Алексей Поркин, гроза Империи - Владимир Датыщев

Наверное, искать здесь было уже нечего, но любимая упорно стала на четвереньки, надо сказать, очень возбуждаемо, и занялась исследованием кабины.

Стены покорежило до неузнаваемости, они напоминали обрывки использованной туалетной бумаги, а пол всюду покрывали рваные раны от осколков юдистских снарядов. В одной из таких щелей, играла под ветром толстая стрела. Черное оперение выдавало в ней несомненные единственные выводы.

- Подарок от орков, - усмехнулся я. Девушка не ответила, она сидела в расплющенном капитанском кресле и тщательно рассматривала обрывок корабельного журнала.

- Где ты его нашла?

- Папа никогда не держал журналы в рубке, - ответила Ирэн. - Он любил их заполнять в своей каюте перед сном. Это - знак.

- Какой? - поинтересовался я.

Она указала пальцем на то, что осталось от защитных экранов.

- Здесь обрывок фразы «все экраны лопнули после…».

- И что? - не понял я.

Любимая подошла к экранам и рассовала ногой их сгоревшие останки.

- То, что они не лопаются, а сплывают. Это очень важно!

Я не стал спорить.

Из всех четырех генераторов плазменных щитов-иллюминаторов наименее поврежденным был только один, именно он торчал из останков странного мутанта. Изгибистые ребра скелета указывали на то, что при жизни он принадлежал очередному чудищу с желейным телом. То есть - мягким.

Я сморщился, когда Ирэн извлекла немалый генератор из места, которое шесть-семь лет назад было анусом мутанта. Или головой? Сейчас уже не понять.

В результате девушка осталась очень довольной поисками, и мы возвратились в кабину.

- Знаешь, - сказал мой мышонок, - в детстве мы с отцом играли в шпионов и разгадывали страшные тайны.

- Ты меняла папе подгузники, или он тебе? - невинно сострил я, но меня грубо проигнорировали.

Она взяла мою фирменную зажигалку, бензиновую - таких сейчас не купишь, и, несмотря на мои протесты, около часа держала ее включенной под генератором. Под конец огонь затрепетал в последний раз и погас, я скрипел зубами. Где же я в пустыне бензина найду?

- Будешь прикуривать от танкового атомного запала, или батарей, - успокоила меня любимая. - Смотри!

На поверхности электрического работника проступили символы, но как я не старался, никак не мог в них разобраться.

- Папа всегда возил с собой тайные детские чернила, он рисовал ними на спинах оппонентов по кафедре матерные слова. Это - символы древних, - пояснила Ирэн и довольно добавила. - Здесь написано, что папа жив, но ранен в ногу, и указано направление, в котором он направляется, чтобы спрятаться.

- Откуда ты знаешь эти, как ты говоришь, руны, - спросил я. - Их же кроме твоего папы, судя по газетам, никто не мог расшифровать.

- Во-первых, потому что профессор! Во-вторых, одна из лучших ученых в Галактике, в третьих…

- Ну сказала бы, что папа научил, и все…

Она пристыжено замолчала. Нашла коса родимый камень!

Я прикурил от бластера, едва не отстрелив себе нос, и грозный «Липест» двинулся в указанном девушкой направлении. А что делать?

Через три километра безжизненное предгорье пересекла широкая, на две полосы хватит, дорога. Мы выехали на овальные камни мостовой и весело отмотали по ней еще восемь километров.

- Стой! - Ирэн сверилась с показателями компьютеров и символами на генераторе. - Он где-то здесь.

За пару часов мы облазили погонный километр дороги, но ничего не нашли.

- Папа должен быть здесь, - чуть не плакала девушка. - Должен быть символ.

Я честно, без издевки, предложил полить окрестность плазмой или кислотой, а лучше - обеими. Любимая не согласилась, считая, что профессор может укрываться в каком-то невидимом коконе.

Прошел еще час, полный горя и рыданий. Меня все достало и я, перекинув Ирэн через плечо, направился к танку.

- Милая, не плачь. - Она не успокаивалась, - не переживай. - Тот же результат.

- Заткнись! - заорал я, опуская ее на землю. Конечно, тут же схлопотал оплеуху, но она, хвала Всевышнему, сделала то, чего я добивался.

- Слышишь? - я наклонил голову к мостовой. Из-под земли еле слышно, не знаю, как мне удалось это уловить, пищал слабый человеческий голос. «Помогите, ради бога!», звал он.

Мы такое проходили, но Ирэн, словно начисто призабыв Машеньку, прижалась щекой к холодному камню. «Помогите», не унимался невидимый человек.

- Вот, - указала она на щель между булыжниками. Оттуда торчал тонкий, видимый только вблизи коготок попрыгунчика.

- На генераторе так и было написано - «прыгун»! Котик, отвали, пожалуйста, вот этот камень…

Конечно, я готов исполнить любые ее прихоти, но это? Валун, площадью больше двух квадратных метров и, думаю, не менее полутоны веса, сумасшествие!

Тугие мышцы вздулись на сильных руках, лоб покрыла легкая испарина, накачанные ноги глубоко вошли в землю, полуторатонная глыба взмыла в воздух, подумал я. Но, конечно, так не случилось. Каменюка не поддавалась, никак.

В итоге мы разрезали ее плазменниками на части поменьше, и нам удалось извлечь на белый свет покрытое изморозью тело.

- Папа, - рыдала Ирэн, обнимая замороженного. - Папонька!

Джером Липест Бартомо окончательно разморозился уже в танке, который стоял не двигаясь, не зная куда направляться. Профессор, еще синеватый от холода открыл рот, из него тотчас посыпались кристаллики льда, и пошел пар.

Он совсем не походил на мою девушку. Черные впалые глаза, почти закрытые сиреневыми мешками, острый нос, длинные, как и седые волосы, уши. Кстати, органы слуха заставляли припомнить давно забытые учебники по религиеведению - словно у Будды, они оканчивались возле тощих плеч. Впалые щеки, бескровные губы и низенький рост, соперничавший с весом, вот и все, чем отличался Бартомо от других ученых.

После долгих рассцелуев, охов, ахов и слов, типа, «как же ты выросла» и «ты совсем, такой как прежде», старый исследователь, наконец, познакомился со мной. Потом меня отправили готовить поздний ужин, а Ирэн красочно размалевала подробности нашего парного квеста. Завершив трапезу, профессор соблагоизволил коротко поведать о своих приключениях.

Их было всего несколько. Он, подбитый вражеской ракетой, протянул полет через всю пустыню, потерял брата, и упал в том месте, где сейчас лежали осколки. Вылетевшее из кабины тело спасло падение на большое упругое тело желеобразного поедателя прыгунов. Сразу после падения на старого исследователя напали попрыгунчики, и он совсем не мог защититься, потому, как пребывал в состоянии контузии от сломанной в четырех местах ноги. Окруженному профессору второе после посадки спасение пришло в виде реактора, который детонировал спустя десять минут после взрыва. Бартомо завалило обугленными трупиками нападавших, и это дало ему шанс на жизнь.