Помочь можно живым - Геннадий Прашкевич

Первуня не слышал — не стал чай пить, добрел по льду вокруг острова. Поглядел на осинки голые, что на глаза попались, да усмехнулся, дескать, и вправду вранье, что золотые денежки на деревьях растут. И вдруг скрип снега послышался, оглянулся — девчонка из-за кедра выглядывает, сама головку набок склонила. Парень и крикнул

— Эй, чего прячешься, востроглазая?!

Аришка ойкнула, за деревьями скрылась. Парень плечами пожал: “Пугливая”. Да и воротился к подводам Мужики ехать уж собрались, вскоре отправились. Первуня их спрашивает: что, мол, за девчонка на острове? Те поведали, что Данила рассказывал. Первуня и понял, отчего головку Аришка держит наискось. В ту зиму не пришлось ему боле на острове побывать. Вскоре с Арсентием в город уехал на заработки. Однако нет-нет, да и вспомнит: “Ишь, востроглазая!” К весне в здоровенного парня вымахал, ко многим девчатам приглядывался, да не к душе были.

Летом на ярмарке глядит, недалеко, у галантерейной лавки, Данила стоит с дочерью, обновы для Ариши приглядывает. Она-то уж совсем девушкой стала, как и мать — красавица синеокая, русые волосы в тугой косе заплетенные, только головка чуть набок. Парень заметил, вроде как повернулась она, взгляд метнула в его сторону. Подойти хотел, но друзья на миг отвлекли, а как глянул, Данилы с дочерью у лавки не было, в толпе затерялись. Парень туда-сюда заметался, да так не увидел их более.

Вернулся домой, кой-что по хозяйству стал ладить, все из рук валится — образ Аринин перед глазами стоит. Вечер наступил, а он все молчит. Родители да дед с бабкою это заметили, дед усмехнулся:

— Ты што ж квелый такой, али дружки бока за девок намяли?

Ничего Первуня не ответил, а как от ужина отказался, мать-то и запричитала:

— Уж не захворал ли Первунюшка?!

Парень опять молчок, собрался, ушел на сеновал ночевать. Долго в звездное небо глядел. Наутро решил к болоту сходить, про тропу Данилину слыхал, ну, и подумал: “Найду тропу, доберусь до острова”. Пока солнце не встало, отправился. В одном месте походил, в другом, вымок весь, и все без толку. Присел на коряжину, штанины у портков отжимает, вдруг видит, опять Терпышный бредет, да на этот раз не мычит и осины-то не оглядывает, сам слегой в болото тычет, тоже, видать, брод ищет Присел парень за коряжиной, затаился. Да Терпышный будто учуял, обернулся да прямо парню в глаза:

— Что, Первун, и тебя водяного золото притянуло?

Сам смотрит и говорит здраво, будто убогим никогда не был.

Парень глядит на Терпышного удивленно. Микола ухмыльнулся под нос.

— Будет зенки пялить! Сказывай, зачем к болоту пришел?

Первун и не знает, что отвечать, не скажешь ведь, что из-за Арины к острову пробирался. Соврал невпопад: клюкву, дескать, глянуть хотел, поспела ли? А про осинки с листьями золотыми — враки все! Терпышного тут будто шилом ко. льнули, сунул руку за пазуху:

— А это видел! — и блеснул перед носом Первуни золотой денежкой. — С острова когда-то принес! А мог хоть горсть, хоть шапку набрать.

И рассказал парню, как на остров попал, как червонцев кучу видением посчитал, а потом и про Анику, как тот погиб, и про русалку с золотыми монистами. Ну, а чтобы у других охоту отбить про золото спрашивать, убогим прикинулся. И который уж год не может на Гриву попасть, с лета ведь надо али ранней осенью, пока листья не осыпались.

Почесал парень затылок, да и говорит:

— Деньги, поди, никому лишними не были. Да только дело твое неверное, от лихих доходов дурная жизнь — старики так говорят. И сам ты про Бубуева сказывал — был мужик как мужик, а разбогател — волком стал и погиб, как собака!

Отмахнулся Терпышный, на мокрые штанины Первуни показал, прищурился:

— А ведь и ты свой антирес соблюдаешь, какой только — не ведаю, — и ближе к парню подсел. — Ты меня лучше слушай! — И провел пятерней круг шеи своей. — Мне напарник во как нужон! Вдвоем только переберемся на остров.

Почесал парень затылок: “Была не была! — думает. — Когда еще случай такой представится”. И кивнул согласно.

