Неземная - Синтия Хэнд

Я не уверена, говорит ли он о платье или обо мне. Но в любом случае, я польщена.

На нем надет блестящий черный смокинг с серебристым воротником и галстуком, белая рубашка с запонками и все, что нужно. Он выглядит буквально аппетитно. Даже мама не может оторвать от него глаз.

— Ты здорово выглядишь, — говорю я.

— Кристиан сказал мне, что живет неподалеку, — говорит мама, ее глаза сияют, ни следа прежних слез. — В трех милях к востоку отсюда, кажется так?

— Точно, — говорит он, все еще глядя на меня.

— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает она.

— Нет, только я один.

— Нам нужно ехать, — говорю я, потому что чувствую, что мама пытается выяснить, что в конечном счете значит мое видение, и я боюсь, что это испугает его.

— Вы вместе смотритесь просто потрясающе, — говорит мама. — Могу я вас сфотографировать?

— Конечно, — отвечает Кристиан.

Мама убегает в кабинет за камерой. Мы с Кристианом ждем ее в полной тишине. Он пахнет потрясающе, поразительной смесью мыла, парфюма и чего-то, присущего только ему. Феромоны, предполагаю я, но на самом деле, все это больше похоже на химию между нами.

Я улыбаюсь ему. — Спасибо за терпение. Ты знаешь, какими могут быть мамы.

Он не отвечает, и я спрашиваю себя, будет ли у нас шанс сделать шаг вперед в наших отношениях сегодня. Затем мама возвращается, и заставляет нас встать напротив двери, пока она фотографирует. Кристиан приобнимает меня, его ладонь слегка касается середины моей спины. Дрожь пронзает мое тело. Есть что-то, что происходит между нами, когда мы прикасаемся друг к другу, что я не могу объяснить, но что делает меня слабее и сильнее в одно и то же время, заставляя кровь нестись по сосудам, а воздух перемещаться из моих легких и обратно. Словно мое тело узнает его. Я не знаю, что это значит, но кажется, мне это нравится.

— О, я забыла, — говорю я после вспышки фотокамеры. — У меня есть бутоньерка.

Я устремляюсь на кухню, чтобы вытащить ее из холодильника. — Вот, — говорю я, возвращаясь назад. Я делаю шаг к Кристиану, чтобы прикрепить бутоньерку, единственную белую розу и немного зелени, к его лацкану, и тут же прокалываю свой палец булавкой.

— Ох, — произносит он, вздрагивая, словно иголка пронзила его палец, а не мой. Я поднимаю палец вверх, и на нем выступает единственная капелька крови.

Кристиан берет мою ладонь и осматривает ее. Мое дыхание сбивается. Я могу привыкнуть к этому.

— Как думаешь, переживешь это? — говорит он, смотря в мои глаза, и мне приходится закрыть их, чтобы успокоить дыхание.

— Думаю, смогу. Уже даже и кровь не идет, — я взяла у мамы платок и приложила его к кончику пальца, стараясь не запачкать платье.

— Давай попробуем еще раз, — говорю я и в этот раз подхожу ближе, наше дыхание смешивается, пока я осторожно прикрепляю бутоньерку. Это то же чувство, как когда мы вместе лежали на снегу на с лыжном склоне, на расстоянии вздоха. Словно я могу наклониться и поцеловать его, даже здесь, перед мамой. Я быстро делаю шаг назад, размышляя над тем, что все сегодня пойдет или очень хорошо, или очень плохо.

— Спасибо, — говорит он, смотря вниз, на дело моих рук. — У меня для тебя тоже есть бутоньерка, но она в машине. — Он поворачивается к маме. — Было приятно познакомиться, миссис Гарднер.

— Пожалуйста, называй меня Мегги.

Он сердечно кивает.

— Возвращайся домой до полуночи, — добавляет мама. Я гляжу на нее во все глаза. Не может же она правда так сказать. Танцы даже не закончатся к полуночи.

— Можем идти? — спрашивает Кристиан прежде чем я успеваю придумать достойный аргумент для мамы. Он предлагает мне свою руку, и я сгибаю свою в локте.

— Да, можем, — отвечаю я, и мы удаляемся отсюда.

Перед дверью художественного музея в Джексоне, где проводится бал, девушкам выдают нежные лавровые венки, сделанные из серебристых, выкрашенных спреем, листьев, а парням — длинные полосы из белой ткани, которые, как предполагается, они должны надеть через плечо, поверх смокингов, на манер тог. Теперь, когда мы официально выглядим как древние греки, нам разрешается пройти в зал, где бал уже в самом разгаре.

— Сначала сфотографируемся? — говорит Кристиан. — Очередь не слишком большая.

— Конечно.

Медленная мелодия начинает звучать, как раз тогда, когда мы направляемся в зону для фотографирования. Я вижу, как Джейсон Ловетт приглашает Венди на танец. Она выглядит как настоящая принцесса в моем розовом платье. Она кивает, и в следующее мгновение они обнимают друг друга и начинают покачиваться не совсем в такт музыке. Это восхитительно. Также в углу я замечаю Такера, танцующего с рыжеволосой девушкой, которую не знаю. Он видит меня и почти начинает приветственно махать, но потом замечает Кристиана. Его взгляд перебегает с него на меня, будто он старается понять, что же произошло между нами с прошлой субботы, когда я сказала, что меня никто не пригласил на танцы.

— Так, вы двое, подходите, — говорит фотограф. Кристиан и я поднимаемся на платформу, которую здесь соорудили. Кристиан встает позади и свободно смыкает свои руки вокруг меня, будто это самая естественная вещь на свете. Я улыбаюсь. Камера вспыхивает.

— Пойдем, давай танцевать, — говорит Кристиан.

Неожиданно счастливая, я следую за ним на танцпол, покрытый дымом и усыпанный белыми розами. Он берет мою руку и крутит меня, а потом ловит в свои объятья, все еще слегка сжимая мои ладони своими. Я проваливаюсь в электрическое ощущение, которое проходит сквозь меня, будто я залпом выпила чашку кофе.

— Так ты умеешь танцевать, — говорю я, пока он умело ведет нас в танце сквозь толпу.

— Чуть-чуть, — усмехается он. Он точно знает, как вести, и я расслабляюсь, позволяя ему, идти туда, куда он хочет, делая попытку смотреть ему в лицо, а не на наши ноги, движущиеся сквозь дым и розы, или на людей, которые, я чувствую, пристально наблюдают за нами.

Я наступаю на его ногу. Дважды. И я еще считала, что умею танцевать.

Я стараюсь не глазеть на него. Но время от времени меня до сих пор поражает видеть его вот так, прямо перед собой. Это напоминает историю, которую рассказывала мне мама, о скульпторе, чья статуя неожиданно ожила. Так я думаю о Кристиане сейчас. Он жив, во плоти, в том понимании, которое кажется невозможным. Словно я создала его из набросков, которые рисовала в дни, когда впервые увидела его в своем видении. Из своей мечты.

Но это не сказка, напоминаю я себе. Я здесь ради своего предназначения. Я должна понять, что сведет нас вместе в том лесу.

— Так ты говорил, что дядя брал тебя с собой в поход? Вы были недалеко от города? — спрашиваю я.