Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая) - Константин Серебров

  Я положил книгу в сумку и, попрощавшись с Джи и музыкантами, отправился на вокзал.

  – Вот и все, что я могу тебе рассказать, – заключил Гурий. – У меня полная путаница в голове сейчас, и я так и не могу понять, чему же я научился в поездке.

  – Если ты не чувствуешь, что чему-либо научился, – сказал я, – значит, ты и не научился ничему. Может быть, обучение, которое Джи имеет в виду, тебе недоступно.

  – Что же мне делать сейчас? – спросил Гурий.

  – Попробуй освоить ремесло лепщика, – сказал я. – Это пригодится тебе.

  – Это слишком низкий уровень для меня, – сказал Гурий.

– Я не люблю примитивные работы. Лучше я займусь скульптурой... А теперь мне пора домой. До встречи, – и он, подхватив рюкзак, исчез за дверью.

  Не прошло и недели, как раздосадованный Петрович появился в моей квартире и, залпом выпив рюмочку коньяку, рассказал следующую историю:

  – Сразу после приезда я обратился к своему отцу, и он устроил меня поработать к одному известному скульптору в качестве подмастерья. Как-то вечером, после работы, подметая мастерскую, я обратил внимание на гипсовую скульптуру Ленина, которая стояла на большом возвышении, вытянув руку вверх. В народе этот жест называют “пол-одиннадцатого” – время начала продажи водки во всех магазинах. Так вот, когда я закончил уборку и собирался покинуть мастерскую, Ленин вдруг зашатался и рухнул с постамента на пол, разбившись на куски. С невольным криком: “Полтергейст!” – я выбежал на улицу. Скульптор прокричал мне вслед: “До тебя ничего подобного не происходило! Чтоб я больше тебя в мастерской не видел!”

  – Не везет тебе, братушка, – заметил я. – Может, попытаться устроиться к менее известному мастеру?

  – Да ну их, надоело мне все – лучше пойду готовиться к экзаменам, – с досадой произнес он и, откланявшись, ушел.

Глава 8. Город Дураков

В середине осени из Москвы позвонил Джи и сообщил, что завтра вечером будет проездом в Кишиневе. От радости я чуть не выронил трубку: наконец-то в мирскую жизнь города вплетется таинственный импульс, который на невидимых крыльях унесет меня в волшебный мир. На следующий день мы с Гурием, теперь ставшим Петровичем, встречали Джи, стоя в нетерпении на платформе железнодорожного вокзала. Вскоре диктор объявил о прибытии фирменного скорого поезда “Молдова” из Москвы, мы спешно подошли к девятому вагону и стали искать Джи среди выходивших пассажиров, но его не было. Настроение резко упало.

  “Видимо, что-то случилось”, – подумал я разочарованно, но в этот миг меня кто-то участливо похлопал по плечу и спросил:

  – Ты еще жив, братушка? – от неожиданности сердце мое радостно забилось.

  – Странно, что вы не заметили, как я вышел из вагона, – произнес он, и в его глазах открылось пространство бесконечности.

  “Как давно я не встречал людей, внутри которых сияет Вселенная”, – пронеслось в голове.

  Петрович подхватил его синюю дорожную сумку и легко понес на плече.

  Мы шли по многолюдной вокзальной площади. Я начал было рассказывать о своих приключениях на скульптурном комбинате, но Джи, прервав меня, сказал:

  – Я приглашаю вас завтра поехать со мной в город Дураков, где будет проходить джазовый фестиваль. Норман со своей группой решил выступить и показать, что такое настоящий высокий уровень.

  – Я не смогу поехать, – ответил встревоженно Гурий. – Мне надо догонять курс, иначе меня отчислят из университета.

  Джи понимающе кивнул в ответ и вопросительно посмотрел в мою сторону.

  – Как я могу поехать с вами? Ведь я по вашему же заданию работаю лепщиком, да и директор меня не отпустит, – сказал я с возмущением, на что Джи холодно ответил:

  – Время на Корабле Аргонавтов течет с невероятной скоростью; по корабельному отсчету прошло более года. Я тебя приглашаю плыть дальше, иначе ты упустишь свой шанс.

  – Я имею право взять отпуск за свой счет только через полгода, – обиделся я.

  – Если хочешь поймать свой кубический сантиметр шанса, то ехать нужно сейчас. Корабль Аргонавтов никого не ждет, он завтра уплывает за Золотым Руном.

  – Так что, мне уйти с работы?

  – Тебе лишь надо сделать выбор между жизнью в привычном комфорте и долгим странствием в поисках своего духа.

  Тем временем мы подошли к остановке и, дождавшись троллейбуса, поехали ко мне домой. Мне так не хотелось уходить с налаженной работы, но, с другой стороны, я ведь стремился пройти у Джи курс обучения.

