Если копнуть поглубже - Тимоти Финдли

— Может, я так и говорю, но вам не следует.

— Совершенно верно — я не произношу ничего подобного, пока нет рядом вас. Пока не вспомню словцо «Гриффин» или еще того хуже — «Гриффин Кинкейд». Вся эта мерзость — ваша: крутится, как облако нечисти, у вас вокруг головы — вж-ж, вж-ж, вж-ж…

Грифф переступил порог.

— Даже не спросите, как они? — возмутилась Мерси и вышла из закутка у раковины на середину кухни. — Не поинтересуетесь, живы или нет!

Гриффин повернулся, стараясь усмирить ее взглядом.

— А мы по вас скучали, сукин вы сын, — ее глаза затуманились слезами. — Забыли, что здесь вас ждут? Что здесь ваш дом?

Грифф ступил на лестницу и начал подниматься на второй этаж.

Мерси вернулась к раковине. Вывалила креветки в чистое чайное полотенце, сложила его краями и на одном краю обнаружила рисунок: Гриффин в костюме Фердинанда из «Бури», и перед ним на коленях Зои.

На коленях перед любимым.

Ну еще бы…

К Мерси подошел Уилл:

— Где он?

— Наверху.

— Он уезжает?

Мерси сгорбилась:

— Когда наконец до тебя дойдет? Он уже ушел от нас.

Мальчик повернулся и направился к коридору. Редьярд побежал за ним.

Мерси посмотрела вслед Уиллу и махнула рукой:

— Мне очень жаль.

Но мальчика уже не было в кухне.

Грифф положил на кровать чемодан и складывал в него белье, носки и носовые платки. Рядом ждали очереди рубашки поло, брюки и пара пиджаков на плечиках.

На пороге появился Уилл:

— Ты куда?

— Ухожу.

— Но куда?

— Не беспокойся. Со мной все в порядке.

— Ты даже не хочешь повидаться с мамой?

— Не теперь. — Грифф продолжал сворачивать вещи и набивать чемодан.

— А мама хочет тебя видеть.

— Мы с ней поругались.

Уилл прошел на середину комнаты. Вся одежда отца была выстирана — рубашки, белье, все… Он никогда не стирал сам. И Уилл тоже. Наверное, мужчинам не положено заниматься стиркой.

— А мы с тобой поругались? — спросил мальчик.

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты уходишь? Ты нас больше не любишь?

Гриффин закрыл чемодан и щелкнул замками. Мгновение он молча смотрел на чемодан, потом произнес:

— Так иногда случается, Уилл… в семье, между друзьями, даже между теми, кто любит друг друга. Случается, и все.

Грифф сел на кровать.

— Иди сюда, — позвал он сына.

Уилл подошел.

Редьярд ждал на пороге.

— Нам надо отдохнуть, — продолжал Грифф. — Вроде как тебе на каникулах. Надо тебе… мне… маме. Отдохнуть друг от друга и побыть одним.

— Почему?

— Черт возьми, перестань спрашивать «почему?». Я не могу тебе ответить. Я не знаю никаких «потому что». Нам надо побыть одним — вот и все.

— Но ты не один. Ты с кем-то еще.

Гриффин закрыл глаза.

Это была сцена прощания. За свою жизнь он их насмотрелся вдоволь и знал, что следовало говорить. Расставание отца и сына, расстроенный сын не может получить ответа от отца… все то же вечное дерьмо, проклятый ублюдок бросает семью.

Ради бога, скажи же что-нибудь… Даже если это не твои слова, а дрянной текст из дрянного кинофильма или пьесы…

Скажи что-нибудь…

Он опустился на колени и заглянул Уиллу в глаза. Улыбнулся.

— Наступит день, — сказал он, — и ты поймешь. Возможно, когда самому придется уйти от тех, кого любишь. Но сейчас не сомневайся — я вернусь. Я тебя люблю, Уилл. Потребуется время — не знаю сколько. И мама тоже не знает. Но я вернусь, обещаю.

Гриффин обнял сына, прижал к себе, но тот не ответил на его объятие.

Грифф встал.

Погладил сына по голове.

Уилл отпрянул:

— Не надо.

Гриффин взял чемодан и пиджаки на плечиках и направился к двери.

Редьярд посторонился.

На пороге Грифф обернулся:

— Я тебя люблю. Правда.

— Нет, неправда, — отозвался сын.

Гриффин спустился по лестнице, на ходу бросил «до свидания» Мерси и, не придержав двери, вышел к «лексусу».

На кухне Уилл и Мерси слышали, как открылся, а затем закрылся багажник и хлопнула дверца.

Только один Редьярд видел, как отъезжала машина.

Мальчик схватил со стола креветку и съел.

— Хорошо, что мамы здесь не было.

— Да, — ответила Мерси. — Она на заднем дворе — увидела машину и оставила свою на улице. Беги к ней. Вот — отнеси ей стакан вина и скажи, что обед будет готов через полчаса.

