Мститель - Эдуард Борнхёэ

— Беда заставляет, — улыбнулся Гавриил.

— Даже в самой большой беде человек не должен унижать себя в своих собственных глазах! — воскликнула Агнес, и щеки ее запылали.

— Вы еще не испытали самой большой беды, фрейлейн Агнес.

— Против самой большой беды есть средство — добровольная смерть!

— Смерть — горькое лекарство, фрейлейн Агнес.

— Я скорее бы умерла тысячу раз, чем…

— Чем стали бы женой эстонского или латышского крестьянина, — подхватил Гавриил, так как Агнес не находила подходящих слов.

— Чем сделала бы что-нибудь такое, что сама считала бы неправильным, — с суровой серьезностью добавила Агнес.

У Гавриила появилось такое чувство, будто холодный ветер пахнул ему в сердце и в нем что-то застыло.

«Очень хорошо, — подумал он, — что все это я слышу из твоих собственных уст. Я считал тебя холодной и гордой, но иногда в твоих глазах отражается нечто такое, что противоречит всем моим суждениям и порождает мечты. Впредь буду осмотрительнее. Жаль, что она даже в мужской одежде так прекрасна и чиста, что голос ее так нежен и пленителен. Иначе я бы ее отчитал как следует».

— Господин Габриэль! — сказала Агнес после короткого размышления.

— Опять «господин Габриэль»!

— Я не могу иначе к вам обращаться; по-моему, вы — господин. Но разве это не удивительно, что я досих пор не знаю, кто мой случайный спутник? Вы даже не назвали мне своего полного имени.

— К чему? — сказал Гавриил, пожимая плечами. — Я не из вашего общества, фрейлейн фон Мённикхузен, и не могу остаться вашим знакомым. Дня через два мы, бог даст, доберемся до Таллина и сразу расстанемся — мы ведь и встретились случайно.

— Расстанемся? Почему вы хотите, чтобы мы расстались? — спросила Агнес, оторопев.

— Я боюсь, что если бы вы узнали, кто я, то немедленно прогнали бы меня и прокляли тот час, когда вынуждены были со мной пуститься в дорогу.

— Ну, мы еще посмотрим, — сказала Агнес улыбаясь. — Кто же вы такой?

— Большой грешник, — холодно ответил Гавриил. — Самый низкий из людей, ибо в моих жилах течет крестьянская кровь.

6. Кто был Гавриил?

Гавриил ошибался, полагая, что эти слова, как удар грома, поразят гордую рыцарскую дочь. Вначале Агнес, действительно, немного испугалась, но уже через минуту с ласковым недоверием посмотрела Гавриилу в глаза и, улыбаясь, сказала:

— Вы шутите?

Гавриил решил, что нужно действовать резче: он испытывал странное желание показать высокородной девице, что он гордится своим низким происхождением.

— Я не только из крестьянского сословия, — сказал он жестко, — но моя мать, кроме того, была дочерью эстонского крестьянина, то есть крепостного, так что я потомок крепостного раба.

— Почему вы стараетесь себя принизить? — спросила Агнес слабым голосом.

— Я вовсе не стараюсь себя принизить, — сухо возразил Гавриил. — Вы желали знать, кто я такой, и я исполняю ваше желание. Вы глубоко ошибаетесь, думая, что я стыжусь своего происхождения. Нисколько! Я горжусь тем, что в моих жилах течет кровь доблестного, но несчастного народа. Разве может быть для меня позором то, что предки мои были насильственно обращены в рабство? Если человек без всякой вины попадает в тюрьму, разве это позорно? Вы сами еще вчера были богаты и свободны, как королевна, а сегодня вы несчастная беженка — так разве вы себя за это презираете? Мои предки отважно сражались за свою свободу, и дух вольности и поныне не угас в их потомках. Мой дед возглавлял тех крестьян, которые шестнадцать лет тому назад были грозой для немецких рыцарей. У вас есть причина еще сильнее ненавидеть меня, чем презирать. Ведь это от руки моего деда пал в битве при Колувере отец вашего жениха, Иоган фон Рисбитер. Крестьяне тогда не добились успеха. Они проиграли битву, дед мой попал в плен и по приказу вашего отца был, как мятежник, предан мучительной смерти.

Агнес широко раскрытыми глазами взглянула на Гавриила и произнесла, бледнея и запинаясь:

— Вы знали все это и все-таки… все-таки спасли мне жизнь!

— Я не сражаюсь с женщинами, — с улыбкой ответил Гавриил.

— Вы должны были бы жестоко меня ненавидеть! — воскликнула Агнес, скрестив руки на груди.

