Все сложно - Тара Девитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом идет четыре, пять, шесть, семь, восемь и так далее до бесконечности. Когда пальцы на одной руке заканчиваются, я пускаю в ход вторую, а микрофон зажимаю между ног. Наконец делаю паузу, чтобы дать и себе, и зрителям немного успокоиться перед следующим поворотом.
– А теперь вспомните все перечисленное и представьте себе, что это о женщине. – В зале раздаются новые взрывы хохота. – Ага! Впечатление получается не то же самое, правда? Если она собранная, организованная и уверенная в себе, то с ней вряд ли очень весело. Если она старше… Будьте честны и признайтесь: сейчас вы мысленно поморщились. Что там у нас дальше? Она всегда носит с собой таблетки, никогда нигде не задерживается допоздна, ходит к врачу… Она что, больная?
Зал кипит от хохота. Закрывая тему, я тоже позволяю себе немного посмеяться.
– Есть над чем задуматься, да? Не знаю, как вы, а я загрузилась. Расскажу вам такой случай: женщины из родительского комитета одной школы пригласили меня провести вечер в их компании. И тогда я кое-что поняла. Сейчас, как и раньше, существуют двойные стандарты, и на наш пол по-прежнему оказывается давление. Вот почему, когда тетки идут в отрыв, получается больше похоже на ужастик, чем на глупый ромком. Та вечеринка быстро превратилась во что-то темное и зловещее, и у меня есть на этот счет несколько теорий…
Дальше все идет как по нотам, только в одном месте я делаю отступление. Случайно сказав: «Это просто, как дерьмо», – уточняю: «Хотя вообще-то жизнь моей пищеварительной системы довольно сложна и малопредсказуема. Отправилась ли я в путешествие, или сменила марку кофе, или на секунду дольше обычного рылась с утра в телефоне, или бабочка взмахнула крыльями где-нибудь в другом полушарии, – без последствий это не проходит».
Затем я возвращаюсь на прежнюю тропу – к мыслям о том, как тебя воспринимают, к постоянным вопросам к себе, которые мужчинам, в отличие от женщин, никогда не пришли бы в голову. Материал острее обычного и к тому же более дробный; я разбираю свои мысли на составные части и складываю из них новые коллажи.
Первое, что я вижу, вернувшись за кулисы, – лицо Майера. Он не хмурит брови, как всегда, а улыбается уголком рта и покачивает головой. Я не скромничаю: прыгаю к нему на руки, смачно чмокаю его в губы и говорю:
– Скажи мне, что кто-нибудь записал это на видео, чтобы я могла пересмотреть и запомнить!
Май смеется:
– Да, камера была включена всю дорогу.
– Наш новый способ разогрева сработал. Надо взять на вооружение.
– Договорились, – отвечает он и скрепляет сделку новым поцелуем.
Глава 25
Сейчас
Майер
Я: Как ты думаешь, моя дочь меня ненавидит?
Фи: Когда ты приехал за ней в реперских мешковатых джинсах и бейсболке, надетой козырьком вбок, точно ненавидела.
Я: Это была твоя идея.
Фи: Пожалуйста, не говори Хейзл. Никогда не видела, чтобы так быстро краснели. Кстати, кошелек на цепочке – твоя придумка… А почему ты спрашиваешь?
Я делаю и посылаю Фарли снимок телевизора; там идет фильм, который я смотрю без звука. На экран первые пять минут тоже стараюсь не смотреть.
Фи: Ха-ха-ха! Опять «Летите домой»[14]? Конечно же, без звука?
Я: Похоже, Хейзл нравится вышибать из меня слезу. Понимаю, гуси милые. Но по-моему, она просто хочет меня помучить.
Фи: Ха-ха! Ты же знаешь, что это не так?
Я:?
Фи: Майер?
Я:???
Фи: Обалдеть! Даже ты, оказывается, иногда тупишь… Фильм о девочке, которая потеряла маму. Она переезжает к папе, отношения у них не ладятся. Ее все раздражает, ей одиноко. Она начинает доверять отцу, только когда он разрешает ей оставить дома гусят и помогает о них заботиться. Он даже строит для нее самолет, чтобы она могла летать вместе с ними. Май, это фильм про папу, который готов на все, лишь бы мечта дочки сбылась. Даже если это неразумно, опасно и никто, кроме нее, не видит в этом смысла.
Я: Ой… Неужели она думает, что у нас плохие отношения?
Фи: Какие вы, мужики, все-таки твердолобые! Даже если каждый раз плачете, когда смотрите этот фильм (что, кстати, очень мило).
Мое поведение назвали «очень милым», и я тут же расплываюсь в улыбке. Докатился!
Я: Ну и?
Фи: Ох… Нет, Майер. Вряд ли она считает ваши отношения плохими. Ей просто нравится, как девочка с папиной помощью делает офигенные вещи. И то, что гуси милые.
Хейзл толкает меня в бок и улыбается.
– Начало закончилось. Можешь открывать глаза, трусишка. Фи придет к нам вечером?
– Нет, сегодня не придет.
– Почему?
Я вздыхаю.
– В последнее время мне приходилось много работать. Я хотел, чтобы мы с тобой побыли вместе как семья, прежде чем ты на целых три недели уедешь к бабушке и дедушке.
– Но ведь Фи тоже часть нашей семьи!
Я замолкаю и озадаченно смотрю на решительное, серьезное личико Хейзл. Настойчивости она, возможно, научилась от меня. Но такое большое открытое сердце – это у нее от рождения. Благодаря своему отцовскому опыту, я понял только одно: то, что у меня такая чудесная дочь, не моя заслуга. Мне просто повезло с ней.
– Ты считаешь Фи членом нашей семьи? – спрашиваю я.
Хейзл кивает, посмотрев на меня как на человека, задавшего глупый вопрос, и отворачивается к телевизору. Я, расхрабрившись, трогаю ее за локоть.
– А как бы ты к этому отнеслась, если бы Фи стала для меня… – я судорожно подыскиваю слово, которое можно было бы перевести на язык глухонемых, – чем-то большим?
Хейзл задумчиво хмурит лоб.
– Но все будет как раньше, да?
– Да, просто… Больше.
– Больше чего? – Она меняется в лице: до нее дошло. – Как у мамы Олив с мистером Престли?
Мое сердце сбивается с ритма.
– Да.
Хейзл, моргнув, склоняет голову набок. В этот момент она кажется мне такой взрослой, что я хочу схватить ее, прижать к себе и в панике крикнуть: «Перестань расти!»
– Думаю, мне бы понравилось. Только вам, наверное, лучше не целоваться при мне с языком. Олив говорит, это противно.
Она кривит рот и содрогается. Я смеюсь.
– Так и быть.
Хейзл переползает на мой край дивана и прижимается ко мне. Сама. Хватать не понадобилось.
