Сталкер-югенд - Федорцов Владимирович

  − Как скоро?

  В зале громко засмеялись. И Варуша и Карлик обернулись на смех. Молодой парень заигрывал с двумя ...назвать их шлюхами, оскорбить заслуженных работниц кроватных аттракционов.... блядями. Так широко гулять мог только наследник большого кошелька. Ни какого уважения к поту и бессонным ночам папочки Скруджа.

  − На Паху чем-то похож, − произнес Карлик. - Такой же тощий.

  − О мертвых только хорошее, − отозвался Варуша. Парень действительно походил на их общего знакомца.

  − Надо было не оставлять его у фермеров. Сюда забрать, с собой.

  − Надо было, − согласился Варуша. - Пригодился бы.

  − Это точно, − закивал головой Карлик. Но дело, прежде всего. - Как скоро?

  − У тебя хватит времени сдернуть отсюда.... к террикону. Если начинать отсчет с завтрашнего дня. С послезавтрашнего не уверен. Сказать тебе за третий день?

  − Нет необходимости. Сообразил. А сам?

  − Мы при исполнении, − Варуша прицелился налить. Пить он мог много, долго и успешно. Не падал. Не было такого случая.

  Гусятник медленно, наблюдая игру света золотистой струи, наполнил стакан. Широко разинув рот, в три глотка осушил. Подышал в кулак, но не закусил. Баловство для малолеток и зеленых, закусывать.

  − А ты дергай, − повторил он Карлику. - Собери ребят человек десять-пятнадцать и на террикон или в Роскож. Пока не слишком поздно.

  Карлик и сам склонялся к подобному шагу. Но как только он начинал думать о том, чтобы покинуть город, перед ним становилась дилемма. В городе он неплохо обустроился. Террикон обычные руины - с тоски завоешь. А Роско.... Может, вкалывая на плантациях, с утра и до вечера, и заработаешь честный кусок хлеба, но ему больше нравилось держать в руках автомат, а не мотыгу. С такого промысла хлеб может и не такой вкусный, зато его больше.

  − И все-таки, почему ты решил остаться?

  Варуша поглядел на Карлика. Объяснить? Не поймет. Отбегал он свое. Устал. Выдохся, перегорел. Наелся войны и смертей. Как хочешь, назови. Приснопамятный Паха убеждал, то что отдашь − заберут. Он отдал и у него ничего нет. За душой ничего нет! И в душе ничего нет.

  − Последняя попытка вразумить Богуша, − нашел Варуша оправдательную причину не пуститься в бега.

  − Головачу, как я знаю, не удалось.

  − Вот я и говорю, последняя.

  Варуша заглотил еще стакан, и Карлик понял, дальше с ним разговаривать бесполезно. Еще жахнет, зальет зенки и будет молчуном молчать. При очередном возлиянии, Карлик не попрощавшись, ушел. Колокольчик уныло звякнул, ему на прощание. Варуша уставился за окно, где в пятне фонарного света от дождя кипит лужа. Ливень, то припускал, взбивая пузыри, то затихал, усмирив нрав. То сыпал дробью в стекла, то тихо сползал по неоновым вывескам. То топил подворотни, делая их не проходимыми, то растекался, освобождая асфальт. То громыхал в водосточных трубах, то легонько отплясывал по жестяным подоконникам. Дождь шел и шел, не переставая.

  В ,,Мотылекˮ приходили и уходили, но Варуша усердствовал разбавлять одиночество и кровь содержимым бутылки. Опорожнив одну, с хрустом свернул колпачок со второй. Спиртное помогало не думать. Совсем. Позволяло не помнить. Никого. Позволяло анальгировать чувства и их как будто не было. Ни самих, ни их признаков. Ощущение марионеточности нивелировалось. Поиграв, тебя оставили впокое и ты этим покоем наслаждаешься.

  Варушу о чем-то спрашивали. Он не отвечал, чтобы не разрушить шаткой внутренней сбалансированности: Не хочу, не буду, не могу и не надо. Какая-то женщина скромно ему улыбнулась. В другое время он конечно бы ответил. Он, конечно, попытался бы свести с ней короткое знакомство. Он, конечно, угостил бы её знаменитым здешним карпаччо. Он напросился бы её проводить. Он, конечно, настоял бы по пути зайти к нему. Он бы оставил её ночевать у себя. Он долго бы её раздевал, путаясь в её пуговицах, застежках, крючках и резинках. Толкался бы носом в шею, в яремную ямку, в грудь, в пупок, в... Блаженствовал, вдыхая смесь запахов разгоряченного тела, духов и непослушных волос. Он бы провел бессонную ночь. Возможно, лучшую. Волшебную. Он бы сделал женщину счастливой, ибо обходился бы с ней, как с женщиной, а не как с приложением к пиз...е. Возможно, сам был, сделался счастлив, забывшись сном не от спиртного, а от приятной усталости, доброй опустошенности, от её запаха и её вскриков. Так бы оно все и происходило. Но не сегодня. Сегодня он топил себя в алкоголе и не желал впускать посторонних в душу. Ни за ласки, ни за деньги, ни за дружбу. Когда закончилась выпивка и заполнилось место, куда её вливать, он воспринял как доказательство, у него ничего не осталось. Варуша вывалился на улицу под неугомонный дождь. На востоке бледнел горизонт. В сером небе ни грамма розового. Светло-серо и всего лишь. В нем четче проступали контуры крыш домов, уполовиненный силуэт телемачты, виделась облупившаяся зеркальность высоток и черная звезда одной из башен. Но это вверху. Внизу все та же темень, сырость и удручающая тишина.

