Укрощение «тигров» - Юрий Жуков

Совинформбюро еще несколько дней назад сообщило о занятии станции Одноробовка. Сегодня мы побывали у танкистов, которым принадлежит честь этого удачного удара. Сейчас они уже далеко впереди Одноробовки, а сама станция стала их тыловым участком. Танкисты рассказали нам об одной детали, которая показывает, насколько внезапным для немцев был этот удар.

За пятнадцать минут до того, как наши танки влетели на перрон вокзала, дежурный по станции отправил очередной скорый поезд. Обер-лейтенант Шульц оказался неаккуратным и опоздал на этот поезд. Он слонялся по вокзалу, когда под окном грянул выстрел танковой пушки, Обер-лейтенант пулей выскочил из вокзала, но было уже поздно. Ему не оставалось ничего другого, как сдаться в плен…

В селе Хвостовка мы слышали, как седобородый важный дед Оноприенко рассказывал группе внимательно слушавших его запыленных красноармейцев историю освобождения этого села: «Ну, вот, сидят они, магометане проклятые, некрещеные души. Сидят и трусятся — слышат, уже наши пушки гукают. А я ведь тоже солдат, когда-то японцев воевал, понимаю что к чему. Вот ихний офицер звонит по телефону, а ему, видать, команду подают: сиди, мол, на месте! А у них машин разных видимо-невидимо — видать, ихний обоз. Вот звонит офицер второй раз, третий — все нет команды ехать. Вдруг выходит им приказ уходить. Кинулись они заводить машины, а тут уже наши танки слева и справа! Несколько машин запалили. Тогда немцы бросили все — и тикать кто куда! Врать не буду, скажу, что от людей слыхал; говорят, что наши их провод перехватили и подавали им команду, чтоб они, значит, ждали, пока наши танки подойдут…»

Бойцы раскатисто хохочут. История деда пришлась им по душе. Трудно сказать, насколько его версия соответствует действительности, но в селе и вокруг него множество брошенных немцами исправных автомашин, а неподалеку отсюда, в Борисовке, трофейные команды обнаружили 40 немецких танков, брошенных экипажами.

Вести о трофеях идут отовсюду. В лесу под Золочевом взяты крупные склады, огромное количество продовольствия и снаряжения захвачено в районе Богодухова.

Я видел, как на переправе у взорванного немцами моста остановилась целая колонна — наши водители выводили из оврага немецкие броневики, грузовики, тяжелые двухтрубные автокухни. Только недавно прошел дождь, и машины застревали. К ним подъезжал на немецком тягаче важничающий молодой шофер. Покуривая мудреную фаянсовую трубку, найденную в немецком блиндаже, он лихо брал на буксир семитонные грузовики и втаскивал их на бугор. Ехавшие навстречу на открытых грузовиках бойцы приветливо махали ему руками и что-то кричали, Приятно все-таки видеть плоды своих трудов!

У деревенских ребятишек — страдная пора. С огромным воодушевлением они копаются в брошенных немцами автомобилях, добывают столь высоко котирующиеся у них блестящие вещицы, пулеметные ленты, которыми они воинственно опоясываются, какие-то серебристые бумажки, сигнальные рожки, флаги. Многие занимаются и более серьезным делом — помогают трофейным командам собирать и учитывать немецкие пушки, пулеметы, автоматы.

Их матери и деды организованно, целыми бригадами, под водительством старых колхозных бригадиров являются к командирам подразделений и спрашивают, в чем требуется их помощь. Сегодня мы видели, например, как бригадиры колхоза «Серп и молот», расположенного близ Золочева, Тихон Артемович Пантушенко и Петр Петрович Дмитренко привели свои бригады, чтобы помочь расчистить полевой аэродром.

В освобожденных украинских деревнях останавливаются на привал идущие вперед пехотные части. Немедленно вокруг бойцов стайками собираются ребята, девушки, подходят старики, Они горящими глазами глядят на бойцов, ласково поглаживают их погоны, с интересом осматривают медали сталинградцев — их видят здесь впервые.

Завязываются горячие беседы. Ведь до сих пор колхозники Украины были совершенно отрезаны от мира. Они спрашивали, как живет Москва, где достать газетку на украинском языке, как бы прочесть сводку Совинформбюро. Бойцы, в свою очередь, живо интересуются тем, как жили колхозники на Украине при немцах.

В беседах выясняется много любопытных деталей хитрой провокационной деятельности гитлеровцев, пытающихся всеми возможными путями выкачать из Украины как можно больше продовольствия. Колхозник села Рясное Золочевского района Левко Иванович Онуфриенко при нас рассказывал обступившим его красноармейцам, как обманули в прошлом году колхозников немцы. Они объявили, будто им безразлично, какую форму землепользования изберут крестьяне и что они не возражают против сохранения колхозов. Жители Рясного по наивности поверили им. Что же получилось?