  После долгих колебаний в душе я наконец решился поехать с ним. Пока я собирался в дорогу, Джи предложил Петровичу прогуляться по вечернему городу.

  Гурий колебался. Я знал, что сегодняшний вечер он хотел посвятить Наденьке – своей новой пассии. На его лице отразился весь драматизм внутренней борьбы, которая завершилась удовлетворенной улыбкой: видимо, он нашел компромисс. Поздно вечером, когда я закончил сборы и сел делать записи в дневнике, они наконец вернулись.

  – Ну, как ваша прогулка? – полюбопытствовал я.

  – Сможешь ли ты, дорогой Петрович, поведать историю о нашем приключении? – спросил загадочно Джи. – Если сделаешь это художественно, то очистишь ржавые лепестки своей вишудхи.

  – Джи произвел на Надю неизгладимое впечатление! – воскликнул Гурий. – Как только я представил ей Джи, она заявила:

  – Мне кажется, что я вас где-то уже встречала.

  – Есть известная доктрина родственных душ, – ответил ей Джи. – Когда такие души встречаются, то чувствуют близость, как будто они уже были знакомы прежде.

  – Я обещала Гурию, что мы пойдем куда-нибудь гулять, но оказалось, что мне нужно быть на профсоюзном собрании.

  – Прекрасно, – сказал Джи, – мы проводим Вас.

  Надя тут же подхватила его под руку и быстро зашагала по направлению к своей конторе. Я направился вслед за ними, слегка опешив от такого начала. Она оживленно заговорила:

  – С вами мне так легко! А когда Гурий начинает свои нудные лекции о том, что нужно духовно развиваться, я чувствую инстинктивную враждебность. Он очень туманно описывал некоего таинственного Капитана Корабля “Арго”, но я сразу догадалась, что это он говорил о вас.

  Мне оставалось только любоваться изящной фигурой Нади и покачиванием ее соблазнительных бедер, горько думая о том, что она сумела за несколько секунд выставить меня полным идиотом в глазах Джи. А Джи подлил масла в огонь:

  – Гурий, к сожалению, – сказал он, – любит подавлять окружающих своей значительностью и осведомленностью. Я пытаюсь работать над этим качеством в нем, но это очень долгий процесс.

  – Его совершенно не интересует моя жизнь, – пожаловалась Надя, – и люди, которые меня окружают.

  – Почему это недалекие миряне, не задумывающиеся о небесной жизни, должны меня интересовать? – горячо возразил я. – Это они должны интересоваться мной, если хотят попасть на Корабль.

  – Ты не прав, Петруччо, – сказал Джи. – Юнга Корабля должен уметь находить общий язык с любым существом из мира плоскатиков. Я предлагаю пойти вместе с Надей на собрание и там продолжить обсуждение этой темы.

  – Замечательно! – воскликнула она, слегка прижимаясь к Джи. – Мне так не хочется скучать там одной!

  Скоро мы вошли в просторный мраморный холл проектного института. Проходя мимо столика, где в беспорядке лежали газеты и журналы для посетителей, Джи прихватил с собой газету “Вечерний Кишинев”.

  – Я уверен, – сказал Джи, – что мэр города позаботился об интересном сообщении для нас.

  – Какое отношение к нам имеет мэр города? – спросил я.

  – Обычный мэр, может быть, и никакого, – ответил Джи, – а вот астральный мэр, которого я имею в виду, имеет к нам особое отношение. Но ты пока к этому знанию еще не готов.

  – Опять эти сказки про астрал, – сказала Надя, надув губки. – Мне кажется, это просто фантазии людей, которые не нашли своего места в жизни. Или любимого человека, – и она мечтательно посмотрела на Джи.

  – Нет, – сказал Джи серьезно, – это не сказки, это реальность. Человек, разочаровавшийся в том, что может дать ему обычная жизнь, не так отождествлен с ролями, которые он играет в ней. Поэтому он более чувствителен к импульсам с тонкого плана. Но если он не связан ни с какой традицией, то в его восприятии, действительно, может быть много личных фантазий, не имеющих отношения к тонкой реальности. Твое восприятие тонкого, может быть, еще спит, поэтому ты так поверхностно воспринимаешь не совсем обычные идеи.

  Слова Джи, произнесенные мягким тоном, все же задели Надю – она притихла, и в ее глазах появилось легкое замешательство. Я был поражен тем, как Джи обыграл пустые замечания моей девушки.

  Мы прошли в зал, который уже был полон, и сели в одном из последних рядов. На трибуне стоял высокий лысый мужчина с потухшим оловянным взглядом. Он рассказывал что-то о достижениях своего отдела.