Училка и мажор - Маша Малиновская

25

Василина

— Дави, не бойся! — подбадривает Семён, затягиваясь глубоко дымом и выпуская клубящуюся струю в приоткрытое окно. — Давай, детка, не сдерживайся. Резина под нами — огонь. Выдержит.

Я сошла с ума.

Совершенно точно слетела с катушек по полной программе.

Потому что это точно не я. Не знаю кто, но точно не та Василина, которую я знаю. Ну не могу настоящая я гнать за рулём спортивной тачки после улётного секса со своим студентом, да так чтобы между ног дрожь, на спидометре сто семьдесят, в груди жар, а пальцы немеют.

Мне кажется, это момент вне времени и пространства. Затянувшееся мгновение безумия, игры с собственной жизнью.

А так играться плохо.

Я всегда ставила себе рамки. Мыть руки, чтобы обезопаситься от инфекции. Не ходить поздно по улице, чтобы не подвергнуться нападению. Не пробовать травку, чтобы не подсесть. Не пить в больших компаниях, чтобы не потерять контроль.

Не делать то, не делать это. Не-не-не.

Достало.

И сейчас все эти выставленный мной самой запреты будто ветром сдуло. Смыло начисто бешеным цунами по имени Семён Радич.

Это как обновление программного обеспечения. Перезагрузка. Перепрошивка.

— Впереди озеро, снижай скорость, — подсказывает Семён, а я вдруг теряюсь, впуская старую испуганную Василину обратно в свою голову.

— Не успею, — вскрикиваю, подтормаживая, но понимаю, что скорость слишком высокая.

— Успеешь. Бей на тормоз, — отрезает. — АБС подхватит.

Утапливаю педаль тормоза в самый низ обеими ногами, ожидая клина и скольжения, зажмуриваюсь от страха и сжимаю пальцами руль до хруста. Но машина действительно ведёт себя очень адекватно. Скорость снижается быстро, но не резко, с едва заметными подрагиваниями в колесах.

— Охренеть, — выдаю некультурное, отцепляя застывшие пальцы от руля.

В лобовое видно, как фары освещают в полной темноте замёрзшее, занесённое снегом озеро. Сейчас глухая ночь, а здесь темно и безлюдно. Если меня сейчас оставить одну, не уверена, что вспомню, как ехала сюда.

— Пошли, — кивает, натягивая шапку, Радич, и толкает дверь наружу.

Я застёгиваю его куртку до самого носа, в очередной раз воруя вдохом аромат, и тоже выхожу.

Мороз не сказать, что сильно крепкий, но под ногами скрипит. Небо не чёрное, а скорее тёмно-синее, словно подсвеченное. Оно будто набрало в подол много-много пушистого снега, и совсем скоро не удержит его и разразится снегопадом.

Семён застывает на меже заснеженного берега и гладкой поверхности замёрзшей воды. Я замираю рядом с ним. Мы просто смотрим, как по глади льда ветер гонит позёмку.

— Сколько раз ты прогуливала школу, Василина? — неожиданно спрашивает Семён.

— Ни разу, — пожимаю плечами.

— А пары в универе?

Задумываюсь, припоминая.

— Ну, может, пару раз…

— Когда болела? Или физру во время месячных?

Прыскаю, удивляясь его просвещённости в этих вопросах. Но мой смешок растворяется в тишине. Он как будто бы неуместен сейчас.

— Ну… типа того.

— То есть без причины — ни разу?

— Угу.

Смеяться уже не хочется. Я понимаю, к чему начинает клонить Семён.

— А когда ела сколько хочется и чего хочется?

— Не помню…

— Надевала что-то из разряда “что обо мне подумают”?

— Никогда…

— А сексом когда занималась так, будто тебе плевать, что вокруг всё пылает синим пламенем?

— Сегодня…

Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза. К горлу подступает ком. Как вышло так, что бесбашенный мажор, золотой мальчик, которому всё по боку, вдруг за пару фраз разложил мою жизнь и моё отношение к самой себе? Так, словно видит меня насквозь.

— С тобой, — добавляю, и сама потрясённая смыслом этих слов. — Так самозабвенно, так невероятно свободной я чувствовала себя только сегодня с тобой.

Это должна была быть сумасшедшая поездка, и окончится она должна была сумасшедшим сексом. Но вместо этого я стою у края замёрзшего озера, жалкая от осознания своей закомплексованности, и исповедуюсь своему любовнику-студенту.

Семён разворачивается ко мне и берёт за руку. Смотрит прямо в глаза. Серьёзно и внимательно.

— Тебе никто не нужен, чтобы быть свободной, Василина. Это только ты можешь решить.

Я вздыхаю от тяжести тугого клубка, свернувшегося в груди. В пальцах появляется дрожь, веки печёт. Кажется, будто моё тело больше не способно держать само себя. Мне нужна опора.

И я делаю шаг к Семёну. Не импульсивный, а осознанный и открытый. А потом, будто кто-то нажимает на кнопку на пульте управления моими чувствами и эмоциями, приникаю к его груди, сжимая куртку в пальцах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