Все сложно - Тара Девитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже. Спокойной ночи, Фи.
– Спокойной ночи.
Глава 27
Сейчас
Майер
– Расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе еще не знаю, – просит Фи.
Сегодня второй день наступившего года, и у меня создалось такое впечатление, будто мы выучиваем какой-то новый танец. Мы оба знаем, что пересекли границу и ступили на незнакомую территорию. Мы увлечены, но постоянно следим за тем, чтобы наши движения были слаженными. С утра до ночи мы переписываемся и разговариваем. Делимся друг с другом всякими мелочами: прикольными видео, забавными наблюдениями. Все это было и раньше, но теперь тональность несколько изменилась. Получается, у нас телефонный… флирт?
Да, пожалуй, именно так.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я с тревогой.
Чуть раньше или чуть позже мне придется сообщить ей о своем решении относительно нашей совместной работы. Но лучше бы не сейчас…
– То и имею. Расскажи про какое-нибудь неудачное свидание, какой-нибудь странный сон, иррациональный страх или тайный предмет мечтаний, которым ты меришь успех и счастье.
– Например?
Я с трудом сдерживаю смех, чувствуя, как Фарли начинает сердиться.
– Например, знал ли ты, что я уже год занимаюсь йогой?
– Правда?
– Да. Доктор Деб посоветовала. Мол, я должна научиться «тихо проводить время наедине с собой, своими мыслями и чувствами». – Фи, смеясь, вздыхает. – Прошел месяц, прежде чем я смогла спокойно проделать все положенные упражнения: не захохотать, не заплакать и не уйти. Но сейчас я занимаюсь каждый день.
– Фи, это… это замечательно.
Я улыбаюсь, представив себе, как она смирно сидит в почтительной позе. А потом вижу, как она наклоняется, тянется, принимает разные причудливые позы, и в штанах становится тесно. Блаженная сосредоточенность… Капельки пота, тяжелое дыхание… леггинсы…
– Да, теперь мне и самой нравится. Ладно, твоя очередь.
– Хм… Я хожу в спортзал.
– Да ну тебя, Майер! Это я и так знаю, даже слишком хорошо.
– Слишком хорошо? Дай подумать… – Помолчав, я говорю: – Есть у меня одна история, только она не совсем из разряда милых смешных конфузов. Боюсь, ты скажешь: «Ой! Даже не знаю, как на такое реагировать».
– Не бойся, выкладывай. А я, если хочешь, отвечу каким-нибудь реально стремным звуком.
– Э… Зачем?
– Чтобы ты, когда будешь вспоминать эту историю, сразу же вспоминал и мой звук. И смеялся вместо того, чтобы содрогаться. Получится как лечение электрошоком. Только смехом.
Господи, до чего же она милая!
– Фи, я думаю, это работает немножко не так.
– Майер, я не хочу хвастаться, но вообще-то я эксперт по борьбе со стыдными воспоминаниями.
Я фыркаю.
– Уговорила. Слушай. На первом свидании, на которое я пошел после рождения Хейзл, я… хм… заплакал.
Обещанный звук представляет собой нечто среднее между смехом мультяшного злодея и гудением тромбона, о чем я и говорю Фарли.
– Неудивительно, – отвечает она. – Мне часто кажется, что я плод любви Крошки Германа и Джессики Рэббит.
– Нет, – говорю я, поперхнувшись водой, которую пил. – У нее титьки больше.
Фи смеется, и я крепче сжимаю телефон. Аж пальцы белеют.
– Майер, – мягко произносит она, – мне жаль, что так получилось.
– Ты имеешь в виду свой стремный звук или…
– Или. Свидания – это вообще мучительно. А после того как ты столько пережил… Догадываюсь, как тяжело тебе было попробовать снова, имея за плечами такой эмоциональный багаж.
– Все не так уж драматично. Просто я переволновался, выпил лишнего, ну и разревелся, – признаюсь я со стоном.
Воспоминания не из приятных!
– Прямо-таки разревелся? Что-то не верится, – говорит Фи, но в ее голосе слышится приятное удивление. – В любом случае мне жаль. Она соврала, что у нее дома какое-то чрезвычайное происшествие, и свалила? Или посочувствовала тебе? Я поцарапаю ей машину, если она тебя обидела.
– Э…
Несколько секунд Фарли молчит.
– Погоди… Она же не… Вы переспали?
– Гм…
– Шутишь!
– Тебе кажется странным, что женщина захотела провести со мной ночь?
Фарли фыркает.
– Я бы назвала это иначе: ты заплакал на первом свидании, а она в ответ тебя трахнула. Если бы я попыталась сделать такое, любой мужик сбежал бы.
Я мог бы сказать Фи, что она не права. Но вместо этого меняю тему.
– Чего там ты еще хотела? Иррациональный страх?
– Да. Типа того, что я содрогаюсь при виде ватных шариков. Глубже давай не полезем. Боязнь несоответствия, проблемы с отцом… Расскажи лучше про какую-нибудь ерунду, из-за которой тебе непонятно почему становится некомфортно, – отвечает Фарли.
– Волосы.
– Волосы? На голове?
– Да. Длинная челка. Когда она путается в ресницах и лезет в глаза. По-моему, это просто жуть.
– Ты так думаешь? – произносит Фарли, стараясь не показывать, что не ожидала от меня такой глупости.
– Я не представляю себе, как можно не беситься, если сотни волосков колют тебя в глазные яблоки.
– На мой взгляд, все не так уж страшно, однако твою реакцию можно понять.
– Когда Хейзл было года три или четыре, она решила сама сделать себе челку. Получилось, мягко говоря, не совсем ровно. Она стала похожа на Фрогги из «Маленьких негодяев»[16]. С полгода, пока волосы не отросли, мне приходилось неуклюжими пальцами завязывать ей надо лбом крошечные хвостики, похожие на антенны. Так что мои отношения с челками всегда складывались непросто.
– Ах, так вот почему у Хейзл на тех фотографиях такой оригинальный причесон! – смеется Фарли. – Если честно, то и у женщин, как правило, непростые отношения с челками.
– В общем, эта игра не кажется мне плодотворной, Фи, – со вздохом признаюсь я. – У меня такое ощущение, что с каждым ответом я нравлюсь тебе все меньше и меньше.
– Не выдумывай. Наоборот. Твои микроскопические, почти несуществующие недостатки – я бы скорее назвала их изюминками – мне приятны. Раз не у меня одной есть странности, значит, мы не так уж неравны. Ты становишься ближе и нравишься мне еще больше. В таком, конечно, не принято признаваться, если хочешь, чтобы тебя считали человеком зрелым, умеющим строить отношения или хотя бы просто психически устойчивым, но мне нравится быть с тобой откровенной.
Я усмехаюсь.
– Ты очень даже психически устойчива. Просто другим людям, как правило, не хватает смелости быть такими же честными. Особенно когда они говорят о себе, а не об окружающих.
Фарли грустно вздыхает.
– Я тоже не… не всегда выкладывала всю правду.
– Да, Джонс. И я. Наверное, следовало бы…
Тут в комнату врывается Хейзл со своим двоюродном братом Лиэмом. Они пихают друг друга локтями, оба разрумянились, глаза блестят. Заметив, что я разговариваю по телефону, дочка спрашивает:
– Это Фи? Ты можешь включить