Вырубил Микола для него слегу и побрели. Вскоре добрались до островка, где в последний раз Микола с Аникою был, и не знают, куда дальше направиться — впереди лужайка зеленая, с цветочками лазоревыми. Первун ране слыхал про черную падь, да видел-то впервые, Для интересу ступил — под ногами лужок закачался, зыбью подернулся, он назад тут же. Хотели обойти лужок, Да везде топь глубокая, слегой дно не достать. Однако недалеко от островочка кочку углядели, чуть только из воды торчала, за ней еще несколько, цепочкой к камышам тянутся. Решил Первун с разбегу на кочку прыгнуть Разбежался, да не долетел, рядом в трясине увяз, вглубь его потянуло. Обернулся, руки к Терпышному протянул:

— Слегу скорей кидай!

Кинул Терпышный, да промахнулся, а парня глубже трясина затягивает. Микола свою кинул — опять мимо. И заметался туда-сюда без толку. Вдруг голос раздался девичий:

— Эх, косорукой! И бросить-то не сумел!

Оглянулся Микола, а это Арина с той самой кочки, на которую парень не допрыгнул, руку ему протягивает, ухватила и потянула. Терпышный тут завыл не своим голосом, к берегу побежал. Девушка в это время Первуню на кочку из трясины вызволила, тот не поймет, наяву перед ним Арина али наваждение, себя перекрестил и ее. Рассмеялась Арина и рассказала, что у острова с лодки корчажку на карася проверяла, хотела лебедей проведать. И только в камыши вплыла, услышала говор, пробралась ближе, узнала Терпышного, испугалась — он ведь с нее монисто чуть не сорвал. Уйти хотела, да увидела, что Первуня гибнет, Микола без толку мечется — сердце не выдержало, по кочкам, что от камышей тянулись, вприпрыжку бегом. Так и спасла.

Рассказала и обратно к камышам, к лодке скорей, парень следом. В лодку сели, отплыли, Арина искоса на него глянула:

— А ты зачем на болото пришел? Неужто, как и Терпышный, за золотом? Так возьми же его!

Хотела с себя монисто сорвать, но парень удержал. Зарделся, будто маков цвет, и рассказал, что глаза Аринины сна лишили, что всю ярмарку обежал, чтоб хоть раз еще на нее взглянуть, а потому и дорогу на остров искал.

Услыхала Арина Первунин рассказ, у самой щеки зарей полыхают, и тоже призналась, что заметила, как Первун на ярмарке глядел на нее, и парень ей шибко понравился, и тоже ночь не спала, надумала в село тайком сходить, на него глянуть, а про лебедей с карасями придумала.

За разговором вскоре подплыли они к острову, пошли рука об руку, будто друг дружке давно знакомые. Долго гуляли, кедрами любовались. Арина про подружку русалочку рассказала, про водяного старого, как бранился он с месяцем из-за звездочек и как червонцы его дочка нашла да разбросала по берегу, а из них осинки выросли листочки у которых по осени денежками осыпаются.

Парень только дивился чудным рассказам Арининым. Вскоре к дому они подошли. Старый Данила с ульями в огороде возился, Первуню увидел, брови нахмурил:

— Как попал сюда, младен?! За какой такой надобностью?! Зимой с мужиками, кажись, ты приезжал?

Аришка вперед парня выступила:

— Суженый это мой!

Данила от слов ее аж присел, да Алена тут из дома вышла, в чем дело узнала, Первуню с Ариною перекрестила и Даниле-то говорит:

— Не гневись, батюшка, не век же ей в девках сидеть на острове. Прислал бог доброго человека, пущай ознакомятся да обженятся.

Данила вроде обмяк и сам парня спрашивает: “Чьих, дескать, будешь родителей?” Первуня рассказал. Алена сразу потупилась, а Данила головой покачал:

— Арсентия, значит, прикормыш.

Парень и вспыхнул — не любил, когда на селе пасынком Арсентия кликали, на Данилу насупился. Однако Алена разговор подхватила:

— Сызмальства коли слово да ласку отеческую получал, чего же Арсентия отцом не считать?! — И сама, на Данилу глянув, поведала, как спас он ее, и что Аришке отца заменил.

Долго молодые молчали, каждый о своем думал, да большого колокола гул услыхали — полдень отбивал. Первуня спохватился, дескать, обещался на сенокос с дедом поехать. К лодке с Ариной пошли, с ними Данила отправился — проводить пожелал.

Поплыли к камышам, на тропу болотную парня вывели. А колокол все гудит, не смолкает. Первуня и озаботился:

— Чего это дольше прежнего, будто набат!

Тут берег из камышей показался, у болота люди мечутся, палками глубину меряют, среди них мать и отец, дед с бабкою и сестренки. Микола Терпышный всем что-то доказывает. Кой-кто из мужиков по кочкам навстречу к камышам шагает. Первуню, Арину, Данилу старого увидели, остановились. Старик им кричит:

— Кой леший вас на болото погнал?!

Те переглянулись и в ответ: дескать, Терпышный поутру к Первунькиным родителям прибег, давай орать, будто русалки схватили их, хотели в топь утащить, но он вызволился, а Первуня не смог.