Редкостная Золушка (СИ) - Руж Роксэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надя… — начал Павел, но замолчал. Поправил очки на переносице и прошелся пятерней по волосам. — Иногда… Крайне редко журналисты выполняют работу статистов.
— Статистов… — повторила я. — И что же делают статисты-журналисты?
— Они фиксируют данные, которые потом могут помочь восстановить хронологию событий.
— Паша… — я почти перешла на шепот. — Пообещай мне… — В горле встал ком, поэтому я замолчала на несколько секунд, пытаясь совладать со слезами. Хотела попросить, чтобы он отказался от этой командировки, но смогла лишь выдавить — Что твоя работа безопасна.
— Моя работа важна, Надя…
— Для кого, Паш? Для меня нет. — Подошла к нему ближе. Остановилась, когда между нами остались считанные сантиметры. — Пожалуйста, Паш, откажись… — Я чуть было не сказала "ради меня", но промолчала.
— Для меня важна, Надя. И нет, я не откажусь. — В его голосе зазвенел металл и я почему-то сразу вспомнила Галину Владимировну. Ведь именно с такой же интонацией Паша разговаривал со своей мамой.
Боже, я становлюсь параноиком под стать ей…
Эта мысль привела меня в чувство. Я несколько раз глубоко вдохнула накалившегося воздуха, полностью взяв под контроль разбушевавшиеся эмоции.
— Кашин, поверь, я тебя убью, если с тобой что-нибудь случится… — я в очередной раз попыталась перевести все в шутку, хотя у самой душу выворачивало наизнанку.
Не стала смотреть, как Павел собирает фотографии с приклеенными к ним желтыми стикерами в черную папку. Ушла на кухню. Включила чайник, хотя прекрасно знала, что сейчас просто физически не смогу в себя протолкнуть не то что еду, а даже воду.
Паша пришел через несколько минут. Открыл холодильник, изучая его наполнение.
— Так, продукты есть. Дней пять продержишься, — сказал он, закрывая дверцу, улыбаясь.
— Продержусь, — горько усмехнулась я в ответ, понимая, что отсчет этих нескончаемых пяти дней скоро уже начнется…
Он уехал спустя час, пообещав, что сообщит мне как доберется. Не находила себе места, пока в десять вечера не пришло сообщение от абонента с непривычным набором цифр в номере.
"Я прилетел. Все нормально. Люблю. До встречи".
Полночи провыла в подушку…
На следующий день я погрузилась в работу с головой. Эта схема всегда работала — так было проще не думать… Потом прошел еще один день, который не принес ни звонка ни сообщения…Зато принес одну важную гостью.
Татьяна заглянула ко мне в кабинет и сообщила, что пришла Кашина Галина Владимировна.
Господи, и в окно не выйти… высоко…
— Зови, — одними губами прошептала я, вставая со своего кресла.
— Галина Владимировна, проходите. Танюша, кофе пожалуйста.
— Спасибо, Надежда, не стоит беспокоиться. Я ненадолго. — От этих слов даже полегчало. Отпустила Татьяну, сама же предложила Галине Владимировне присесть.
Я заняла свое место за столом, наблюдая за тем, как устраивается Галина Владимировна и разглядывает мой кабинет. Неужели она здесь из праздного любопытства…
— Паша улетел три дня назад, — сказала я, просто чтобы хоть с чего-то начать разговор.
— Неужели вы думаете, Наденька, что я об этом не знаю? — с усмешкой спросила она.
— Я вообще об этом не думала, Галина Владимировна, — сказала я, отлично копируя интонацию женщины.
Мы на минуту замолчали, продолжая сверлить друг друга взглядами.
— Знаете, Надежда, я была против того, чтобы Паша женился на вас. Я и до сих пор считаю, что вы ему не подходите. — Эти слова резанули меня не хуже заостренного лезвия.
— Судя по всему, Павлу вообще ни одна женщина не подходит, так как вы, Галина Владимировна, уже замужем. — К моему удивлению женщина не обиделась, лишь натянуто улыбнулась.
