Клио и Огюст. Очерки исторической социологии - Вадим Викторович Долгов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Система ценностей детерминирует нормы, т. е. разделяемые большей частью общества представления о том, что хорошо, а что плохо.
По степени обязательности нормы принято различать:
1. Этикетные. Эти нормы предписывают внешние формы поведения человека, правила вежливости.
2. Этические. Тоже поведение, но в уже более важных случаях. «Что такое хорошо и что такое плохо».
Этикетные и этические нормы роднит то, что санкцией за их неисполнение является общественное порицание. В случае норм этикетных, как правило, менее жесткое («фу, какой балбес»), в случае этических – более («мерзавец»!).
3. Правовые. То, что запрещено законом. Исполнение этих норм контролируется государством. Это его главный отличительный признак.
Наличие норм с необходимостью подразумевает и наличие отклонений. Отклоняющееся поведение называют девиантным. Само по себе слово «девиация» негативного смысла не несет: отклоняться от нормы можно и в положительную сторону. То есть герой – тоже девиант. Но это в теории. В разговорной практике под девиациями чаще всего понимают отклонения в отрицательную сторону. Если отклонение очень серьезное, и нарушает границы не только этикетных и этических норм, но и норм права, то это называется деликвентным поведением.
В современном общественном сознании нормы чаще всего выступают весьма иерархизированно. То есть неумение человека правильно пользоваться ножом и вилкой действительно вызывает меньше осуждения, чем, например, подлое поведение по отношению к семье и друзьям. Но так было не всегда.
Весьма интересный случай был описан в труде позднеантичного доксографа Диогена Лаэртского. Он пишет о юных годах философа-киника Метрокла из Маронеи: «Метрокл из Маронеи, брат Гиппархии, который сперва был слушателем Феофраста, но по слабости своей однажды во время занятий испустил ветер и от огорчения затворился дома, решив уморить себя голодом». Ситуация понятная, несмотря на прошедшие тысячелетия. Ученик случайно пукнул на уроке философии и поэтому решил свести счеты с жизнью. Такая трагикомическая история могла произойти и в современной школе. По счастью, бедного ученика не оставили без поддержки: «Узнав об этом, Кратет пришел к нему без зову, нарочно наевшись волчьих бобов, и стал его убеждать, что по всему смыслу он не сделал ничего дурного, – напротив, чудом было бы, если бы он не предоставил ветрам их естественный выход; а под конец он взял и выпустил ветры сам, чем и утешил Метрокла: подобное исцелилось подобным. С этих пор Метрокл стал его слушателем и выказал немалые способности в философии»[123].
В истории известны периоды и страны, когда последовательность частей этой иерархии была иной. Например, эпоха блестящего дендизма в Англии XVIII–XIX вв. Интересным источником по «нравам и обычаям» английских джентльменов той эпохи могут служить романы Эдварда Бульвер-Литтона «Пелэм, или Приключения джентльмена» или «Кенельм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь». Умение выдержать стиль (и при этом не казаться «модным») джентльмены Бульвер-Литтона почитали качеством не менее важным, чем душевное благородство, смелость и честь. Такой подход может показаться поверхностным. Но это не так. «Безукоризненность» была интегративным качеством, позволявшим враз оценить целый букет личностных качеств, определяющих «гроссмейстеров» этикета: художественное чутье, осведомленность, наличие денег и пр.
Важную роль этикет играл в традиционной культуре Китая. Идейной основой такого специфического отношения было учение Конфуция – знаменитого китайского философа VI–V вв. до н. э. Значение этикетных норм в конфуцианстве вытекает из общефилософских идей Конфуция. Как и многие другие философы, он был озадачен вопросом: откуда берется на Земле зло? Божественное небесное начало – тянь – мыслилось древними китайцами как всеблагое (говоря языком православного богословия). И подобно многим другим (в том числе и христианским) философам, Конфуций задавался вопросом: как всеблагое небо могло создать столь несовершенный мир? Во многих философских системах для объяснения зла вводится понятие некого «злого начала» – дьявола, «нарастающей энтропии» и пр. Но мысль Конфуция двигалась иначе. Он считал, что у зла нет индивидуализированной причины. Источник его в другом: каждый человек по ходу жизни не вполне четко исполняет свой долг. Отступление может быть не очень существенным, но оно существует. Человек не обязательно совершает кровавое злодейство, но пакостит по мелочи. Каждому из нас есть в чем себя упрекнуть: кто-то спустя рукава работает, кто-то бросает мусор мимо уроны, кто-то переходит дорогу на красный свет. В результате все эти маленькие пакости суммируются, и на свет появляется Большое Зло. Отсюда следует понимание общей стратегии борьбы со злом. Чтобы победить Большое Зло, человек должен прежде всего сражаться со злом малым: со злом внутри, идущим от него самого. Как гласил лозунг последних лет существования СССР: «Перестройку начни с себя».
Конфуцианство выработало представление о благородном муже – цзюнь-цзы. Благородство этого «благородного мужа» заключалось в снисходительности, отсутствии прагматичного эгоизма, великодушии, заботе о ближних, уважении к старшим. Кроме прочего цзюнь-цзы и вести себя полагалось прилично: вежливо и согласно ритуалу.
Созданный Конфуцием эталонный образ оказал большое воздействие на китайскую культуру и общество. Конфуцианство стало основой нормативной системы. Претенденты на чиновничьи должности в Китае должны были зубрить труды Конфуция и писать по ним эссе. В итоге со временем наиболее высокие качества цзюнь-цзы перетерпели некоторую девальвацию, ведь нельзя научить снисходительности или устроить экзамен по великодушию. А вот внешняя сторона благородства – вежливость, умение в любой ситуации выглядеть достойно, знание ритуала – этому можно было научить, и это можно было в случае чего проверить. Поэтому именно эта ритуальная сторона конфуцианства со временем превратилась в очень сложную церемониальную систему, которая так удивляла европейцев, «открывших» Китай в новое время.
Наиболее странным казался европейцам знаменитый обряд «коутоу», который заключался в тройном коленопреклонении и девятикратном челобитии перед особой китайского императора. Сами китайцы проделывали этот обряд безо всяких проблем. Сложнее было, когда в Китай приезжали европейские послы. В XVII в. в Китай прибыла экспедиция русского дипломата и путешественника Федора Байкова. Он был направлен царем Алексеем Михайловичем в Китай для установления дружественных добрососедских отношений. Русское посольство успешно прибыло в Пекин в 1656 г. Но дальше всё пошло наперекосяк. Дело в том, что, с точки зрения китайского императора, весь мир – это его владения. А значит, всякий, пришедший к нему с визитом, должен кланяться так и только так, как это подобает подданному китайского императора.
Но у русских на этот счет были свои правила. Всем была памятна казнь боярина Михаила Борисовича Шеина, произошедшая в 1634 г. В вину боярину было поставлена неудача при осаде Смоленска, хотя боярин заключил перемирие на вполне достойных условиях. Но в официальном приговоре ему вменялось, что он поклонился польскому королю Владиславу IV «в землю»
