Эльф из Преисподней. Том 2 (СИ) - "Lt Colonel"

Всё верно. Прямо сейчас наша компания (кроме Эллеферии, которая на глаза не показывалась) находилась в вигваме верховного шамана могикан. Мы расселись полукругом по циновкам и готовились засвидетельствовать свои мирные намерения. А всё из-за того, что старик углядел на пальце Анны и сапфир, и серебряных львов.

Индейцев нельзя было назвать бесчестными. Зачастую они играли по правилам куда более прилежно, чем так называемые цивилизованные люди, готовые преступить любой запрет ради мнимой или реальной выгоды.

Около двухсот лет назад далёкий предок старика (которого, кстати, звали мирным именем Мегедагик; Убийца Многих, любезно перевела Фаниэль) принял от Людвига ван Ранеховен на хранение бесценный дар — книгу, в которой учёный спрятал множество своих секретов. Подробностей того, зачем это было затеяно, нам не поведали, да и, впрочем, всё лежало на поверхности. Важно было иное: Людвиг заявил, что когда-нибудь он или его потомок, носящий кольцо рода, придёт к могиканам, чтобы забрать дар. Предок Мегедагика клятвенно пообещал, что исполнит волю друга племени.

Шаман не уточнял, что поколения алгонкинов пытались открыть дневник, чтобы прочесть его. В конце концов, Людвиг не упоминал необходимости держать его закрытым, а значит, честь индейцев не пострадала бы, если бы они расшифровали его. Видимо, учёный либо понадеялся на то, что индейцы проявят тактичность и не полезут в книгу, либо рассчитывал, что магические печати не получится снять силами кучки провинциальных колдунов. Как бы то ни было, Мегедагик не горел желанием рассказывать нам, вышло ли что-нибудь путное из их попыток.

Вот, в общем-то, и вся история. Мы выкурим трубку мира, заберём дневник и уйдём.

Звучало просто до безумия.

— Не особенно усердствуйте с курением, — сказала Фаниэль, — одна тяжка дарует телу новичка расслабленность. Две тяжки заставят его по-иному взглянуть на мир. Три тяжки унесут его дух странствовать по необъятным прериям Америки на многие часы, если не дни.

В этот момент Мегедагик закончил забивать трубку. Под аккомпанемент горлового пения помощников, от которого у меня завибрировало нутро, он поджёг датуру и принялся раскуривать трубку.

Он сделал куда больше трёх тяжек.

— Опытный человек, — улыбнулась Фаниэль, поймав мой взгляд.

Меж тем шамана практически полностью окружили густые клубы дыма. Они поползли в нашу сторону, отчего Дженни принялась мелко и часто чихать.

Из дымовой завесы вынырнул Мегедагик, глаза которого налились алым. Он протянул трубку Фаниэль, и эльфийка изящно приняла её. С видимым наслаждением затянулась, выдохнула; затянулась ещё. Шаман стал раскачиваться и бормотать что-то на индейском, глубоко уйдя в астрал.

Прозаический смысл этого ритуала был очевиден. Вожди продымливали свои мозги, теряя связь с реальностью, чтобы показать, как доверяют они друг другу.

Наконец закончив мучить трубку, Фаниэль передала её мне. Я ограничился одной рекомендованной тяжкой и пустил её дальше по кругу.

Тело налилось расслабляющей тяжестью. Запахи и звуки обострились, обрели объём. Ритмичные удары барабанов наполнились смыслом, в низком пении индейцев появился намёк на смысл — я почувствовал, что если последую за ним, то нескоро вернусь к собранию.

Вообще-то, вещества не должны влиять на демонов. Однако я так долго пробыл в смертном теле, что последствия сказывались.

Лютиэна, Ванда, Анна и Кана закашлялись (Лютиэна и Анна — с проблеском изящества, а Ванда и Кана — захлёбываясь до икоты). Пётр, который не чурался табака, пережил испытание без проблем, а бедная пикси, которая по размерам недалеко ушла от трубки, после маленького вдоха упала на циновку, как подрубленная.

Никто, кроме меня, не обратил на падение феи внимания.

Празднество достигло точки, когда за густым дымом с трудом можно было различить сидящих. Людей начало пробивать за смешки и восторженные охи. Тётушка и верховный шаман взирали за собранием с добродушием, которое присуще слабо соображающим разумным.

