Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I - Борис Галенин

Анри де Риньи не склонялся к генеральному разгрому султанской Турции, ибо к тому не склонялись в Париже Карла X. Самый молодой из трех адмиралов, француз, не рвался в бой.

Вице-адмирал Кодрингтон (старший возрастом и чином, он принял общее командование эскадрами) был храбр и не любил закулисных интриг. Но сейчас его конкретно подставили. Боясь усиления России, Англия не желала чрезмерного ослабления Оттоманской империи.

Блокировать — да, применять силу — нет. Вертитесь, сэр Эдуард. Человек военный, Кодрингтон жаждал определенности. Ее он требовал и от родного адмиралтейства: «Ни я, ни французский адмирал не можем понять, каким образом

мы должны заставить турок изменить их линию поведения без совершения военных действий. Если это должно быть что-то вроде блокады, то всякой попытке прорвать ее можно противостоять только силой».

Но прямых инструкций все не было и не было. Франко-англы бранились с турками, заметил Юрий Давыдов, примерно как препирался Том Сойер с мальчиком в синей куртке: «Убирайся отсюда!» — «Сам убирайся». — «Не желаю!» — «И я не желаю». — «Погоди, я напущу на тебя моего старшего брата…» — «Очень я боюсь твоего старшего брата! У меня у самого есть брат еще побольше твоего, и он может швырнуть твоего вон через тот забор».

У Твена «оба старших брата» были плодом мальчишеской фантазии. Но эскадра Гейдена вовсе не была мифической. И едва она показалась в районе крейсерства Кодрингтона и де Риньи, как туркам тотчас сделалось ясным, что вот он и явился, этот самый «старший брат». Мичман Гарри Кодрингтон, сын адмирала, писал за пять дней до Наварина, 3/15 октября, в Англию матери: «Любопытно было наблюдать, как турки удалялись от русских судов и держались нашей подветренной стороны. Когда русские суда приближались к ним, они тотчас бежали на нашу сторону: что-то зловещее виделось им в русских судах».

Гейдена не одолевали никакие сомнения. Гейден не страшился попасть впросак. Он знал, что ему делать. Он знал, как ему поступать. Он располагал четкими и решительными указаниями своего Императора. К тому же Гейдену, как всякому адмиралу или генералу русской службы, нечего было опасаться того, чего волей-неволей опасались его коллеги — «общественного мнения» своей страны. Мнения, выдаваемого за народное, а на самом деле искусно смоделироанного, как и сейчас, средствами массовой информации. «Свободной прессы» в николаевской России, Слава Богу, не было!

Де Риньи раздраженно и не без зависти замечал: «Гейден может делать, что хочет; русская печать его не тронет».

Едва Андреевский флаг появился в Ионическом море, английская и французская дипломатическая машина тотчас перестала скрипеть и буксовать. Союзники ничего так не опасались, как единоличного вмешательства России в «греческий вопрос». А в том, что единоличное вмешательство не заставит себя ждать, они догадывались, знали. Слова Николая I, произнесенные в Кронштадте на палубе «Азова», не забылись: с неприятелем будет по-ступлено по-русски!

Князь Ливен, русский посол в Лондоне, провожая Гейдена, выразился не менее ясно: если союзные адмиралы заспотыкаются, ступайте вперед один. На сей раз точно так же напутствовал из Петербурга даже Министр Иностранных Дел: держитесь с друзьями дружески, но коли понадобится, начинайте боевые действия. Случилось с ним что-то, что ли?

И союзные адмиралы получили разрешение «наводить пушки», а не тень на плетень.

А турки что ж?

Покамест англо-французы фланировали близ греческих берегов, а англо-французская дипломатия разглагольствовала в Стамбуле, турки, тесня греческих повстанцев, овладели большей частью страны. В их руках находились все важные крепости.

Султанским воинством энергически распоряжался Ибрагим-паша. Ему было тридцать восемь от роду. Он приходился сыном знаменитому Мухаммеду Али, правителю Египта. Ибрагим-паша, сознавая преимущества европейской организации, заставил своих офицеров учиться у французских наемников. Сверх того, Ибрагим отдавал предпочтение строгой дисциплине перед «восточной распущенностью». В 1827 году он командовал не только турецко-египетским флотом, но и сухопутными войсками. И это он, Ибрагим-паша, избрал Наварин своей опорной базой.

