Женщины в эпоху Крестовых походов - Елена Майорова

У сестры Бланки нашла приют королева Беренгария Наваррская, несчастная супруга Ричарда Львиное Сердце. Она жила соломенной вдовой, так как еще в 1196 г. Ричард удалил ее от себя и признал своим наследником брата Джона, требуя, тем не менее, у наваррского короля приданое отвергнутой супруги. После смерти мужа Беренгария стала свободной, но никому не нужной. Два папы — Иннокентий III и Гонорий, находя унизительным для всех суверенных правителей бедственное положение благородной, но неудачливой дамы, долго добивались от Англии содержания, чтобы Беренгария могла вести достойное существование. Однако изменения к лучшему произошли в судьбе вдовствующей королевы только в 1220 г.

Бланка и Беренгария были дочерьми Санчо VI Мудрого и королевы Санчи Леонской.

Их детство прошло в относительно мирное для Наварры время. Отец, недаром получивший прозвище Мудрый, расширил границы своего небольшого государства, граничащего с Аквитанией. Он поддерживал в стране покой и порядок, почтительно относился к образованию и для своего времени был просвещенным человеком. Наваррские принцы и принцессы получили прекрасное образование, обучаясь кроме свободных искусств еще и правоведению, интересовались историей и генеалогией, были не чужды стихосложению.

Наследовавший Санчо Мудрому его сын Санчо VII не имел потомства. Поэтому Бланка надеялась, что Тибо может по праву наследования получить корону королевства Наварра, удачно расположенного на границе французских провинций и испанских государств.

Тибо IV появился на свет в 1201 г. и был младше Бланки на 14 лет — целое поколение! Но именно ее он избрал своей дамой. Такое случалось: спустя три века другой король, Анри II Французский, посвятит свою жизнь и любовь Диане де Пуатье — женщине, появившейся на свет за 20 лет до его рождения.

Из оставленных Тибо 70 песен 37 обращены к Бланке. Например, такая:

Как только Вас увидел я,Переменилась жизнь моя —Мое Вы сердце отобрали.И если я покину Вас,Погибну в тот же самый час:Без сердца проживу едва ли.

В этом странном обожании супруги наследника, почти годящейся Тибо в матери, психолог непременно обнаружил бы какие-нибудь отклонения, например эдипов комплекс. И мать, и супруга наследника носили одинаковое имя, обе были королевскими дочерьми, отличались смелостью и решительностью. Известно, что Бланка Наваррская высоко ценила поэтический дар Кретьена де Труа и других поэтов и привечала их при своем дворе. Не случайно выросший при дворе графа Тибо Жан де Жуанвиль почувствовал необходимость описать для потомства историю Шестого крестового похода. Графиня стремилась развить у своего сына Тибо чувство преклонения перед красотой и талантом.

Про какие-либо литературные или интеллектуальные пристрастия Бланки Кастильской летописи таких сведений не оставили: все они прославляют ее нравственные и государственные добродетели: благочестие, твердость, талант правителя. Но она, безусловно, умела поддержать изысканную беседу, и вряд ли юный Тибо стал бы расстилать ковер своих чувств перед женщиной, не способной оценить удачную рифму, образное сравнение или острое словцо. Роль женщин в оживлении куртуазной жизни, в возникновении очагов новой мысли, в изменении рыцарского мировоззрения и приобщения суровых воинов к культуре была в то время исключительно велика.

О графе Тибо существует множество упоминаний, хотя одновременно с ним действовали не менее, а может быть, и более значительные личности. Современники описывают его как видного, дородного (иногда звучит слово «толстый») сеньора, просвещенного и прекрасно образованного, надменного щеголя. Даже его одежда удостоилась упоминания: «Он был одет в атласную рубаху и плащ, отделанные лентами с золотыми застежками, и с золотой короной на голове». Но Тибо так и остался бы одним из имен в череде забытых предков, если бы его не обессмертило оставшееся в памяти поколений высокое чувство к Бланке Кастильской.

Так причудливо сплелись судьбы двух потомков знаменитой герцогини Аквитанской. Однако и на этом история не остановилась: впоследствии внучка Бланки Изабелла стала женой сына Тибо.

Эпоха Людовика VII и Филиппа-Августа воистину отмечена блестящим расцветом лирической поэзии трубадуров, столь интересной по многообразию своих форм, по вдохновению — немного робкому, но очень живому и изысканному, по тонкому анализу нравственных чувств. Хотя многие женщины того времени были невежественны, не отмечалось недостатка и в образованных дамах. Что уж говорить о королевских дочерях, которые в это время очень хорошо владели пером и были охочи до литературы. Вся доктрина куртуазной любви зарождалась, развивалась и приобретала утонченность и изощренность в среде, где преобладало женское влияние.

