Хо - Raptor

Эта недоделанность, незавершённость чего-то важного, значимого, явно и напористо требовала сатисфакции. Евгений остро чувствовал, что вечер никоим образом не должен закончился так беспощадно. Любыми средствами необходимо во что бы то ни стало завершить его достойно.

Догнав Ольгу, он выбросил вперёд руку, желая схватить её за плечо, и от этого прикосновения воздушный силуэт девушки разлетелся в разные стороны миллионами крохотных светлячков. Пальцы сомкнулись на пустоте, и сжались в хрустнувший суставами кулак.

— Ты не можешь меня покинуть! — закричал Евгений, волной разогнав светлячков. — Оля!

По толпе гостей прошёлся робкий рокот голосов.

— А вы чего пялитесь? — скорчив мучительную гримасу, зыркнул на них Женя. — Чего вы ждёте? Какой от вас прок? Тоже мне, друзья называются. Вы — не друзья. Вы — пустышки! Куклы!!! Вас дёргают за нитки, как марионеток, а вы прыгаете, прыгаете. Прыг-прыг-прыг! (Он, кривляясь, попрыгал на месте) И вам плевать на это. Выбираете кукольный театр, вместо школы, жалкие вы Буратины. Биороботы, отрабатывающие свою дурацкую программу. Ради чего? Ради кого?! Друзья… А что вы сделали для дружбы? Что вы сейчас для неё делаете? Я до последнего пытался собрать вас вместе, сплотить, сделать командой, одной большой семьёй. А вы? Что сделали вы? Кто-нибудь из вас пытался помочь мне? Кто-нибудь пытался найти меня? Спасти меня, пытался кто-нибудь?! Неблагодарные эгоисты. Идите вы к чёрту!

Гости вздрогнули, и отшатнулись от него. Их маски приобрели растерянный и обескураженный вид. Кто-то пытался успокаивать его, кто-то надувался, кто-то с улыбкой крутил пальцем у виска.

— К чёрту, я сказал! — сорвался на крик Евгений, и образы друзей начали по очереди рассыпаться, разлетаясь беспорядочным ворохом старых фотографий.

Всё тепло, вся радость запечатлевшихся в памяти моментов, связанных с друзьями, успевших за долгое время назреть каким-то глубоким подкожным нарывом от понимания того, что вернуть их, как и детство, уже невозможно, вдруг разом вышли наружу в виде необычной, мазохистски приятной боли. И рассеялись. Словно рассудок заблокировал эту боль, ампутировав воспалённый сегмент сознания.

Пиная ворохи фотографий, кучками сваленные на полу, Евгений подошёл к трону, и посмотрел в лицо застывшей на нём императрицы. Та, казалось, дремала, низко опустив голову.

— Мама, — позвал он её.

Но та не просыпалась. Тогда он осторожно коснулся её руки. Кисть оказалась холодной как лёд. С ужасом, Женя отдёрнул руку. Скипетр выпал из окоченелых пальцев матери, и со звяканьем укатился за трон.

Позади послышались звуки приближающихся шагов.

— Рано или поздно, это должно было закончиться, — донёсся до его слуха равнодушный голос Хо. — Хорошего понемножку.

— Это ты? Это всё ты?! — гневно обернулся к сумеречнику Евгений.

Хо спокойно приблизилось. Теперь оно имело свой традиционный облик высокого чёрного гуманоида с длинным хвостом, с шишковатой головой, с выпирающими вперёд челюстями, и зелёными глазами-блюдами. Сколько раз Женя видел его таким, но никак не мог привыкнуть к этому простому, и в то же время необычайному, первобытно-страшному образу, заставлявшему поджилки трястись, точно от разрядов тока.

— Да. Это всё я. Теперь ты доволен? — спросило оно.

— Было отлично, пока ты всё не испортило. Зачем ты остановило эту иллюзию? Кто тебя просил?

— Никто. Я не видело целесообразности в её продолжении.