То была одна из лучших гаваней не только Морей, но и всей Греции. Обширная, она могла принять сотни кораблей. Глубокая, она позволяла встать на якорь судну любой осадки. Остров Сфактерия прикрывал ее, как щитом. Узкий проход затруднял прорыв с моря. Турки, завладев Грецией, возвели на берегу прекрасной бухты цитадель, подле которой жался городок Наварин.

Задолго до графа Гейдена и крепости, и городу, и турецкому флоту досталось от предшественников гейденовской эскадры, от моряков эскадры Орлова-Спиридова. Тогда к Наварину набежал отряд кораблей под командой сына «арапа Петра Великого», бригадира артиллерии Ганнибала. Последний учинил там громкое дело, о котором так сказал его внук:

Пред кем средь Чесменских пучинГромада кораблей вспылала,И пал впервые Наварин.

Теперь, пятьдесят семь лет спустя, Ибрагим-паша вряд ли сравнивал дни минувшие с днями нынешними. Довлеет дневи злоба его. 70-тысячная турецкая армия бесчинствовала в Морее. Трагедия была отмечена даже англичанами, не склонными в силу политических расчетов гипертрофировать ужасы турецкой расправы с греками.

Союзные адмиралы пытались словесно урезонить Ибрагима, но словесные убеждения ни к чему не приводили. Оставался последний довод — пушки. В Наваринской бухте их было более 2300. А на борту союзников — 1300.

Положение сторон

Представим себе расположение турецко-египетского флота, как расположил его французский капитан Лете лье, один из тех наемников, которых радушно принимал Ибрагим-паша. Согласно признанию знатока морских баталий сэра Эдуарда Кодрингтона, план врага был «прекрасно составлен».

Турецкая и египетская эскадры, стоя на якорях, выстроились полумесяцем, что позволяло держать под огнем всю гавань, а фланги упирались в береговые батареи. И полумесяц не был одинарным. Корабли были заякорены в две, а то и в три линии, оставляя между собою пространственный разрыв, позволяющий задним вести огонь одновременно с передними. Вперед Летелье выдвинул тяжелые боевые единицы — линейные корабли и фрегаты. За ними поместил тех, что слабее — корветы и бриги. Сверх того, диспозиция имела и такое преимущество: она диктовала союзникам, в какой части гавани произвести боевое развертывание.

Чем же и как полагал одолеть врага сэр Эдуард, командующий союзными эскадрами, участник Трафальгара, сподвижник Нельсона?

Вот тут-то начинаются типичные европейские штучки. Игра идет втемную. Присмотримся к ней.

Флот Ибрагима был не единым, а соединенным турецко-египетским флотом. Каждой эскадрой командовал свой адмирал. Турецкой — Тахир-паша; египетской — Мухарем-бей. Египет, напомним, обретался в неуклонно слабеющей вассальной зависимости от султана. Мухаммед Али, человек умный и коварный, давно норовил отпасть от стамбульского сюзерена. Мухаммеда втайне поддерживали Англия и Франция.

Теперь внимание! За месяц до Наваринского боя в Египет был направлен фрегат «Пелерус» из эскадры Кодрингтона. Цель — информировать Мухаммеда Али — через английского консула в Каире — о положении дел на море для принятия соответствующих мер за соответствующие блага. После понятного колебания правитель дал понять, что египетские корабли в Наварине первыми стрелять не начнут.

Это уже был козырь. И весьма крупный. Другой, тоже немаловажный, «вытянул» де Риньи. Он убедил французских наемников-офицеров покинуть египетские корабли, дабы в случае столкновения не запятнать себя убийством соотечественников.

Диспозиция по-английски

Заручившись всем этим, командующий союзным флотом адмирал Кодрингтон приступает к составлению боевого походного порядка. Он составляет диспозицию эскадрам, которые должны войти в Наваринскую бухту. Своей эскадре, а равно и французской, он предписывает наступать правой кильватерной колонной. Стало быть так, чтобы расположиться на якорях визави египетских кораблей, в пассивности которых он почти убежден.

А вот русский адмирал граф Гейден, тот идет левой кильватерной колонной, чтобы расположиться на рейде напротив турецких кораблей, в активности которых сэр Эдуард совершенно убежден. Иными словами: русские пойдут под огонь.