  Варуша пошатываясь, брел по улице. Все его планы - полчаса добраться до дому. Два часа поспать. Полчаса привести себя в божеский вид. Еще полчаса до хором Богуша. Он так планировал, пока в одной из подворотен не увидел знакомую фигуру. За оружием не полез. Даже не сделал попытки. Сморгнув с век слепившие дождинки, криво улыбнулся.

  − Что белоглазый? Намокнуть боишься? Тогда лезь обратно, − Варуша указал в землю.

  Фигура подалась назад и слилась с мраком. Варуша сделал несколько шагов в темноту, убедится, не померещилось ли? Но зачем убеждаться, если он твердо знал, видел белоглазого. Гусятник задрал лицо к небу. В этом мире у него остался только дождь.

  ***

  9.

  Чтобы поспевать за Пахой, шагал как заведенный, Чили затеяла с ним разговор. В основном спрашивала. Парню пришлось сбавить темп хода. Не орать же за пятьдесят метров.

  − А сколько еще идти?

  − На вал подымимся, − Паха указал подъем. - Там по ровному месту километра три.

  То, что еще пылить по полынному полю добрых полверсты, он уже в расчет не брал. Половину отмахали.

  − А зачем нам туда?

  − Потолковать с одним человеком, прежде чем в город соваться. Кто под кем ходит. Кто чью сторону держит. Полезно знать. К тому же надо Панде отдать Крабовую Вонь. Он из нее мазь сварганит.

  − Тебе?

  − Нет, − Паха рассмеялся. - Мне пока не надо.

  − А чего его Пандой зовут?

  − Диван любит давить.

  − А что панды на диванах живут? - не одобрила Чили наговор на симпотных мишек.

  − Настоящие не знаю, а этот только на них и толчется.

  − А всамделишное имя как?

  − Кто его знает. Он не говорит, я не спрашиваю. Хороший человек, да и ладно.

  − Откуда известно, что хороший?

  − Кто? Панда? Хлебом-водой делился и ничего не просил, в ночлеге не отказывал и в спину не стрелял, уже хороший.

  − Странный критерий.

  − А других здесь не существует. Может где и по-другому о человеке судят, а в этих краях так.

  Паха остановился. Среди полыни небольшой бугор сплошь в землянике. Ярко-алая россыпь радовала глаз.

  − Ух, ты, куда спряталась!

  Он собрал несколько спелых крупных ягод. Пожевал, причмокнул от удовольствия. Смотри, какой гурман, выискался!

  − А мне можно попробовать? - напомнила Чили о себе.

  − А кто не дает?

  Ради любопытства девушка сорвала понравившуюся ягодку. Обдула пыль. Мммм! Вкуснота!

  − Интересно кого здесь зарыли? - вертелся вокруг ягодника Паха.

  Увидев удивление девушки, пояснил.

  −Это в лесу она по полянкам, да на буграх, на солнцепеке растет. А в таком месте обычно на могиле. Удобрение и все такое прочее. Мне фермеры рассказывали.

  Больше ягод Чили не рвала. Почему-то представился череп с земляничными глазами и земляничным носом.

  Поднявшись на вал, отдохнули в тени тополей.

  − Это что? Ровное? - возмутилась Чили пахиной дезинформацией.

  Поле в сплошных рытвинах, колдобинах, ямах. Идти, ноги переломаешь! Не поленилась, обошла дерево, разглядеть путь. Наткнулась на предупреждение: Мины!

  − Мы так пойдем? - засомневалась Чили. Надпись-то он хоть прочитает?

  − Чисто тут, − ворчит Паха. - Гусятники разминировали.

  Чили уже научилась различать по тону своего спасителя, когда хочет рассказывать, а когда нет, а когда и вовсе лучше и не допытываться. Правду узнала, спрашивая совсем о другом.

  − Ты про самоедов говорил в лесу. Кто они?

  − Люди. Обыкновенные. С загибом с небольшим.

  − С каким загибом? - Чили почему-то подумала перво-наперво о людоедстве.

  − Отказались от всего. Пользуются тем, что могут создать своими руками, а едят то, что дает лес и река.

  − Ходят в шкурах, занимаются собирательством и охотой, − пошутила Чили.

  − Огонь тоже сами добывают, − дополнил Паха.