И посреди этого веселья показался один из помощников Мегедагика, неся в руках свёрток. Он развернул его над жаровней и продемонстрировал всем дневник Людвига ван Ранеховен.

Внешне книга не больно-то впечатляла. Чёрная обложка, кое-где облезшая от старости, мягкий переплёт. По сути, большая тетрадь с рабочими записями, а не сборник сочинений мудреца.

А вот если взглянуть на неё не зрением смертного, то быстро становится понятно, что это особая вещь.

Вокруг дневника нити реальности сплетались столько прихотливо и изощрённо, что я невольно восхитился. С убогим земным инструментарием создать подобный шедевр — Людвиг вернул мне веру в человечество. Нужно обладать поистине титаническим талантом, чтобы освоить магическое искусство за жалкие шестьдесят-семьдесят лет до такой степени.

Мегедагик разродился чрезвычайно длинной и путаной речью, смысл которой заключался в том, что долг могикан перед Людвигом оплачен, то есть мы можем забирать книгу и проваливать на все четыре стороны. С трудом дослушав окончание выступления, Анна, под конец начало порядком штормить, выхватила дневник из рук индейца. Она попыталась открыть её, но ничего не вышло. Тетрадь отказывалась разворачиваться.

— Может, хотя бы уйдём? — предложила тётушка, в которой сохранилось зерно здравого смысла.

— Нет-нет-нет… Я так долго… Долго терпела… ждала? Хотела?.. — сбивчиво бормотала Анн. Безопасная дозировка, рассчитанная Фаниэль, была несколько завышена.

Верховного шамана оттащили подальше от нас, и он захрапел, облепленный духами. Другие духи витали вокруг нашей компании, избегая меня: я согнал с рукава одного назойливого светлячка щелбаном.

Мы (за исключением бедной Дженни) сгрудились вокруг Анны. Она растерянно теребила корешок тетради.

— Что теперь… Почему его не получается прочесть?

— Полагаю, тебе надо вставить ключ в скважину, — сказал я. Девушка страдальчески посмотрела на меня.

— Найди углубление и приложи к нему сапфир.

Её лицо просветлело. Она ощупала тетрадь и обнаружила небольшую руническую композицию, которая бежала вокруг неглубокой выемки. Анна ткнула в выемку перстнем, и тетрадь резво распахнулась.

— Ого, — протянула Анна и возмущённо прибавила, — Она же пустая!

И действительно, страницы дневника были девственно чисты.

— Переверни его, — посоветовала Лютиэна.

И только я хотел возмутиться идиотскому совету (Людвиг явно не опустился бы до этого нелепого трюка), как Анна последовала ему. Из глубины страниц всплыли иссиня-чёрные кляксы, растеклись стройными рядами символов.

— Серьёзно? — выдохнул я.

Может, Людвиг и не был гением.

В следующее мгновение я встрепенулся. Потому что пространство зашевелилось. Волосы у меня на голове встали дыбом. Я опознал изменение реальности.

Из книги ударил столб света. Окружение поблекло, выцвело.

Вспышка, взрыв. И мощнейший вихрь, затягивавший в себя всех, кому не повезло оказаться неподалёку.

А именно — всех моих спутников, кроме пикси.

Меня сдавило, перекрутило, сжало. Я ощутил, как упрощаюсь, уплощаюсь, изменяюсь — это походило на насильственное выдирание третьего измерения.

Лёгкие обожгло болью, меня перекрутило, вывернуло наизнанку — и я обнаружил себя стоящим посреди ослепительно белого ничто.

Я покрутил головой (я продумал, как кручу головой; ощутил, как она возникает, появляется, материализуется) и обнаружил вокруг себя несколько тёмных пятен. Постепенно они обретали форму.

Первой проявилась Фаниэль. За ней последовали Лютиэна, Ванда, Кана и Анна. Последним оформился Пётр.

Они напоминали чернильные оттиски самих себя. Собственно говоря, они и были чернильными оттисками.

Поскольку нас засосало внутрь дневника.

Что ж… могло быть и хуже.

Один знакомый рассказывал мне, как был вынужден прогостить несколько десятилетий в книге с говорящим названием Хроники Мертвецов. Его засунул туда безумный волшебник по имени… как же его? Дулла аль-Хазед?