— Стали мы собирать колхозное хозяйство, — рассказывает Онуфриенко, — отремонтировали два трактора, отыскали припрятанное горючее, вспахали, посеяли, учет вели, как полагается, по трудодням… Немцы ни во что не вмешивались. Но вот скосили мы хлеб — тут-то и нагрянули немцы. Весь хлеб они увезли на машинах в Золочев.

В этом году гитлеровцы объявили, будто в прошлом году им помешало справедливо распределить хлеб по трудодням наступление Красной Армии, но что на этот раз все-де будет сделано по совести. А чтобы как-то подкупить колхозников, они разрешили каждому сверх того, что будет засеяно в поле колхозом, посеять для себя на свободной земле столько, сколько кто захочет. Но желающих сеять нашлось немного…

Рясное — небольшое село, в нем всего 180 дворов, но и здесь оставила страшный след насильственная мобилизации молодежи в Германию. Фашисты угнали отсюда более 200 юношей, девушек и подростков. Последний раз забрали в Германию даже ребят 1928 года рождения. Увозили под ростков через Золочев целыми эшелонами.

Из Германии шли нерадостные, скупые вести. Дмитрии Коротенко сообщал, что Дмитрий Рудяк и Иван Фомич умерли. Тоня Скляренко, кончившая до войны агротехникум и собиравшаяся стать агрономом, пишет: «Наверно, пойду туда, куда моя сестра пошла…» У нее сестра умерла. Письма из Германии шли необыкновенно долго. Несколько дней назад, например, Алексей Харченко получил письмо от дочери Марии, в котором она поздравляла его с Новым годом. Письмо шло более семи месяцев! Очевидно, немецкая почта находится в состоянии страшной разрухи.

Зато с удивительной методичностью и четкостью работай немецкий налоговый аппарат. Колхозницы Малой Писаревки рассказывали нам, как немцы использовали все каналы для обложения налогом. Не говоря о том, что весь урожай зерна, за исключением отходов, фактически сразу же после об молота переходил в полное и безраздельное владение немецкого командования, гитлеровцы облагали непосильными налогами крестьянские приусадебные участки.

Сюда не входят многочисленные единовременные поборы и реквизиции. То и дело в деревню являлись солдаты на мотоциклах и грузовиках и начинали шарить по дворам, забирая все, что им вздумается. В Рясном эсэсовцы даже стаскивали наседок с гнезд.

Все это не ново для бойцов, которые еще минувшей зимой в дни нашего наступления видели в освобожденных селах страшный след фашистов, слышали бесчисленные рассказы о хамском, диком, злом обращении гитлеровцев с мирным населением. Но каждая новая встреча с людьми, которым без малого два года довелось жить на положении бесправных рабов, отягощает душу красноармейца свинцовым грузом ненависти к врагу. Все, с кем ни заговоришь, думают только об одном: скорей бы пройти весь путь, чтоб ни одна семья не страдала больше в фашистском ярме!

В саду близ дороги, по которой шли непрерывным потоком наши войска, мы наблюдали вчера одну поистине трогательную встречу. Рослый старик с длинной седой бородой, держа в руках корзину с большими румяными яблоками, угощал собравшихся вокруг него бойцов и назидательно говорил им, так, словно перед ним были не солдаты, а курсанты агрономического техникума:

— Чтоб заяц кору на яблоне не объел, вы обмотайте ее соломой, а сверху юшкой от селедки помажьте. Заяц того запaxy не терпит. А когда мыши в корнях заведутся, вы тоже следите — надо вокруг дерева обтоптать землю, норки-то и забьются. Кладете навоз под яблоню — это в три года раз, — держите его дней пять-шесть, а потом снимите, чтоб корни не горели…

Бойцы слушали старика внимательно, потому что у каждого где-то глубоко внутри жила затаенная тоска по мирному труду, от которого по вине Гитлера они оторваны уже третий год.

Старик этот — восьмидесятилетний садовод-опытник Павел Яковлевич Круговой — строгим отеческим взором поглядывал на притихших бойцов. С удовольствием рассказывая, как надо растить такие чудесные яблоки, он время от времени вдруг покрикивал: «Но-но! Проходи, которые яблоки получили, не задерживайся! Впереди у вас работы много. И так мы вас тут заждались, а там другие ждут. Кончите Гитлера, тогда приезжайте, я вам полный курс науки преподам».