Охота на злодеев. Без экипировки - Мари Аннетт

– Завтра ночью, – прошептала я.

Амалия вытащила ложку изо рта.

– Что?

– Старый колдун сказал Клоду… он сказал, что матрица будет готова завтра ночью, – я посмотрела вверх, и внутри у меня все похолодело. – Как же мы сможем найти и остановить их за один день?

У меня заболела голова.

Журнальный столик был завален страницами, вырванными из моего блокнота, и все листы были исписаны моими каракулями. Спешные заметки, незаконченные переводы, гневно перечеркнутые ошибки. Рядом с тарелкой свежей клубники стопкой лежали справочники, но их тексты мало чем могли бы мне помочь.

Слова, которые Антея использовала для описания своей работы, казалось, больше не существовали. По крайней мере, в тех словарях древнегреческого, которые были у меня.

Саул сказал, что они приступят к заклинанию, «если небо будет ясное». А это значит, что им нужен либо звездный, либо лунный свет. Весь день я перескакивала с одного заклинания на другое в поисках упоминания об астральных условиях в гримуаре. Антея была целеустремленным экспериментатором. И в гримуаре могли быть более ранние версии украденных Клодом заклинаний.

Но поскольку я была не в состоянии перевести большую часть заметок Антеи и совсем ничего не знала о том, какие заклинания есть у Клода, мне приходилось действовать наобум.

Сердито фыркнув, я рухнула на диван, сунув ноги под столик. Бесполезно. Вот если бы можно было выкрасть страницы гримуара…

Даже если Клод и сделал копии, то я хотя бы знала, что именно у него в руках.

Со вздохом я выпрямилась, взяла клубнику из чашки, оборвала зеленые хвостики и посыпала ягоду сахаром. Откусив кончик, я посмотрела в сторону спальни.

Зуилас всю ночь рыскал по окрестностям, чтобы убедиться, что Клод, Називер и колдуны не выследили нас. Он вернулся на рассвете, и глаза его были потухшими от усталости. Я уступила ему кровать, хотя он вполне мог устроиться рядом со мной.

У меня не было причин уходить, чтобы он лег.

По щекам у меня медленно пополз румянец.

Я сунула в рот остатки клубники и скользнула взглядом по гримуару. Не в силах сопротивляться, я снова начала листать его страницы. Мелькали заклинания. Описания Домов. Надрывающие душу вставки Миррин, в которых она рассказывала о том, как боялась потерять своего В’альира, и выражала сомнения в том, рассказывать ли ему о своих чувствах или этого делать не стоит.

Я продолжала переворачивать страницы, пытаясь найти очередное упоминание ее имени. И наконец нашла.

Вырвав из блокнота новый лист, я принялась за перевод, и пока работала, сердце колотилось где-то у меня в горле. Слова быстро всплывали в голове, древние фразы Миррин вылетали из-под карандаша, будто она шептала их мне на ухо.

Сестра, ты не представляешь, как я измучилась за эти последние месяцы. Какие сомнения терзали мне сердце, и разум, и душу. Как я удивлялась тому безумию, которое настигло меня.

Я стояла перед демоном – существом из другого мира – и восхищалась тем, чем не должна восхищаться ни одна женщина. Я жаждала того, о чем не должна помышлять ни одна женщина. Я возложила руки свои на то, к чему ни одна женщина никогда не должна прикасаться.

Я предложила демону свою душу, а потом предложила ему и свое сердце.

Безумие? Возможно. Но даже если это безумие, я и его сохраню. Любовь в этом жестоком мире – сама по себе жестокость. Любовь – это боль и надежда. Любовь – это опасность и красота.

Мелитта, милая моя сестра, если я чему-то и научилась, так только тому, что нельзя позволять страху удерживать тебя во тьме. Нужно стремиться к большему и достигать больше, чем позволяет тебе этот маленький холодный мир.

Дерзай, как я дерзнула.

Иначе эта жизнь мелькнет лишь тенью на фоне солнца, которым она могла бы стать.

Миррин Атанас

Я сжала страницу блокнота так, что костяшки моих пальцев побелели. Слова Миррин были подобны волнам, которые грохотали у меня в ушах и били прямо в меня, но этого было мало.

Она не рассказала, что произошло, когда она предложила демону свое сердце. Казалось, она не сожалела об этом, но – что же все-таки случилось?