Печальный итог английской авантюры скоро был забыт, в королевстве царили мир и покой. Но неспокойно было во владениях графа Раймунда Тулузского.

Несмотря на силу церкви, существовало много центров, противостоящих официальной вере. Благодатный юг Франции был своего рода оранжереей, где под нежные песни и рокот струн расцветали пышным цветом всевозможные нетрадиционные учения, а любая новая идея находила благоприятный климат для развития; там возникла альбигойская ересь. Церковь призвала феодальный север обратиться против своевольного юга и мечом искоренить плевелы. Филипп-Август предчувствовал угрозу альбигойской войны и, сколько мог, уклонялся от военных действий. Он опасался, что трудный дальний поход убьет его некрепкого здоровьем сына. Оберегая своего единственного наследника, король не помышлял даже о Крестовых походах в Святую землю, хотя христиане весьма нуждались в притоке свежих сил, а папский престол настоятельно рекомендовал европейским правителям оказать посильную помощь христианскому Востоку.

Смерть Филиппа-Августа изменила ситуацию в Европе. Он скончался после непродолжительной болезни, вероятно, болотной лихорадки, в возрасте 57 лет. Этот выдающийся государь правил страной 43 года и сделал Францию могучей авторитетной державой. Он первый из Капетингов почувствовал себя достаточно сильным, чтобы не иметь надобности короновать сына при своей жизни.

После смерти супруга королева Ингеборг удалилась в монастырь, расположенный на острове Эссон в Корбле. Там она прожила еще 13 лет в добровольном заточении и умерла в 1236 г.

У наследника Филиппа-Августа не было соперников ни во Франции, ни в Европе. Если Людовик VIII не обладал политическим гением Филиппа-Августа, то превосходил его личными добродетелями и нравственным чувством. Этому способствовал счастливый брак с умной и чуткой женщиной.

На время вступления на престол Людовику VIII и Бланке было по 36 лет. Оба они были коронованы в Реймсе архиепископом Гильомом Овернским.

Их семейное счастье казалось надежным и долговечным. Людовик не только любил, но и глубоко уважал супругу. Именно ей он поручил регентство, когда, едва осушив слезы, пролитые по любимому отцу, на Пасху 1224 г. двинулся в Южную Францию. Король был искренне верующим человеком, и ему претили альбигойские еретики, нагло противостоящие истинной церкви, чье владычество в Лангедоке без поддержки Франции было обречено. К тому же, как все Капетинги, Людовик никогда не упускал случая расширить свои владения: было очень заманчиво присоединить к королевским землям богатый юг. Дом Монфоров, завоевавший Лангедок, не имел сил его удержать. Доведенные до банкротства близкие великого воителя Симона де Монфора решились передать французскому королевскому дому права на завоеванный край. В 1224 г. Амори, сын Симона, не справляясь с униженным, но не покоренным населением Лангедока, отказался от всех притязаний на Южную Францию в пользу Людовика VIII. Но нрава, записанные на пергаменте пером, следовало укрепить мечом.

Новый король принял крест против Альби.

С этого времени в отсутствие Людовика Бланка правила королевством как истинная государыня. Французские бароны ближе узнали свою королеву, но еще не могли представить, какая крепкая хватка у этой почти всегда находящейся в тягости, хрупкой, уже не очень молодой женщины.

Поход на юг для армии французских баронов был подобен триумфальному шествию: множество городов, баронов и особенно епископов спешили принести Людовику выражение покорности. Лишь Авиньон изрядно испортил торжество победителей. Его население упорно не желало сдаться и пропустить короля через Рону. Осада непокорного города затянулась. В лагере короля начался голод, а машины и камни с авиньонских стен косили французов хуже голода. Стояло жаркое время. Мертвые люди и лошади лежали кучами, не зарытые, от чего началась эпидемия. Король, чтобы поднять дух армии, повел войско на приступ. Авиньон был укреплен башнями, окружен рвами и обнесен толстой стеной. С сухопутной стороны он был недоступен. Французы навели мост через реку и двинулись по нему на приступ. Мост не выдержал и рухнул. С ним вместе 3 тысячи французских кавалеристов упали в Рону. Это не прибавило бодрости французам; в стане осаждающих воцарилось уныние.