Алексей Поркин, гроза Империи - Владимир Датыщев

Связав до кучи несколько выключенных доспехов, мы разделись до комбинезонов. Внутри Города, пояснил профессор, не работает никакая электроника, придется обойтись кислотными мечами. Отнесись я к его словам тогда серьезно, мои ноги сейчас бы не ступали по земле - я все же скрытно прихватил разобранный нейтронный излучатель и пару бластеров.

Я отпустил рукоять механического тормоза танка, и машина медленно покатилась назад. Прикрываясь охапками бронежилетов, мы выскользнули из люка и залегли под градом пылающих болтов. Далеко внизу взметнулся толстый гриб взрыва, когда «Липест» на солидной скорости врезался в скалу. Штурм-майор Алексей Поркин лежал под ворохом горящей от атомных снарядов брони и чуть не плакал. Лучше бы это лопнул седой однофамилец железного товарища. Мне будет не хватать доброго боевого товарища!

Проклятые имперские убийцы даже не давали поднять голову, где же их хваленое честолюбие и желание пустить кровь врагам государства.

- Готовьте наши самострелы, - рыкнул я в темноту, где лежали профессор и его дочь.

- Какие? - донеслось оттуда.

Проводив глазом очередную стрелу, которая оплавила камни возле моих ног, я с ужасом вспомнил, что об арбалетах мы бессовестно забыли. Они остались в погибшем танке, пришло время начинать маленькую локальную панику. Предохраняющие меня брони уже прохудились наполовину, не оставалось ничего другого, как подняться с черных в темноте камней и вприсядку постараться приблизиться до стрелков.

Первого убить было лишком легко - он лежал за каким-то кустом, пробуя попасть мне по ногам. Я, подпрыгивая, как будто в сумасшедшей пляске, сделал кувырок через голову и приземлился прямо на его позвоночнике. Последовавший удар кислотника, отрубивший голову был, скорее номинальным - мертвеющее тело и так беспорядочно сучило ногами не чувствуя переломанного хребта.

- Сержантус Пипе! - запричитали рядом, выкрывая место расположения следующего врага. - Я так любил его. Кто меня теперь отстега…

Крик оборвался, как только я разрубил совсем не сопротивляющееся тело. Он так и застыл со слезами на очах, так его и заберет бабушка Смерть.

- В атаку! - заорали совсем близко, - Бей его!

Трое оставшихся имперцев отбросили оружие дальнего поражения, и насели на меня с обнаженными мечами. Неплохо, что теперь мне в спину не пульнут из чего-то зверского, но число три, если оно означает соотношение до меня одного, никогда не было моей счастливой цифрой. Мне вспомнились слова одного древнего, к сожалению, мертвого человека: нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов[58]. Другой, более поздний мыслитель говорил: любовь умножает число сражающихся на три. Получается, что сейчас меня атакуют целых девятеро солдат, а это - малое подразделение!

Рубились мы долго и со вкусом. Удлиняли клинки, свистели в воздухе огненными бичами, пригибались и катались по дороге. На моем счету красовалась разодранная кислотной траекторией куртка на собственном власатом пузе, на их легкое ранения бедер двоих из оппонентов. С каждым взмахом кислотника удары давались мне все тяжелее, они напротив удвоили силы, прижимая меня к трупу убитого сержантуса. Прошло более пятнадцати минут.

Внезапно, один из солдат соединил глаза в одной линии и, задрожав в коленях, рухнул. Из его правого легкого торчало кроваво-красное жало плазменной шпаги. Второго юдиста, который слишком долго таращился на погибшего товарища, мне удалось подсечь и вонзить кислотник в темечко. По самую рукоять - результат всем известный. За упавшим возвышался профессор Бартомо, в эффектной стойке опытного фехтовальщика. Вот тебе и трус, хотя, со спины все до драки горазды.

Оставшийся боец, наверное, был лучшим во всей дивизии, или, по меньшей мере - своего полка. Он настолько изящно орудовал тяжелым клинком, что раза два я еле не был разоружен. Да, не хотелось бы мне сражаться с ним в честном поединке где-нибудь на чемпионате вселенной, хотя, конечно, меня бы туда вряд ли пустили. Хвала Всевышнему, подлянки этому д`Артаньяну известны не были. Пока папа Джером и юдист мелькали в воздухе клинками, я резко нагнулся, нащупал оставшуюся после редкого горного дождя лужу и набрал пригоршню болота.

Комок смачно прилепился к его лбу и глазам, но я, уже занесший для смертельного удара меч, устало вздохнул и опустил его обратно. Последний солдат удивленно разглядывал сквозь болотную жижу рваную, покрытую ожогами, дыру в собственном боку. Понятное дело, что он сразу же свалился наземь, безжизненно застыв.

- А я нашла генераторы щитов, - похвалилась Ирэн, опуская мой бластер.

- Вот и молодчина, девочка, - сказал профессор Бартомо. - А то бы этого, - он кивнул в мою строну, - разлапошили в капусту.

Я гордо промолчал, ведь никогда не нападаю спину. Ну, почти, кроме ситуаций, напрямую угрожающих моей персоне. Или когда моим близким, за исключением одного очень противного исследователя, угрожает опасность.

Мы втроем подошли к раскрытому зеву пещеры, я все время жаловался на то, что послушался старого дурня и дал погибнуть «Липесту», вместе с немалым запасом оружия. Мои спутники не обращали внимания на мои причитания, что стимулировало меня повышать голос и вскоре скалы вовсю ревели от эха моего голоса.

- Смотрите, камень вокруг входа закрашен черным цветом, - сказала любимая.

- Это цитрин - не поддающийся изучению материал Древних. Кажется, что это обычный камень, но он обладает огромным запасом энергии, способный своим излучением сменить орбиту небольшой планетки. Перед нами кусок цитрина, по стоимости соперничающий с казной небольшого государства. Но даже он не сравнится перед мифическим ормрумом, камнем, который, согласно легендам, исполнял все желания и прихоти погибшей расы.

Под громкие протестующие крики профессора я бросился к порталу и начал отколупывать черные кусочки. Вернее, попытался, могучий удар тока отбросил меня назад, заставив несколько минут сидеть в невменяемости и шевелить волосами. Отец негативно воздействовал на Ирэн, она даже не подошла, чтобы помочь мне подняться. Надо будет на обратной дороге, конечно, если нам удастся выбраться из-под этих черкающих небо камней, подстроить небольшой несчастный случай. Обязательно с летальным исходом у некоего отважного первооткрывателя пятнадцати планет.

- Руны, - важно отметил Бартомо, когда на антраците после моего вторжения замерцали, наливаясь разноцветным сиянием, кривые символы. - Здесь написано:

«Без потерь сюда зайдут,

только два в одном, что в целом

свое счастье обретут,

завладев сим миром белым…»[59]