Лорд Хорнблауэр - Сесил Форестер

— «Vive le Roi!» — кричали они, приближаясь к часовым, — да здравствует король!

Это служило паролем, отличающим бурбонистов — ни бонапартист, ни якобинец, ни республиканец ни за что не осквернили бы своих уст такими словами. А число дезертиров и конскриптов-отказников, хлынувших в город, выросло просто неимоверно. Армия Бонапарта утекала, как песок сквозь пальцы, и императору непросто будет восстановить потери, в то время как конскрипты прячутся по лесам или ищут защиты у англичан, чтобы избежать службы. Можно было допустить, что бонапартистам удастся попытка построить армию из такого материала, но она была обречена на провал с самого начала. Эти беглецы не только не желали воевать за Наполеона, они не желали воевать вообще. Королевская армия, которую герцог Ангулемский принял решение создавать здесь, насчитывала менее тысячи человек, из которых более половины составляли офицеры — старые эмигранты, собранные из всех армий, ведущих войну с Францией.

Но в любом случае, Руан ждет нового хозяина. Бригада милиции в состоянии проделать путь к городу по раскисшей дороге, а он и герцог Ангулемский могут последовать за ней в экипажах. Вступление в город стоит сделать как можно более зрелищным: столица Нормандии — это не какой-нибудь захудалый городишко, а за ним лежит Париж — волнующий и загадочный. К нему пришла новая идея. В восточной Франции союзные монархи каждые несколько дней совершают торжественный въезд в какой-нибудь захваченный город. У него же есть возможность доставить Ангулема в Руан в еще более зрелищной манере, продемонстрировав, в тоже самое время, как далеко простирается английское морское могущество, заодно напомнив всем, что именно английский флот был силой, свершившей перелом в войне. Ветер дул с запада, имелись некоторые сомнения по поводу фазы прилива, но можно подождать, пока он не станет благоприятным.

— Капитан Ховард, — бросил он, — распорядитесь, чтобы «Флейм» и «Порта Коэльи» были готовы к выходу. Я беру герцога и герцогиню и отправляюсь в Руан по воде. Вместе со всей их свитой, да, Барбара тоже едет. Предупредите капитанов, чтобы они позаботились об их приеме и размещении. Пришлите ко мне Хоу, чтобы обговорить детали. Полковник Доббс, как вы посмотрите на небольшую прогулку под парусом?

На следующее утро, когда все они собрались на квартер-деке «Порта Коэльи»: мужчины в сверкающих мундирах, женщины в роскошных платьях, все это выглядело именно как увеселительная прогулка. «Порта Коэльи» уже отверповалась от причала, с которого все погрузились на нее, и Фримену оставалось только по знаку Хорнблауэра отдать приказы ставить паруса и поднять якорь, чтобы направиться вверх по широкому эстуарию. Солнце ярко светило, обещая теплую весну, легкие волны играли, поблескивая в его лучах. Внизу, под палубой, насколько Хорнблауэр мог судить по доносившимся оттуда звукам, продолжались суета и хлопоты — там еще старались приспособить все к приему высокого общества, но здесь, наверху, царили смех и воодушевление. Просто божественно было снова ощутить палубу под ногами, чувствовать щекой ветер, видеть за кормой «Флейм», идущий за ними в кильватер под косыми парусами, и знать, что наверху развеваются георгиевский флаг и его собственный вымпел, пусть даже по соседству с бело-золотым знаменем Бурбонов.

Он встретился взглядом с Барбарой и улыбнулся ей. Герцог и герцогиня снизошли подойти к нему и завязать разговор. Фарватер проходил у северного берега эстуария. Они миновали Арфлер, обменявшись салютом с расположенными там батареями. Корабли влетели в канал на скорости в добрых восемь узлов, быстрее, чем любой экипаж, однако совершенно очевидно, что когда река станет уже и извилистей, все будет совсем по-другому. Южный берег плавно уклонялся к северу, чтобы встретиться с ним, очертания низменного зеленого берега становились все более определенными, пока корабли, как показалось, в мгновение ока, не вышли из эстуария и не очутились между берегами реки, оставив позади Кильбеф и выйдя на отрезок, ведущий к Кодебеку. По левому берегу простирались зеленые пастбища, с разбросанными там и сям фермами, правый берег был холмистым и поросшим лесом. Руль был переложен, и они пошли круче к ветру. Но ветер, усиливавшийся в теснине между берегами, по-прежнему был благоприятным, и, подгоняемые приливом, они буквально неслись по реке. Прозвучал призыв к обеду, и все собравшиеся сгрудились внизу: женщины жаловались на тесноту и недостаток кавалеров. Чтобы сделать апартаменты их высочеств более просторными, переборки убрали: Хорнблауэр подозревал, что половине команды придется спать на палубе все время, пока герцог и герцогиня пребывают на борту. Герцогская прислуга с помощью корабельных стюардов (первых также пугала обстановка, в которой они оказались, как вторых то общество, которому они прислуживали) начала подносить блюда, но едва начался обед, как пришел Фримен, и прошептал на ухо Хорнблауэр, сидевшему между герцогиней и фрейлиной:

— Виден Кодебек, сэр.

Хорнблауэр распорядился, чтобы ему сообщили, когда это случится. Извинившись перед герцогиней и поклонившись герцогу, Хорнблауэр беспрепятственно выскользнул из комнаты: королевский этикет расписывал даже события корабельной жизни, и морякам дозволялось входить и выходить без излишних церемоний, если этого требовало выполнение их обязанностей. Кодебек находился на пределе видимости, но они быстро приближались к нему, так что через несколько минут в подзорной трубе, которую Хорнблауэр направил на городок, уже не было необходимости. Разрушения, причиненные взрывом, унесшим жизнь Буша, были весьма заметны. От домов остались только стены, возвышавшиеся на шесть-восемь футов над землей, массивное здание церкви выдержало удар, но лишилось большей части крыши и окон. Длинный деревянный причал обратился в руины, рядом с ним над водой виднелись почерневшие остатки нескольких затонувших судов. Над пристанью стояла на походном станке одна единственная двадцатичетырехфунтовая пушка — все, что осталось от осадного парка Кио. Людей было немного: они стояли, палясь на два военных брига, проходящих мимо них по реке.

— Печальное зрелище, сэр, — сказал Фримен, стоявший рядом.

— Да, — согласился Хорнблауэр.

Вот здесь принял смерть Буш. Хорнблауэр молча стоял, скорбя о своем друге. Когда война закончится, он воздвигнет маленький памятник на берегу реки над причалом. Ему хотелось, чтобы городок никогда не был бы отстроен вновь — это стало бы лучшим монументом в память о его друге — это, или пирамида из черепов.

— На грота-шкоты! На кливер-шкоты! — заорал Фримен.