О гномах и сиротке Марысе - Мария Юзефовна Конопницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IV
Немало пришлось повозиться Марысе, чтобы навести порядок у Петра в хате.
Заглянула она и на огород. Но он так зарос, что у неё руки опустились.
«Эх, кабы конопли немного посеять! — мечтала она. — Вот славно бы: убрать её, высушить, вычесать и прясть золотистую нитку долгими зимними вечерами».
Бывало, мать её пела чудесные песенки за прялкой.
«И под капусту вскопать две грядочки. Земля чёрная, жирная, кочаны с дыню выросли бы!»
И решила Марыся весной за огород приняться.
«Но, чтобы весной сажать, — размышляла она, — надо уже сейчас прополоть, вскопать его. А разве я справлюсь одна?»
И вдруг всплеснула руками:
«А Войтек, а Куба! Чем не помощники!..»
Но не только этот запущенный, заросший огород огорчал Марысю. Всё чаще тосковала она по своим гусанькам, по пригорку в золотистых цветах, по Рыжику, который лежал, бывало, у её ног на солнышке или с громким лаем носился вокруг стада.
Однажды, прибравшись в доме, вышла Марыся на ближний лужок.
Вдруг видит — в высокой траве мелькнуло что-то похожее на красный островерхий колпачок.
— Хвощ! — крикнула Марыся и бросилась за ним.
Сердце у неё готово было выпрыгнуть из груди.
А колпачок мелькал всё дальше. Вот он пропал в кустах. Марыся кинулась туда.
Ей так хотелось увидеть Хвоща, расспросить… О чём? Она и сама не знала. Только бы догнать… И поблагодарить за всё: и за гусей, и за угол в Петровой хате, и за Кубу с Войтеком, которые ей за родных братьев стали.
И она со всех ног бежала за мелькавшим впереди колпачком — так быстро, как только позволял густой лозняк.
Но вот колпачок исчез и больше не показывался.
Марыся остановилась и огляделась вокруг.
Где она? Впереди, в нескольких шагах, кончался лозняк. Сквозь него, как зарево пожара, просвечивал багряный закат. А дальше виднелся хорошо знакомый лес.
Значит, она, не заметив, забежала на другой конец соседней деревни!
Марыся сделала ещё несколько шагов. Может быть, удастся поглядеть на своих гусей и на Рыжика!
И правда, из-за кустов увидела она выжженный солнцем пригорок, гусей, мирно щиплющих травку, и верного Рыжика, снующего вокруг них; а поодаль, на пшеничном поле, — новую пастушку: девочка то нагибалась, то выпрямлялась, срывая запоздалые маки, васильки и розовый куколь для венка.
Марыся стояла за кустами и с любопытством смотрела.
Но вот солнце село, и пастушка с помощью Рыжика собрала гусей и погнала домой. Рыжик всё лаял на белую гусыню, которая и при Марысе то и дело отставала от стада. Пастушка замахнулась не неё хворостиной, и она, догнав гусака, побежала с ним впереди.
Стадо уже скрылось за горкой, а Марыся всё стояла в кустах.
Хотела хоть с Рыжиком и гусаньками увидеться, если уж Хвоща догнать не удалось, и вот они ушли, а она их так и не приголубила!
Новой гусятницы побоялась. Вот трусиха!
Но теперь-то, когда никого нет, неужели она не посидит хоть минутку на своём пригорке?
Она раздвинула кусты. Что это?..
На земле мёртвый хомяк лежит, а неподалёку — мёртвая лиса. У обоих бока изодраны, глубокие раны уже почернели.
Марыся ахнула и руками всплеснула.
Лисицу ей было не жалко, она её боялась.
Но хомяк! Неужели это её хомячок?
Раздвигая густой бурьян, Марыся побежала к его норке. На стеблях висели клочья шерсти — желтоватой и рыжей; на листьях, как кораллы, — капли запёкшейся крови. Вход в нору разрыт когтями.
Марыся остановилась, поражённая.
— Бедный хомяк! — сказала она.
И правда бедный. Злодейка Сладкоежка привела угрозу в исполнение и весь свой гнев за гусей выместила на слабом зверьке. Но хомяк и сам был виноват. Зачем так равнодушно смотрел, как лиса подкрадывается к стаду? Почему не предупредил пастушку или хоть Рыжика? Сделай он это, и беды бы не было, пришлось бы лисе убраться отсюда подальше.
А теперь вот мёртвый лежишь, несчастный хомяк! Подумал бы о других — и себя бы спас!
Огляделась Марыся — в двух шагах от норки трава примята. Здесь притаилась Сладкоежка и отсюда бросилась на хомяка… Да, видно, стебли зашелестели, и хомяк, заметив лису, успел юркнуть в нору.
Закипел бой не на жизнь, а на смерть. Хомяк нанёс лисе тяжёлые, смертельные раны, но та задушила его и уволокла в кусты. Хотела и дальше утащить, к себе в нору, да не успела — сама испустила дух.
Бедный хомяк! Одно утешение оставалось у него: сознание, что в смертельной схватке со свирепым врагом он вёл себя как герой.
И в самом деле, без колебаний броситься на такое чудовище — на это не всякий решится! Он погиб, но погиб и враг, который был куда больше и сильнее его.
За своё равнодушие к другим маленький хомяк поплатился жизнью.
Но его смелость всю округу избавила от жестокого, коварного злодея.
При виде истерзанного тельца мёртвого хомяка, его погасших, а недавно таких живых глазок, неподвижно торчащих воинственных усиков, которыми он всегда шевелил так забавно, сердце у Марыси сжалось, и по бледному личику покатились серебристые слёзы.
Плача, присела она возле хомяка на корточки и ласково заговорила, словно мёртвый зверёк
