Эдгар По. Сумрачный гений - Андрей Танасейчук

Состоялся этот разговор или дело продвинулось обычным порядком, но в конце марта в Ричмонд пришло письмо из министерства, извещавшее, что Эдгар Аллан По «внесен в списки кандидатов к поступлению в Военную академию армии США». К письму прилагался и перечень документов, которые необходимо было предоставить. В том числе и гарантийное письмо от опекуна, что «он не возражает против службы» своего воспитанника.

Требуемое письмо (видимо, не без внутреннего удовлетворения) мистер Аллан представил:

«Его превосходительству министру обороны, Вашингтон.

Сэр!

Как опекун Эдгара Аллана По, настоящим я удостоверяю свое согласие на подписание им бумаг, которые обязуют его к службе Соединенным Штатам на срок в пять лет, если он не будет уволен раньше, как оговорено в вашем письме о зачислении его в кадеты.

С уважением, ваш покорный слуга

Джон Аллан».

Об эту же пору — по версии Г. Аллена — случилась и ссора с опекуном, после чего поэт покинул Ричмонд и (в апреле) возвратился в Балтимор к миссис Клемм[95].

Как ни прискорбно писать об этом, но упомянутая ссора — целиком на совести юного поэта. И причиной стали не мифические ухаживания опекуна, а неосторожные (и оскорбительные) слова По в адрес мистера Аллана в одном из писем, содержание которого стало известно последнему.

Дело вот в чем. Зимой 1829/30 года, видимо, устав ожидать, когда Эдгар По заплатит обещанные (и обеспеченные векселем) 50 долларов, ему написал сержант Грейвз — тот самый, что заменил «Эдгара А. Перри» на посту главного сержанта Первого артиллерийского полка.

Как, вероятно, помнит читатель, По несколько раз честно пытался скопить деньги и рассчитаться с сержантом. Но ему постоянно что-то мешало: то деньги шли на самое насущное (и очень часто их на это «насущное» не хватало), то их попросту крали, то нужно было заплатить издателям. Опекун же денег не давал, не веря в реальность существующего долга. Так, по сути невольно, Э. По все откладывал и откладывал «расплату». Сержант, понятное дело, терял терпение и вот, раздобыв где-то ричмондский адрес По, написал ему. Поэт ответил и вновь подтвердил, что о долге помнит, обязательно заплатит, но сейчас денег у него нет, однако постарается в очередной раз обратиться к опекуну. Видимо, это намерение было искренним, и, вероятно, он даже верил в успех разговора, поскольку отношения с отчимом были неплохими. Вероятно, разговор состоялся, но, судя по всему, результат снова был отрицательным. Во всяком случае, в письме от 3 мая 1830 года По сообщил Грейвзу, что «уже десять раз пытался получить… деньги у мистера Аллана, но тот, так или иначе, увиливает» и вообще «редко бывает трезв». Вот эта последняя ремарка и оказалась роковой. Конечно, По писал солдату-сослуживцу, потому писал нарочито грубовато и, конечно, не думал, что его слова прочтет кто-то другой. Но вышло иначе. Сержант, видимо, отчаявшись получить свои деньги, написал напрямую мистеру Аллану, требуя заплатить долг и… присовокупил злополучное письмо По к собственноручному посланию.

21 мая 1830 года послание достигло опекуна. Объяснение последовало незамедлительно. Свидетелей разговора не было. Но, зная вспыльчивый характер негоцианта и — не менее несдержанный — его собеседника, о накале эмоций нетрудно догадаться. Понятны и последствия: едва ли не на следующий день Эдгар По покинул Ричмонд.

Но, видимо, Эдгар По чувствовал свою вину и около года спустя (3 января 1831-го) писал мистеру Аллану: «Уезжая от вас, я стоял на палубе парохода и понимал, что больше мы никогда не увидимся».

Так и случилось. Несмотря на взаимные обиды, позднее они продолжали переписываться (переписка была неровной, сарказма и желчи хватало и с той и с другой стороны, но иногда опекун даже отзывался на просьбы непутевого пасынка о помощи), но действительно больше не виделись.

А единственным бенефициаром в этой истории оказался пресловутый Грейвз: мистер Аллан, хотя так и не поверил в историю о долге в 50 долларов, сумму эту все-таки выплатил. Видимо, только для того, чтобы «не трепали его доброе имя». Тем более что в действительности он спиртным никогда не злоупотреблял.

А Эдгар По отправился в Балтимор. Опекун предписал дожидаться там вызова в академию и у себя в доме видеть его больше не хотел.

К чести мистера Аллана, необходимо добавить, что поэт покидал Ричмонд прекрасно одетым, с запасом белья и изрядным багажом. Снабдили его и деньгами: торговец дал 20 долларов.

А матримониальная интрига, о которой мы упоминали, все-таки имела место. Но позднее, и наш герой никакого отношения к ней не имел. Уже после отъезда пасынка из Ричмонда на приеме у одного своего приятеля-плантатора (с ним он вел общие дела) мистер Аллан познакомился с некой молодой особой. Ее звали Луиза Габриэлла Паттерсон, она приходилась племянницей жене хозяина дома и приехала погостить из Нью-Джерси, где жила с родителями. По воспоминаниям современников, она была миловидна, но довольно резка в суждениях и вообще весьма активна. Ей было тридцать лет или чуть больше. Что ее привлекло в негоцианте? Скорее всего, деньги. Да и в таком возрасте трудно быть слишком разборчивой. Очень скоро они обручились. А на следующий год мисс Паттерсон превратилась в миссис Аллан, лишив нашего героя даже призрачных перспектив на наследство.

Кадет Вест-Пойнта. 1830–1831

«В чудесном уголке — красивейшем по всему красивому и приятному нагорью у реки Норт — находится высшая военная школа Америки; она стоит в окружении темно-зеленых холмов и разрушенных фортов и смотрит с высоты на далекий городок Ньюбург, притулившийся у сверкающей на солнце водной полосы, по которой здесь и там скользят челноки, и белый парус под порывом ветра, налетевшего из горной лощины, вдруг меняет галс, — все здесь насыщено воспоминаниями о Вашингтоне и событиях Войны за независимость. Трудно было бы сыскать для академии более подходящее место, а более красивого, кажется, и в мире нет»[96].

Так писал о местности, где расположен Вест-Пойнт, знаменитый Чарлз Диккенс, посетивший ее в 1842 году, — через двенадцать лет после того, как туда поступил Эдгар По. Едва ли в те годы виды, которые открывались перед глазами зрителя, были менее живописными. Разве что форты, о которых упоминает писатель, находились в более приличном состоянии, но и тогда они уже разрушались, поскольку необходимости поддерживать их в боевом состоянии не было[97]. Англо-американский художник и гравер Уильям Беннетт в 1831 году запечатлел на своей гравюре вид, открывающийся с реки Гудзон на Вест-Пойнт. Что и говорить, панорама действительно впечатляет.