— Не видело целесообразности? Ты всё так здорово придумало с этим балом, костюмами! Собрало всех самых дорогих мне людей! Ты заставило меня вновь поверить в красоту жизни, и потом всё отобрало. Зачем?!

— Хо, — сумеречник ухнул как-то необычно, сдержанно, и даже, наверное, грустно.

Обойдя Евгения, он взобрался на возвышение, и расположился на троне, успевшем опустеть, пока Евгений отводил глаза.

— Зачем ты остановило иллюзию?! — настойчиво повторил Евгений. — Я тебя спрашиваю!

— Ты знаешь, что это была иллюзия, но всё равно нуждаешься в ней?

— Да, чёрт возьми, нуждаюсь! Верни её. Верни всё как было!

— Но это же просто иллюзия.

— Нет, не просто! Верни. Прошу.

— Ты заблуждаешься, Евгений. Это — иллюзия. Это — не по-настоящему. Это — не жизнь. Понимаешь? Выдумка. Визуально-психический обман.

— Я знаю.

— Тогда в чём дело? Почему ты хочешь в него вернуться? Почему сознательно желаешь обманывать себя?

— Потому, что… — голос Евгения задрожал. — Потому, что хочу. Потому, что ничего другого у меня не осталось.

— У тебя осталась жизнь. Жи-изнь! Разве не так?

— Не нужна мне такая жизнь. Какой в ней смысл? Она лишь причиняет боль. А там, в твоей иллюзии, мне хорошо. По-настоящему хорошо. Там я счастлив.

— Хм-м, — Хо оперлось локтем на тронный подлокотник, и задумчиво опустило подбородок на кулак. — Пожалуй, я могу ненадолго вернуть тебя туда. Но тебе ведь не вся иллюзия нужна, я правильно понимаю?

Евгений судорожно закивал.

— Я не сомневалось. Это так предсказуемо. Ты никак не можешь смириться с её потерей, и теперь готов поверить в обычную иллюзию, лишь бы избавиться от своей тоски. Но это не выход.

— Плевать.

— Мне, в общем-то, тоже. Поэтому я не буду тебе её возвращать. Не вижу в этой ерунде решительно никакой выгоды.

— Так тебе выгода нужна…

— Само собой. В отличие от тебя, я — прагматично.

— Что тебе нужно?

— Чтобы ты не морочил мне голову. Уходи, Евгений. Не майся дурью…

— Что тебе нужно?!

— Хо. Что мне нужно — ты знаешь сам.

— Понятно. «Старая сказка про белого бычка», — Евгений отвернулся, сделал два шага, и остановился, закрыв глаза.

Как ни странно, пристального взгляда в спину он не ощущал. Хо не смотрело на него. Оно глубокомысленно молчало, подперев рукой подбородок, и слегка, по-кошачьи подёргивая расплющенным кончиком хвоста. Впервые сумеречник выглядел таким унылым. От привычного агрессивного азарта, который Хо обычно излучало всеми своими фибрами, не осталось и следа. Так выглядит старый охотник, разглядывающий редкого зверя, которого выслеживал полжизни, а теперь вдруг встретил, и… Сразу потерял к нему интерес, что ли. Пыл, кипящий в нём во время предвкушения этого последнего, заключительно выстрела, сошёл на нет, обернувшись пониманием того, что после смерти желанной добычи, жизнь его лишится какого-то существенного смысла. Было удивительно, как может существо, напрочь лишённое человеческих переживаний, испытывать подобное, но Хо сейчас выглядело именно так.

Однако, Евгений думал отнюдь не о нём. Куда больше его заботила кипучая волна, бурлившая в раскалывающейся голове. Он знал, что нужно уходить, но почему-то не мог. Уходить было некуда. Женя не знал, куда ему идти. И какие бы предложения не выдвигал его воспалившийся разум, их тут же смывало этой клокочущей волной, утягивая назад — в прошлое, в воспоминания. Ольга! — неизменно полыхало во тьме перепутанных мыслей одно и то же имя. Ольга! Как жить без неё? О каком будущем может идти речь?