Три последних самодержца - Александра Богданович

10 июля.

Утром Е. В. поехал к Гирсу, но его не оказалось, и Е. В. пошел к Шишкину, который поразил его своею тупостью. Жаконе говорит, что Шишкин — полное ничтожество. Moulin тоже говорит, что Шишкин глуп. Жалкое у нас Министерство иностранных дел!

19 июля.

В Думе вечером народ желал поднести хлеб-соль Жерве, требовали, чтобы Жерве вышел к народу. Но Грессер остановил его, говоря, что, если он выйдет, он ни за что не ручается. Грессер телеграфировал царю, что народ больше кричит «ура», чем в коронацию.

15 августа.

Вчера Плеве рассказывал про свой дебют, когда он докладывал покойному государю после взрыва в Зимнем дворце 5 февраля о том, как произведен был взрыв (дознание дела было ему поручено Набоковым), что произведен он был беспаспортным мещанином, проживавшим во дворце. Адлерберг его прервал, возразив, что это неверно. Это сильно сконфузило Плеве, он не был в состоянии отвечать. Но в это время Гурко сказал Адлербергу, что эти слова Плеве вполне справедливы. Это дало возможность Плеве оправиться, и он продолжал свой доклад, который был началом его теперешней карьеры (тогда он был прокурором судебной палаты). Сидел Плеве во время этого доклада рядом с государем, против него теперешний государь, тогда наследник, около Плеве — Набоков, Гурко, а рядом с наследником — Владимир, затем Адлерберг и другие.

31 августа.

По случаю голода было назначено собрание в одном из уездов Саратовской губ. Предводитель нашел, что число собравшихся недостаточно, и не открыл собрания. Это вызвало председателя управы на драку с предводителем. Предводитель, Панчулидзев, вызвал председателя на дуэль, но тот отказался драться, написав, чтобы он внес раньше 70 тыс. руб. дворянских денег, которых не оказывается в кассе. Это очень печальное событие, которое рассказал нам Вишняков. Вишняков говорит, что голод расположился в шахматном порядке — в одном и том же уезде у одного помещика громадный урожай, а рядом, у другого, — голод. Жена симбирского губернатора, узнав, что у нее в имении урожай, а рядом — голод, поспешила будто продать туда голодающим свой хлеб по 1 руб. 40 коп. Это возмутительно, но это не исключительный случай — все стараются взять побольше барыша, и все за счет голодающих.

13 сентября.

Умерла вел. кн. Александра Георгиевна. Она была несчастна с мужем: он был влюблен в Елизавету Федоровну, и она замечала эту любовь.

14 октября.

Был Дурново. Рассказал про вопиющее дело купца Гладкова в Харькове, которого женили пьяного на публичной женщине, жившей с неким Раденом, которому она надоела. Раден, а также граф Милютин (харьковский губернатор) были у нее шаферами. Свадьба происходила в деревне близ Харькова. Гладков и вся его семья в отчаянии, что состоялась эта позорная свадьба. Мать Гладкова с горя умирает.

4 ноября.

Слушала, как сегодня директор реального училища в Выборге Гавр. Ив. Сербулов рассказывал, Е. В. про финляндские порядки, как там не гр. Гейден генерал-губернатор, а его жена, которая вместо него присутствует на заседаниях по школьным вопросам. Горе тому, кто не исполнит ее требования, т. е. не возьмет к себе в учителя ее протеже и т. д., под предлогом, что нельзя просто изгнать не повинного ни в чем человека, чтобы взять на его место другого. Графиня никогда не забудет, что ее просьбу-приказание не исполнили, и тогда не исполнившему ее приходится даже выехать из края.

7 ноября.

Жаконе готовит серьезную статью, в которой будет изложена полная биография Ив. Ал-ча: его игра на бирже с помощью Гравенгофа, его неудачные займы, вообще вся его темная закулисная сторона. Он говорил, что писали царю в Копенгаген, что его министр финансов, ведая о понижении и повышении бумаг, самым бесстыдным образом пользуется этими сведениями для себя лично.

8 ноября.

Сегодня говорили нам про столкновение Вышнеградского с Филипповым. Про это все открыто говорят в контроле. Филиппов сделал Вышнеградскому запрос, куда употреблен весь последний заем. Получил ответ, что не его дело. Тогда он написал вторую бумагу, где доказывал, что законно спросил. Тогда отвечали, что заем пошел на биржевую игру, т. е. на покупку и продажу бумаг, стоящих низко, но которые должны были понизиться, и что вся эта операция принесла доход. Как это недостойно, что наш министр финансов занимается такой гнусной вещью, что и было поставлено ему на вид контролером и сказано, что эта операция могла иметь и другие последствия, чем те, которых он ожидал.

12 ноября.

Нам рассказывали, почему Ротшильд не хочет иметь финансовые дела с Россией. Говорили, что те 300 человек самых солидных и богатых англичан, которые подали в прошлом году петицию нашему государю, прося его не притеснять евреев (их петиция не была уважена), находятся вкладчиками больших денежных сумм у Ротшильда; и они ему объявили, что, если он будет иметь финансовые дела с Россией, они у него возьмут все свои деньги.

20 ноября.

Слышишь постоянно отовсюду рассказы весьма прискорбные. Так, казанский губернатор издает циркуляры-советы варить кашу из кукурузы и чечевицы, которых нет в Казани, и есть с маслом вместо хлеба. Вятский губернатор запрещает вывозить хлеб из одной волости в другую и продавать его в другие волости. Курский губернатор в том же роде чудит. Красный Крест, по общим отзывам, действует недобросовестно — ворует. Везде злоупотребления. Отовсюду отзывы, что народ голодает серьезно. В Тамбове губернатор Ракосовский стрелял в народ, который пошел разбивать помещичьи амбары, и многие были убиты и ранены. Вот вести, которые пришлось узнать в один день. Вчера Дурново был у царя, которому не все говорят, и уехал от него успокоенный.

21 ноября.

Вишняков сказал про Ракосовского, что это все выдумка, что он войска не посылал против крестьян, а только силой выгнал их на работу, от которой они отказывались.

Напечатано сегодня, что учреждается Комитет но руководству общественными работами для голодающих. Председатель — Абаза, члены — Дурново, Вышнеградский, Островский и Анненков, делопроизводитель — Витте.

Баранов сравнивает теперешнее положение России с военным положением. Отчасти похоже. Чувствуется что-то тяжелое, гнетущее, как будто ждешь катастрофы. Говорили нам, что царь вернулся в разъяренном настроении. При встрече был любезен только с Дурново и Вышнеградским, с Гюббенетом — очень холоден.