Записки спутника - Лев Вениаминович Никулин

жалкую утварь кочевников. Но вдруг мы почувствовали странное волнение от того, что люди говорили не на языке «фарси», испорченном афганцами, и даже не на наречьи «пушту», а на «урду» — одном из наречий Индостана. Ветер Индии, воздух, запах Индии шел от черных закопченых шатров. И тут мы еще раз поняли и узнали, что каждый шаг, каждый час пути приближают нас к Индии, колыбели человечества, мечте каждого странника и врожденного бродяги. Это были мухаджерины, мусульмане-индусы, ушедшие из британской Индии. Они тысячами перешли границу и спустились с Сулеймановых гор в Афганистан, потому что хотели жить в стране мусульман. Это был своеобразный протест против британского владычества. Когда мы узнали об этом, то поняли неуловимую разницу между обыкновенными кочевниками «хане-и-сиар» (черные шатры) и спокойными, задумчивыми, исполненными своеобразного достоинства людьми из сердца Индии. Злое солнце, жестокий и злой климат гор, пыль многих дорог, грязь и пот изменили их облик и даже правильность, соразмерность в чертах их лиц. Афганцы из Гератской провинции с трудом понимали их; они мало понимали афганцев; в отношении нас они проявляли только сдержанное любопытство. Мы вернулись в лагерь, и Лариса Рейснер с необычайным волнением слушала рассказ о ветре Индии, долетавшем из-за гор Сулеймана.

Мы пошли проведать доктора Дэрвиза; он мучительнее всех переносил малярию, память о Чильдухтеране. Как признанный ориенталист, он переносил ее мужественно, и когда Лариса Михайловна вспомнила Энзели, он сказал: «Я, как вам известно, шесть лет живу на Востоке; таким образом, если хотите знать, вряд ли кто-нибудь другой, одним словом, если вам угодно в первый и в последний раз и чтобы меня не перебивали, слушайте…» Так начинался  р а с с к а з  о путешествии из Герата в Мешхед и обратно доктора Дэрвиза, бывшего зауряд-лекаря австро-венгерской армии, полиглота и ориенталиста.

— Дело в следующем, — начал доктор Дэрвиз, — дело в том, что я попал в плен в самом начале войны, под Красником. Командир 32-й Галицийской дивизии граф Берхтольд, родственник известного всем вам графа Берхтольда старшего, допустил непоправимую ошибку в выборе позиции…

— Доктор, — сказали мы, — вы обещали рассказать про Мешхед и путешествие из Герата в Мешхед.

— Хорошо, — продолжал доктор. — Таким образам в 1915 году я очутился в…

— Доктор, — еще раз сказали мы, — ближе к Мешхеду и Герату…

— Имейте в виду, что я вспыльчивый человек, — неожиданным басом сказал доктор и уже не останавливаясь ни на секунду продолжал: — Находясь в лагере для военнопленных я овладел русским, тюркским, английским, персидским и арабским языками в достаточной степени, чтобы объясняться с этими национальностями. Кроме того я прочитал все, что имелось в Ташкенте по востоковедению, и расширил мои познания путешествием в Кабул в 1920 году и путешествием в Западный Китай в 1921. Английский и русский язык я изучал по журналу «Коммунистический интернационал», который, как вам известно, издается на русском и иностранных языках. Я хочу вам доказать, что я кое-что смыслил и в политике. Одновременно с языками я изучил на себе самом симптомы тропической малярии (malaria tropica), пендинскую язву, последствия укуса фаланги и жестокий ушиб при падении с лошади.

— Доктор, — в третий раз сказали мы, — ближе…

— Хорошо, — наливаясь кровью до корней волос, воскликнул доктор, — если вы не умеете слушать — хорошо. Я начну так: у Фарух-хана, пятилетнего сына персидского консула нерегулярно действовал желудок… Вас это устраивает? Хорошо… Мохамед Ол-Мольк — его превосходительство персидский консул в Герате — мой личный друг; его превосходительство командующий войсками Гератской провинции Абдул-Азис-хан — тоже мой лучший друг. Почему? Это врачебная тайна, и я не могу ее нарушать. Он мой пациент и считал меня своим лучшим другом, потому что когда мужчина семидесяти лет отроду…

— Врачебная тайна, — хором сказали мы.

—…одним словом в гератские ночи, когда вы видите сны, которых не объяснит ни один психоаналитик, ни даже профессор доктор Зигмунд Фрейд, я встал в пять часов утра и сделал три километра по проклятой аллее. Я гулял и думал: «Мохамед Ол-Мольк — мой лучший друг, Азис-хан — мой пациент и друг. До каких пор ты будешь ишаком?»

— Это кто кому сказал?

— Это я говорю себе. Честное слово, я перестану рассказывать! Значит, я говорю себе: «До каких пор, доктор, вы будете ишаком? У вас высокие друзья — вы ориенталист, дипломат и полиглот». И вот я хожу по нашим Елисейским полям (вы их знаете) он вижу — идет Мешеди, извозчик Гафур из Мешхеда, мой пациент и лучший друг (вы его тоже знаете). Поймите, как работает моя мысль в ту минуту: извозчик Гафур — раз, персконсул — два, Абдул-Азис-хан — три. «Доктор Гуго Дэрвиз, — сказал я себе, — почему тебе не поехать в Мешхед? Из Герата в Мешхед через Кафаргалу. Мысль?» Невежественные люди не понимают, что это значит, но ориенталисты… Знаете ли вы, что кроме трех немцев-офицеров, проехавших к эмиру Хабибуле, и еще двух английских, ни один европеец не ездил по этой дороге. Я, доктор Дэрвиз, советский гражданин и сотрудник консульства, буду шестым европейцем, мое имя будет в списке великих путешественников, исследователей Центральной Азии. Сказать вам правду — я неудачник. Я составил подробное описание дороги из Герата в Кандагар — и нашел в Ташкенте два таких же описания; я написал подробное исследование-доклад о населении, быте и экономике Западного Китая — и нашел в Ташкенте пять таких докладов. Нет, — сказал я себе. Карты легли так, что проиграть может только слепой. Персконсул твой друг, Азис-хан тоже твой друг, извозчик Гафур, по прозвищу Мешеди — тоже. Ты должен ехать из Герата в Мешхед и собрать материалы для исследования, чтобы в Москве сказали: «Товарищ Дэрвиз, сделайте честь Академик наук, будьте членом-корреспондентом», а великий востоковед Бартольд сказал бы: «Товарищ Дэрвиз, как-нибудь зайдите ко мне вечерком, поговорим о султане Махмуде».

«В девять часов утра я был у Мохамеда Ол-Молька; он лежал на ковре в саду, в палатке и писал пропуск извозчику Гафуру. Он посмотрел на меня томными глазами и сказал:

— Дженаби-доктор-саиб, вы мой друг, вы хейли, хейли хуб адам (очень, очень хороший человек), вы вылечили Фарух-хана, вы научили меня играть в китайскую игру, которая интереснее домино и