Козел и бумажная капуста - Наталья Александрова

— Работяги на объекте, которые этот чертов сейф открывали, — подала я реплику.

— Работяги видели только конверт, а может, там были вырезки из дореволюционных газет или любовные письма дедушки Лидии Андреевны Скавронской к ее же бабушке? Или как раз не к бабушке, что, несомненно, интереснее, но к нашему делу никакого касательства не имеет. И потом, где те работяги? Ты знаешь, кто они, как их звали, где их найти? Да шеф наверняка давно уже перевел их на другой объект или вообще уволил, чтобы не болтали.

— Все верно, — заметила я, улыбаясь.

— Чему ты смеешься? — нахмурился Вадим.

— Таким ты мне больше нравишься, — честно ответила я.

— Да? Ну ладно, — довольно равнодушно ответил он, — значит, в милиции будет его слово против твоего, и ему, конечно, поверят больше.

— Да я вовсе не собираюсь обращаться с этим в милицию! — возмутилась я. — Ты что же думаешь — я сама себе враг? И так уже капитан Быков имеет на меня огромный зуб и глядит с подозрением!

— Ну, положим, он на всех глядит с подозрением, у него работа такая — всех подозревать, — подначил Вадим.

— А если еще признаться, что Павла убили в моей квартире, то он меня точно из милиции не выпустит, сразу в камеру определит! Будешь передачи носить?

— Буду, — не задумываясь, ответил Вадим, — буду обязательно, но лучше не надо.

— Ну, и что делать? Ждать, когда тот тип снова позвонит, и отдать ему записную книжку? Мне ведь она больше не нужна, адрес Скавронской мы и так знаем.

— Постой! — воскликнул Вадим снова слишком громко, так что официантка без вопросов решила принести нам кофе. — Он, этот тип, как раз и хочет получить записную книжку, чтобы никто не увидел там адреса Лидии Андреевны Скавронской! Да он и Павла-то убил только за то, что тот об этом знал!

— Чего там он! Говори уж — шеф! — сказала я. — Ну да, ты прав, сначала он убил Скавронскую, потом, испугавшись, что Павел может его выдать, он убил Павла. Но совершенно случайно того блокнота, где был записан адрес Скавронской, у Павла не оказалось, он выронил его в деревенском доме в поселке Зайцево. И тогда он решил шантажировать меня убийством Павла, чтобы я отдала блокнот. Знаешь, как-то глупо он действует! Да еще позвонил мне туда, в архитектурную мастерскую, по местному телефону! Он-то хотел, чтобы я испугалась, что он все про меня знает и держит под колпаком, а я как раз не испугалась, а подумала, что либо он звонил снизу, от охранника, либо он — сотрудник фирмы. Постороннему человеку от тамошнего охранника позвонить невозможно — это такой мерзкий тип, он людей вообще не впускает, а не то что позвонить даст. Таким образом, шантажист сам подвел меня к мысли, что он — шеф. Как-то странно все это...

— А может, он не глупый, а просто очень наглый, уверен в своей безнаказанности, вот и не обращает внимания на такие мелочи. Сама же сказала, что сдавать его милиции тебе нет никакого резона. Он тоже прекрасно это понимает!

— Что будем делать? — спросила я, отпивая горячий кофе.

— У меня такое впечатление, что он очень торопится, оттого и не следит за конспирацией, — продолжал Вадим, не слыша вопроса. — Что-то должно в ближайшее время случиться помимо того, что случилось с тобой. Это может быть связано только с теми найденными бумагами... Вот бы узнать, что там такое было, в этом старом конверте...

— Совершенно ясно, что так переполошиться можно только из-за денег, — сказала я, стараясь дать понять Вадиму, что я тоже умею думать. — Шеф неплохо владеет немецким. И он мигом въехал, что ценного может быть в тех бумагах. Может, дедушка покойной Лидии Андреевны Скавронской закопал где-нибудь сокровища?

— Скорее, положил деньги в какой-нибудь банк, — протянул с сомнением Вадим.

— Ну да, ведь говорила же Елена Вячеславовна, что Федор Скавронский был богатым человеком!

— Когда она это говорила? — встрепенулся Вадим.

— Как — когда? Тогда, в квартире своей тети, когда ты суетился вокруг нее с лекарствами...

