Арабский кошмар - Роберт Ирвин

Дождик был такой слабый, что давадару, который лежал, погрузившись в смутные грезы, он не причинял никакого беспокойства. В кустах появились призрачные радужные паутинки. Из медной курильницы, которая сохраняла опиум теплым и влажным, подымался пар.

С деревьев над головой Бэльяна послышались звуки невнятной трескотни. Подняв голову, он увидел мартышку, а рядом с ней, на той же ветке, – человека в халате и грязном белом тюрбане. Человек спустился к ним. Они с Зулейкой принялись шушукаться. С другой стороны сада донесся смех, потом он затих, и из-за решетчатой беседки вышли на цыпочках две девушки.

Зулейка показала на них.

– Хатун и Замора, – прошептала она.

Девушки подкрались к миске с опиумом и, схватив по пригоршне, так же крадучись удалились в сад, где и съели опиум. На краю сада произошла непродолжительная схватка за гамак, после чего Замора расположилась в нем и, вяло поворочавшись, уснула. Хатун вновь вернулась в цветник и принялась в одиночестве прогуливаться вдоль его ручейков. На слиянии ручейков был рыбный садок. Хатун остановилась, отразившись на его поверхности, и стала разглядывать рыб.

Зулейка повернулась к Бэльяну:

– Смотри и жди. Настанет и твой черед.

Потом, выйдя из кустов, она, неловко припадая на одну ногу, поковыляла к девушке. Хатун плакала, и слезы ее капали в пруд. Зулейка остановилась у девушки за спиной и, нагнувшись, заглянула из-за ее плеча в водоем.

Хатун, не оборачиваясь, заговорила прямо с отражением:

– Что ты здесь делаешь, старуха?

– Ищу тебя или твою сестру. Я пришла исполнить все твои желания.

– По тебе не скажешь, что ты способна исполнить все мои желания, – сказала Хатун, многозначительным взглядом смерив приземистую, закрытую чадрой фигуру.

– Я хотела сказать, что могу дать тебе возможность исполнить все твои желания, – последовал поспешный ответ.

– Это совсем другое дело. Ты – опиумное видение?

– Как тебе будет угодно. Почему ты плачешь?

– В этом саду отец содержит нас в неволе. Он никогда не разрешит нам выйти замуж.

– Правду люди говорят: «Когда у девушки начнутся менструации, либо выдай ее замуж, либо схорони».– Хриплым, каркающим голосом продекламировав пословицу, Зулейка непристойно пошевелила пальцами.

– Это верно. Время и мужчины проходят мимо сада.– Хатун ненадолго погрузилась в грустные раздумья, потом повернулась к Зулейке: – Что именно хочешь ты мне продать или предложить?

– Я предлагаю то, чего ты желаешь, – мужчин.

– Неужели старая карга вроде тебя может раздавать мужчин, как раздают нуждающимся и достойным корки хлеба?

– Я предлагаю тебе семерых мужчин. Любого, на кого ты укажешь в пределах этого числа, я очарую ради тебя и приведу в сад, пока спит твой отец. Это место я сумею превратить в сущую западню для мужчин.

– И ты, старуха, все это мне сулишь? Почему?

– У меня есть друг.– Тут Зулейка свистнула, и человек в тюрбане вышел из кустов. Хатун подозрительно посмотрела на него.– И у него есть друг. Друг у него очень некрасив, волосат, с неровными зубами.

Человек в тюрбане оглянулся и бросил хитрый взгляд в кусты. Бэльян поднял голову и с отвращением посмотрел на обезьяну. Обезьяна скромно потупила взор.

– И в уплату за то, что пересплю с семерыми, которых пожелаю, я должна буду переспать с тем, кого не желает никто?

– Нет, мы предлагаем поступить по-другому. Сыграем в фанты. Если все семеро согласятся и если ты сумеешь одного за другим довести их до оргазма, значит, мы трудились для тебя бесплатно. Если же потерпишь неудачу, тогда переспишь с нашим другом.

– Но это же смешно. Все они будут спать со мной, ведь я красива.

– Спору нет.

– По-моему, ты джинн. Джинны склонны к такого рода играм.

– Как тебе будет угодно.

– Любой мужчина, какого захочу! – Она захлопала в ладоши.– Вон там есть решетка, сквозь которую видна улица. Там я и сделаю свой выбор.

Человек в тюрбане уселся на ступеньки, а Зулейка поспешила вслед за Хатун, крикнув ей при этом:

– И еще одно! Что бы ты ни делала, ничего этим мужчинам не говори, иначе чары рассеются. И помни: выбирай лишь семерых. Не торопись.

Давадар беспокойно пошевелился во сне. Решетка находилась довольно далеко, и с того момента до Бэльяна доносились лишь случайные обрывки их оживленной дискуссии.

– Самое главное – одно. У него не должно быть большого зада.

– Мне всегда казалось, что самое важное – это руки.