Мальчик взял стакан и уже собрался идти на веранду.

— Уилл, — позвала его Мерси.

Он обернулся.

— Не задавай ей вопросов. Дай возможность с этим справиться. Может быть, когда-нибудь потом. А пока… ни слова.

— Хорошо, мэм.

Мерси улыбнулась:

— Знаешь что? Ты ведь не называл меня «мэм» с трех лет.

— Вырвалось, — пожал он плечами.

— Я понимаю. Но все равно спасибо.

— Угу, мэм.

— Ну давай, будь молодцом.

Уилл ушел.

Редьярд заскулил было у двери, потом вздохнул и лег перед порогом.

Мерси оперлась о стол руками, нависла над креветками, пару раз моргнула и выпрямилась.

— Н-да… — проговорила она. — Как-нибудь обойдемся. Полагаю, больше ничего не поделаешь.

Когда Уилл принес Джейн стакан вина, она сказала:

— Спасибо.

Мальчик уже собрался уходить.

— Почему ты не отвечаешь «пожалуйста»? — спросила она.

— Мерси велела, чтобы я ничего не говорил.

— Понятно… Но все равно спасибо.

Уилл вернулся в дом и вновь занялся пазлом.

Джейн глотнула вина, закурила девятнадцатую на сегодня сигарету и откинулась на подушку.

Она слышала все, что Грифф сказал Мерси, и все, что Мерси ответила Гриффу, — и одобрила ее слова. Все до единого.

Потом она слышала, как хлопнула дверь, завелся мотор, «лексус» уехал.

Ушел.

Свершилось.

Кончено.

Ну и ладно…

Все это было слишком знакомо. Слишком напоминало ее собственное бегство из Плантейшна. Когда же это было? В тысяча девятьсот восемьдесят каком-то… Какая разница? Убежала, и все.

Собрала чемоданы в полночь — знала, что уедет в час тридцать на заказанном заранее такси. Последний поезд из Плантейшна в Новый Орлеан. Забронированный номер в гостинице. На следующее утро — самолет в Нью-Йорк и потом Нью-Йорк — Торонто. Все обеспечено местным транспортным агентом. Как можно дальше на север…

Последняя трапеза: Джейн — на своем твердо установленном месте сбоку, Мейбел — в дальнем конце, во главе стола. Джошуа подает креветки по-креольски с рисом, зеленый салат, земляничное печенье и взбитые сливки — всегда с коричневым, а не с белым сахаром. Вино. Кофе. Любимое Мейбел «Коинтро». Апельсиновое.

— Мама?

— Да, дорогая.

— Я собираюсь уехать.

— Уехать откуда?

— Из Плантейшна. Из Клауд-Хилл. От тебя.

— Ора Ли, радость моя. Невозможно просто так взять и уехать. Из дома, от семьи. Так не делают. Клауд-Хилл — это история, история семьи Терри. А ты наследница всего, что нам дорого. Последняя из своего поколения, кто унаследует славу прошлого. Ты не можешь уехать. Если тебя не будет, у Мейбел никого не останется. Никого. Ни единой души. Все мои предки умерли и похоронены. Твоя сестра Ретта, и Гарри, и Луций уехали. Ора Ли, у меня ничего не останется. Ничего — и это после всех усилий, которые я приложила, чтобы дать вам жизнь. О нет, ты не уедешь.

В этот момент Джейн отложила вилку. Ей почудилось, будто креветки смотрят на нее с тарелки и говорят: «Видишь, что с нами произошло? Мы погибли!»

— Мама, я художник, — проговорила она, умоляя небо ниспослать ей нужные слова. — Мне здесь нечего делать. Мне надо ехать туда, где я смогу работать.

— Думаешь, я не знаю, что ты взяла билет в Нью-Йорк, где окажешься одной из десяти тысяч людей с одинаковыми целями и устремлениями? Думаешь, я этого не знаю?

Джейн решила не упоминать Торонто.

— И что ты там собираешься делать? Голодать?

— У меня есть доход, который оставил мне папа. Со мной все будет хорошо.

Над ней склонился Джошуа:

— Вы закончили, мисс Ора Ли?

Джейн едва дотронулась до еды.

— Да, спасибо, Джош. У меня просто нет аппетита… передай Лорелей, все было превосходно.

— Хорошо, мэм. — Джошуа забрал ее тарелку и отправился к дальнему концу стола.

— Вы, миссис Терри?

Ее тарелка была безукоризненно чистой.

— Спасибо.

Джейн переждала, пока Джошуа не скрылся в кухне:

— Лорелей готовит отменные креветки.

— Это ее работа, — веско отозвалась Мейбел. — Единственная причина, почему я ее наняла. Не люблю креолов, но она знает свое дело. Это все, что имеет значение на кухне.

Она мяла в руках салфетку: складывала, разворачивала и опять складывала.

— Почему ты хочешь меня бросить? — голос прозвучал осуждающе. — Искусство, желание стать художником — это не ответ. Почему ты бежишь от себя самой?