— Вы же знаете, Надя, в какой работе Паша нашел себе призвание.
— Да, он журналист. — И какой-то там статист…
— Паша не простой журналист, он военный корреспондент. Военкор — так, кажется, сейчас модно говорить. — Холод пробежался по позвоночнику, но я старалась не подавать виду.
— Да, я это знаю, — ответила я.
— А я знаю, что жизнь моего сына не стоит дороже одного патрона, — в сердцах бросила мне Галина Владимировна, будто это именно я готова была выпустить тот самый патрон…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Существуют же конвенции, — начала было я…
— Наденька, вы такая наивная. Никакие конвенции и международные права никогда не действовали по отношении к нашим журналистам. Поверьте, любой мине безразлично, кто на ней подорвется.
Я встала из-за стола и подошла к окну, повернувшись к женщине спиной. Не могла больше на нее смотреть, все чаще улавливая в ее эмоциях свой собственный страх.
— Вы слишком сильная и независимая женщина, Наденька, чтобы быть женой такого человека. Поверьте моему…
— А Яна? — перебила я. — Она больше подходящая партия для Павла?
— Яна настолько же глупа насколько красива. Но она ближе к журналистике, чем вы, Надя. Общается в тех же кругах. Паше было бы проще с ней. А потом бы она забеременела…
— Ребенок? Так вот каким образом вы хотели удержать сына. Откуда такая уверенность, что ребенок был бы от него? — спросила я, вкладывая в последний вопрос всю злость и обиду, что принесли мне слова женщины.
Галина Владимировна промолчала, тем самым давая понять, что в данном случае отцовство не имело для нее никакой роли…
Страшная женщина…
Я отвернулась к окну. Продолжать этот разговор не было никакого желания. По тяжелому вздоху и скрипу стула я поняла, что Галина Владимировна поднялась.
Я уже понадеялась, что она направилась к выходу, но надежда не оправдалась. Я обернулась и увидела стоявшую перед моим столом женщину. Она держала в руках черную папку, смотря на нее и думая о чем-то своем.
— Вот, Наденька, тот самый крест, который теперь понесете вы, — она положила папку на стол и больше не говоря ни слова вышла из кабинета.
Я снова повернулась к окну, давая свободу слезам…
Алтарь
Рука не поднялась выбросить эту папку, как и не поднялась ее раскрыть. Я боялась того, что могла в ней обнаружить…
Лишь вечером, сидя в гостиной, я решилась открыть ящик Пандоры.
В папке в хронологическом порядке были собраны Пашины статьи. Все они были околополитические, околовоенные.
Я вчитывалась лишь в заголовки, мне и этого было достаточно, чтобы понять, сколько раз он ходил по самому краю…
Практически на середине собранного материала я обнаружила статью, написанную не самим Павлом, а о нем. О том, как в ходе военной операции из плена был освобожден российский журналист. К статье прилагалась и фотография — двое мужчин в камуфляжной форме со скрытыми лицами под руки тащили еще одного. На нем были лишь штаны, заляпанные чем-то. На черно-белом снимке нельзя было разглядеть что это, но я и так знала…
Всмотрелась в запрокинутое к небу лицо. Все: и полуоткрытый рот, и неестественное положение головы, закрытые глаза… да даже босые ноги, что безвольно волочились по каменистой земле — все это свидетельствовало о том, что мужчина находился без сознания.
Я все еще старалась отгородиться от увиденного, не веря, что такие знакомые черты лица Паши могли принадлежать вот этому еле живому человеку на снимке…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Перелистнула прозрачный файл…
Дальше были собраны копии медицинских документов: разнообразные рецепты, справки, направления, выписки из личной медицинской карточки, рекомендации. Я не стала вчитываться в них, даже по этой горе бумаг понимая, как долго шло восстановление Паши.
На следующем развороте обнаружила его фотографию, но уже в цвете и в больнице. Он лежал под капельницами со вставленной в рот трубкой, подключенный к медицинским аппаратам. Кажется, я даже могла услышать звук работающей техники, которая безразлично транслировала сердцебиение…