– Невозможно заранее сказать, волосатая ли у него грудь.

– Постараюсь производить осмотр и тщательный отбор.

Испытывая головокружение, он сидел в кустах и слушал. Солнце уже скрылось за домами, но с нагретой земли поднималось дневное тепло. Обезьяна флегматично чавкала на дереве бананом. Прошло время, сгустились сумерки, и розы уже струили под сенью сада свой аромат. Наконец…

– Как насчет вот этого? Если я пропущу его, найдется ли другой, не хуже? Этот.– Хатун сделала свой первый выбор.

Зулейка поспешила на улицу, выйдя через боковую калитку. Хатун вернулась к рыбному садку и стала ждать. Зулейка возвратилась, ведя за руку юношу с завязанными глазами. Повязка была поднята, и открылись его глаза, красивые, как у газели. Молча удалились они с Хатун в беседку. Когда юноша появился вновь, человек в тюрбане встал у него за спиной и, ударив его палкой, лишил сознания.

Процедура повторилась. Вторым из выбранных был индийский купец, третьим – гибкий и крепкий бедуин, только что из провинции. Наконец Бэльяну все это наскучило, и он, поднявшись из кустов, крадучись направился осматривать сад. Звук его легких, сомнамбулических шагов тонул в оглушительном пении цикад. Повсюду в полумраке сада взор его привлекали и изумляли паутина, нити и кошачьи колыбели листвы, которая, как ему казалось, спускалась с небес, связывая все, что растет, со звездами. Так, ползучие побеги и вьющиеся стебли тянулись к звездам по стенам и решеткам, ибо незримые связи пробуждали в них растительную страсть. Вместе с благоуханием уже невидимых цветов вдыхал он эзотерическую силу и чувствовал, как движется сквозь темный дождь астральных воздействий. В открытых пространствах сада господствовала восковая маска – лицо спящего давадара, залитое лунным светом и казавшееся грозным тотемом тамошних мест. Обходя эти места, Бэльян крался из зарослей в заросли – чинар, тополей и кипарисов – к фруктовому саду.

В саду, средь косматых деревьев с их посеребрившимися апельсинами, висел гамак Заморы. Бэльян встал сбоку от него так, что освещенным остался только как бы профиль получеловека. Поступок сей был безрассуден. Что, если она проснется?

Хатун кричала Зулейке, чтобы та привела ей чернокожего мужчину. Замора проснулась. Взгляд еще, казалось, был рассеян, но губы раскрылись, и она заговорила:

– Ты кто? Где слуги? Ты – опиумное видение?

Его охватил страх, но он унял его, утешив себя тем, что в этом странном сне нечего терять. Слова его не имели значения.

– Как тебе будет угодно. Я пришел исполнить все твои желания.

– Нет у меня желаний. Я больше не хочу шевелиться, не хочу ничего делать.

Казалось, она действительно чувствует себя весьма уютно. «Ночного призрака, похоже, из меня не вышло», – подумал он.

Где-то вдалеке кричала Хатун:

– Но я хочу франка! Хочу франка неверного!

Замора и Бэльян обменялись загадочными улыбками сообщников – то есть Бэльян улыбнулся вместе с ней, сам не зная почему. Замора обратила на него более внимательный взгляд:

– Ты не опиумное видение. Потри ладонь о ладонь.

Он так и сделал. В поту его ладоней возникли ниточки или червячки грязи.

– Так я и думала. Ты земной. Как и растения, все мы рождены землей и имеем общие с ними низменные побуждения. И все же перед тем, как ты меня разбудил, у меня было настоящее видение. Передо мной стояла женщина. Лицо у нее было бледное, как златоцветник, а в руке она держала нож. Она загадала мне загадку. Загадка была такая:

Сестра моя была мне матерью.Отец отцом мне не был.Я не была ребенком и взрослою не стала.Кто я?

– Можешь отгадать?

Бэльян покачал головой.

– Не слишком ты силен в отгадывании загадок, – пробурчала она.

– Я не обезьяна, чтобы загадки отгадывать, – возразил он, но она уже вновь погружалась в сон.

Он все еще стоял, пристально рассматривая ее сонное лицо, когда со стороны беседки донесся голос – кто-то крикнул по-английски:

– Я тебя знаю!

Послышались звуки потасовки, и что-то тяжелое рухнуло на землю. Бэльян бросился бежать к стене, но во тьме перед ним выросла Зулейка.

– Постой. Все хорошо.– И все же лицо ее показалось ему озабоченным.– Правда, она все еще хочет франка. Для тебя это прекрасный случай.

По дороге к беседке они миновали лежавшую в высокой траве мужскую фигуру. В фигуре той было одновременно и нечто очень странное, и нечто очень знакомое. Бэльян не сумел определить причину своего беспокойства, ибо Зулейка поторапливала его, продолжая шипеть ему на ухо: