Сын Петра. Том 1. Бесенок - Михаил Алексеевич Ланцов

Само собой — все это задумывалось с перспективой развития. Объявления там размещать за денежку, чтобы сия газета прибыль приносила. Сведения всякие не только государственной важности, но и торговые. А в дальнейшем, ежели все пойдет как надо, еще сделать несколько газет — тематических, торгово-промышленную там или еще какую.

Параллельно Наталья Алексеевна и Евдокия Федоровна начали работать над созданием первого художественного журнала. В который собирали стихи и прочее, а также новости из мира искусства. Например, в первый номер планировали поместить развернутую статью царевича о силлабо-тоническом стихосложении. Разумеется, публикуя ее под псевдонимом, ибо Алексею невместно выглядело о таком рассуждать. Как в силу возраста, так и опыта. На эту тему Федор Юрьевич царя не беспокоил. Просто ограничив сроки первого выпуска его возвращением. Вот вернется — и решим. А пока шла подготовка.

Газету же первую публичную продавали, отпечатав в московской типографии.

В разнос по торговым и публичным местам.

За копейку.

Не безделица. Все ж целая копейка, на которую в России можно было в те годы вполне отобедать недурно. Но цена выходила сходной для многих более-менее состоятельных людей…

Глава 10

1697 год, декабрь, 18. Москва

— Война никогда не меняется… — тихо произнес Алексей, покачиваясь в седле.

— Отчего же? — поинтересовался Патрик Гордон, с которым они после развертывания учебной роты стали часто видеться. В том числе и вот так — во время выездов в город. — Что заставило тебя сделать такой вывод?

— Я уже которую седмицу читаю всякое о мертвом и мертвых. Об истории. В первую очередь описание сражений и войн. И сравниваю с тем, что ты рассказывал про азовские походы моего отца. Да, есть много отличий. Так-то каждый поход неповторим и полон своих особенностей, которые не встречаются больше нигде и никогда. Но есть в них нечто общее, что не меняется, проходя сквозь века.

— Воины? — с улыбкой спросил генерал.

— И это тоже. Как без них? Но нет. Я о другом. Все эти походы объединяют три вечных спутника: деньги, грязь и бардак.

— Довольно странный вывод.

— Да. Согласен. Хотя он на поверхности. Возьмем деньги. Что нужно для ведения войны? Три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Они кровь войны. И если они заканчиваются, то… думаю, ты и так понимаешь, чем это грозит. Не обязательно они выражены в монетах. Может и в товарах, которые надобны для войны. Но так или иначе без них война попросту невозможна.

— Это верно. Тут и спорить не о чем. — вполне благосклонно кивнул Патрик Гордон. — А грязь?

— Люди идут куда-то много день а то и, не дай бог, под стенами где стоят. Спят где придется и как придется. В основном под открытым небом, пусть даже и в палатках. Так или иначе — с каждым днем похода вся эта грязь вокруг только нарастает. Разве нет?

— В этом смысле? Ну да, конечно.

— Бардак же, я думаю, вопросов не вызывает. Он во время войны всегда и у всех.

— Занятно. — хмыкнул Патрик. — Это ты, царевич, почерпнул из чтения книг о… хм… как ты там сказал?

— О мертвом и мертвых?

— Да. Именно. Ха! Занятно. Никогда еще не слышал, чтобы историю кто-то так называл.

— А как ее еще называть? — улыбнулся Алексей. — Что же до прочитанного, то все не так однозначно. Это я узнал в разговорах с тобой, а потом стал примечать и в исторических текстах. Нет-нет, да какая-нибудь оговорка или деталь в этой сказке проскочит. Просто если знать, что искать, обязательно заметишь.

— Но я о таком никогда тебе не говорил.

— Нет? Разве? Вспомни как ты описывал лагерь русской армии при Азове и свои опасения. Помнишь, как ты переживал, чтобы люди животом не захворали?

— Так разве это от грязи?

— Я разве ошибся в своих выводах?

— Нет. Все верно. Грязь и пыль — это верные спутники солдата. Но разве это как-то связано с тем, что люди хворают животом?

— Генерал, ты когда-нибудь пробовал есть землю?

— Ты полагаешь, что я дурной?

— Я ради опыта убедил одного своего слугу попробовать. И знаешь — тот тем же днем животом захворал. Я, конечно, ему за это заплатил. За страдания. Но провел еще несколько опытов. И везде один и тот же результат. Грязь множит хвори. Особенно живота. Как эти вещи правильно называть? Боевой понос? Или быть может воинская срачка?

— Как не назови — дело неприятное, — усмехнулся Гордон. — Ежели войско этим накроет, то можно большую его часть потерять через то. Да и воевать оно ему станет совсем не можно.

— Мне сказывали, что и от воды дурной такие же страдания.

— И кто сказывал?

— Капитаны, что с торговыми делами в Москву прибывают. Они говорили, что если вода в бочке долго стоит, то затухает и от нее срачка начинается или что-нибудь того хуже. Али не знал о том?

— Я знал о том. Но мне любопытно было откуда ты о том прознал.

— Интересно же. Вот и спрашиваю. Я вообще люблю людей поспрашивать и послушать. К слову — ежели воду кипятить, то таких бед с животом не случается. Хотя, конечно, с тухлой водой я не пробовал.

— Отчего же? Слуги кончились? — усмехнулся Гордон.

— Нет. Просто не пробовал. А знаешь… давай как-то эти все домыслы проверим нормально, вдумчиво. И подумаем — как сократить беды походные. Может быть есть даже простые и нехитрые решения? Вон — англичане говорят, что ром с водой мешают и пьют. И что от этого стойкость к хворям живота. Но от того все пьяными выходят. И так — каждый день. Что совершенно терпеть нельзя.

— Хочешь еще одну роту учебной сделать? Только теперь измываться уже над их животами? — хохотнул генерал.

— Скорее жопами. — фыркнул царевич. — Но нет. Это не обязательно. Проверить влияние грязи и чистоты на хворь живота мы и на текущей учебной роте сможем. И прочего. Если они, конечно, согласятся. А если нет — охочих наберем из случайных людей. В конце концов — какая разница, чьи жопы мучить?

— Доброта твоя, Алексей Петрович, не знает никаких границ, — максимально серьезно произнес Патрик, с трудом сдерживая улыбку.

— Грешен, — «на голубом глазу» ответил царевич. — Но ничего со своим человеколюбием поделать не могу. Вот окаянные пройдохи им и пользуются…

Они немного посмеялись, двигаясь по зимней Москве. И тут прям осеклись — увидели дым, явно непохожий на дым от очага или костра.

— Пожар! — раздался где-то