— Нет, я не питаю к вам никакой злобы. Я охотно спас бы вас из во сто раз большей беды, но полагаю — как вы и сами теперь видите, — что я могу быть вашим… знакомым только пока это крайне необходимо. Но чтобы вы окончательно убедились, насколько я заслуживаю вашего глубочайшего презрения и ненависти, выслушайте и еще кое-что: мой отец был русский, и всего несколько недель назад я сам состоял в русском войске, то есть был врагом вашего народа и орденского государства.

На лице Агнес бледность сменилась краской.

— Значит, вы все-таки.. — пролепетала она, словно умирающая.

— Что?

— Тот, за кого вас принял юнкер Рисбитер…

Русский шпион? — закончил Гавриил, слегка покраснев. — Нет, я не шпион, не изменял я и своей родине. Я честно сражался против немцев и шведов, и я так же искренне желаю, чтобы владычество их в этой несчастной стране кончилось. Жизнь населения этой страны не может стать хуже, чем была под тяжелой рукой немцев, а под властью Москвы могла бы улучшиться, ибо царь Иван Васильевич, прозванный Грозным, правда, очень крутого нрава, но народ его свободен24 и перед суровостью царя трепещут прежде всего упрямые бояре, в то время как простой народ может жить в мире и благоденствии. Московские цари — большие ценители просвещения, поэтому они уже давно стремятся завладеть прибалтийскими землями и гаванями как воротами к западноевропейскому просвещению, и рано или поздно эти земли перейдут к ним. Тот, кто помогает русским в осуществлении этих намерений, сокращает бедствия нашей несчастной родины и приближает мирные, счастливые времена. Гавриил произнес эти слова звучно, почти торжественно, как пророчество, и во взгляде его сверкнул огонь подлинного вдохновения.

— Простите! — прошептала Агнес. Вздох облегчения вырвался из ее груди, на глазах заблестели слезы — слезы благодарности. Она не хотела презирать этого человека!

Довольно долго царило неловкое молчание. У Агнес аппетит совсем пропал; между тем Гавриил молча кончил свой завтрак и прилег отдохнуть на мягкую траву, подперев голову рукой. Он не решался поднять глаза на Агнес, потому что чувствовал себя виноватым и был недоволен собой.

«Какой дьявол заставил меня все выболтать? — с сожалением думал он. — Было бы куда лучше, если бы она принимала меня за сына какого-нибудь немецкого графа и с полным доверием отдала бы себя под мою защиту. А теперь настроение ее испорчено, дружба наша разрушена, доверие потеряно. Удивительно, что она еще терпит мое присутствие. Как я все-таки еще молод и глуп, да и сердце у меня, видно, черствое, если я мог так необдуманно огорчить и расстроить бедную, всеми покинутую девушку. Правда, не я один виноват. Почему она так кичилась своим сословием? Кровь во мне вскипела. Но глупость сделана, и я должен постараться как-нибудь ее исправить. Как она, вероятно, в глубине души теперь меня презирает и ненавидит!»

Но когда Гавриил немного погодя осмелился поднять глаза, он с безмерным удивлением увидел, что лицо Агнес не выражает ни гнева, ни презрения. Правда, она немного побледнела, но лицо ее оставалось спокойным, взгляд, который она обратила на Гавриила, был полон нежного участия.

— Расскажите мне о своей жизни, — сказала Агнесс тихо.

— О моей жизни? — воскликнул Гавриил с удивлением. — Что мне еще о ней рассказывать? Вам уже известно, кто я и чего стою. Я полагал, что у вас нет ни малейшего желания что-либо еще узнать о таком человеке, как я.

Агнес серьезно покачала головой.

— По тому, что мне известно о вашей жизни, я совсем не могу судить, кто вы и чего вы стоите. Вы ведь не какой-нибудь заурядный человек, о всей жизни которого можно рассказать в двух-трех словах. Говорите что хотите, но я пока остаюсь при убеждении, что вы стремитесь унизить себя в моих глазах. Расскажите мне все, тогда я сама увижу, что мне думать о вас. Или вы скрываете какую-нибудь тайну и боитесь предательства с моей стороны? У вас нет доверия ко мне?

— Я никакой тайны не скрываю.

— Отчего же тогда вы не хотите удовлетворить мое любопытство? — настаивала Агнес. — Вспомните, вы же сами вызвались быть моим слугой и обещали повиноваться мне. Разве вы уже забыли, что я — строгий юнкер Георг фон Мённикхузен, который не потерпит непослушания и упрямства своего слуги.

— Что правда, то правда, — улыбаясь, сказал Гавриил. — Каждый хозяин вправе требовать от слуг, чтобы те докладывали ему о своих проделках. Так выслушайте же, юнкер Георг, если у вас хватит терпения, скучную повесть о жизни вашего верного оруженосца Габриэля.