Как отреагировал ее демон? Разделил ли он ее чувства? Ответил ли взаимностью? Или он ее отверг? Отвернулся от нее? Схватил ли драгоценный дар – ее сердце – и швырнул ей назад?

Я перечитала свой перевод, отчаянно пытаясь найти ответы. Любовь – это боль и надежда. Любовь – это опасность и красота. Что вообще это значило?

Мои дрожащие пальцы снова потянулись к гримуару. Возможно, Миррин объяснила все в следующей записи.

Она расскажет мне, любил ли ее демон, или она совершила ужасную ошибку. Она должна рассказать мне больше, чем это витиеватое напутствие, что нужно быть смелой и следовать зову своего сердца.

«Дерзай, как я дерзнула».

Я сильно тряхнула головой и снова начала лихорадочно переворачивать страницы, почти забыв об осторожности, необходимой при работе с хрупкой бумагой. Я листала страницу за страницей, и по мере приближения к концу гримуара меня охватила паника. Этого не может быть. Не может быть, что это последняя запись Миррин.

Осталось десять страниц. Пять. Три. С замиранием сердца я добралась до последней страницы, перед которой торчали остатки вырванных листов с украденными заклинаниями. Я обессиленно просмотрела текст, но имени Миррин так и не увидела.

Не может быть. Она должна была написать что-то еще. Я просто пропустила это.

Тяжело дыша, будто я бежала кросс, а не читала книгу, я начала листать назад, внимательно просматривая каждую запись, тщетно пытаясь обнаружить хоть что-нибудь.

Страница. Еще одна. И еще. Содержание здесь было другое – больше текста, меньше заклинаний и списков. Под абзацами стояли другие имена, но имени Миррин больше не было. Я пролистнула еще один раздел, плотно заполненный текстом. И тут у меня перехватило дыхание.

Это было имя – не Миррин, но все же знакомое.

Μέλιττα Àθάνας

Мелитта Атанас

Младшая сестра Миррин. Она тоже что-то добавила в гримуар?

Меня окутало зловещим холодом. Взяв карандаш, я принялась за работу. Перевод шел медленно, и с каждым словом боль в моем сердце росла. Когда я закончила, я долго сидела и не могла заставить себя прочитать готовый текст.

Достопочтенная переписчица,

Сегодня я закончила то, что начала моя сестра. Гримуар завершен, каждое слово записано верно. На последних страницах я, как и моя предшественница, составила антологию искусной работы Антеи. Я ничего не добавляю, кроме этой просьбы.

Достопочтенная переписчица, пожалуйста, не удаляйте вставки моей сестры с этих страниц. Я знаю, что дополнения, которые она внесла в этот драгоценный фолиант, бесцеремонны и неуместны, но прошу вас их сохранить. Ее слова – это все, что от нее осталось.

Она умерла за наследие Антеи и за меня.

Враг убил ее, но лишь через год после того, как она начала работу над копией. В тот год у меня часто возникали сомнения в ее странной, не поддающейся пониманию привязанности к демону, но ту последнюю ночь я не забуду никогда. Я никогда не забуду, как нашла их, – они лежали рядом.

Он прижимал ее к себе, как будто все еще мог защитить, хотя душа уже покинула ее тело.

«Не забирай ее душу», – бездумно умоляла я его.

А он ответил: «Ее душа никогда не была моей. Ее приказы никогда не были для меня обязательны. Поэтому ее душа не помогла бы мне спастись. Я должен был сказать ей об этом».

Это были его последние слова, ибо раны его были ужасны, а ночь была такой холодной. Он умер там же, где лежал, прижимая к сердцу мою сестру.

Я не знаю, любил ли он ее так, как она любила его, но я похоронила их рядом в надежде, что, куда бы ни отправились их души, они будут вместе.

Миррин отдала жизнь за эту книгу, и ее наследие заслуживает сохранения не меньше, чем наследие Антеи. Если мы должны защищать этот адский труд ценой наших жизней, пусть и наши жизни будут начертаны на его страницах. Если Антея вооружит наших врагов той ужасной силой, что мы охраняем, давайте и мы вооружим друг друга убеждением продолжать работу. Я и те, кто последует за мной, будут отчаянно нуждаться в этом.

Без утраченного амулета, без тайн или истины, которые Антея сочла слишком опасными для письменного слова, мы никогда не узнаем, за что она так нас прокляла. Но я все равно спрошу тебя, дочь моей дочери, достопочтенная переписчица, выжившая, чародейка,

Когда это закончится?

Мелитта Атанас