые паруса, белое, белое – что это такое? Чепуха, он отлично знает, что это снег, он лежит на земле, похоронен под деревом, и в этом нет никакого колдовства.