— Надо бы еще с ней поговорить... Может быть, она вспомнит что-нибудь интересное...

— Только не сегодня, — испугалась я, — на сегодня мне этой семейки более чем достаточно. Да и они пускай от нас отдохнут маленько... И вообще, завтра у меня тяжелый день — надо готовиться к похоронам Павла, а послезавтра и того труднее.

— Я могу помочь? — после некоторых колебаний осведомился Вадим.

— Думаю, что нет, — просто ответила я. — Есть люди из фирмы, они этим занимаются. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Мы поехали домой, там я долго висела на телефоне, разговаривая с разными людьми, среди которых оказались какие-то родственники Ольги Павловны, приехавшие из провинции. Они благородно взяли на себя все хлопоты по поводу поминок, а мне оставили только общение с сотрудниками фирмы. Вадим только раз попросился к телефону, чтобы позвонить Елене Вячеславовне. Потом я легла и тут же заснула, как провалилась. Но через некоторое время меня разбудили. Кто-то легонько поглаживал меня по щеке и звал:

— Аня, Аня, проснись!

Вынырнув из тяжелого сна, я по голосу узнала Вадима. Ну наконец-то его проняло! Не открывая глаз, я попыталась сообразить, хочу ли немедленной с ним близости или нет. Получалось, что ничего я не хочу, а дико хочу спать. Но, как, однако, объяснить ему это, чтобы не обиделся? Все-таки я уже несколько дней торчу в его квартире, человек помогает мне в моих делах в ущерб своим... И вообще, он отнесся ко мне со вниманием, и даже заботится...

— Анна, открой глаза! — прозвучал требовательный голос.

— Да, дорогой, — я сделала вид, что только что проснулась, — что случилось?

— Я вот тут думал... мы должны устроить ему ловушку! Застать на месте преступления и сфотографировать! Тогда у нас появится против него компромат!

— Всего-то, — я откровенно зевнула.

— Нужно бить врага его же оружием!

— Совершенно с тобой согласна. Только давай сделаем это завтра утром. — Я повернулась на бок.

— Извини... я совсем не спал, все думал...

— А ты спи, — я сделала над собой усилие и села, потом обняла его за шею и поцеловала в обе щеки: — Спокойной ночи, дорогой, приятных сновидений!

Он сказал что-то ласковое, но я уже не слышала, что именно.

— У вас есть молоко «Митя»? — мрачно спросил Семен Петрович у завитой блондинки средних лет, величественно возвышавшейся за прилавком.

— Что? — удивленно спросила продавщица. — Какое молоко? «Митя»? Такого нет!

И недовольно отвернулась от мрачного покупателя. Семен Петрович надулся, побагровел и вышел из гастронома. Это был уже третий магазин, в котором он спрашивал молоко «Митя», и везде ему отказывали. Правда, с первым магазином он немного оплошал, по ошибке зашел в хозяйственный, но зачем же было хамить...

Семену Петровичу давно не случалось ходить по магазинам, и он совершенно разучился это делать. Сегодня, после гнусного скандала, который учинил ему этот сомнительный врач, он решил принести себя в жертву и спросил у жены, что нужно купить. Эта пошлая мещанка очень смущалась, понимая, что покупки — не его дело, но тем не менее с кислой миной, держась за сердце, перечислила продукты, которые нужны были в хозяйстве. Первым пунктом она назвала молоко «Митя». Или не «Митя», а «Витя»? Или «Вася»? Или «Петя»? Или «Тема»? Черт его упомнит, это проклятое молоко! У их младшего, Лени, была аллергия на молоко, и только этого «Митю» его организм принимал...

Но это совершенно недостойно крупного специалиста, уважаемого человека, каким искренне считал себя Семен Петрович, — таскаться по продуктовым магазинам и выискивать какое-то дурацкое молоко, выслушивая хамские ответы продавщиц!

Семен Петрович вошел в следующую дверь и уже внутри понял, что это не магазин, а что-то вроде бара или простенького кафе — короче, самая вульгарная забегаловка.

Семен Петрович никогда не посещал таких заведений. Но сейчас его переполняла такая обида на весь мир, а в первую очередь — на собственную жену, эту грубую мещанку, не умеющую ценить доставшееся ей счастье, что он захотел немедленно выпить водки.