Бесстыжая - Стелла Линден

— Я намерена вышвырнуть тебя отсюда и приказать никогда не возвращаться, — сурово сказала я.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляющим тоном сказал он. — Обещаю, что стану хорошим. Скажи, что прощаешь меня.

— Это непросто сделать, потому что ты очень рассердил меня.

Это было последней каплей. Издав рычание, он повалил меня на диван. Я раздвинула ноги, желая поскорее заполучить этот огромный, пульсирующий, вышедший из повиновения инструмент и ощутить его внутри своего тела. Теперь все было именно так, как я себе представляла, — неукротимый напор и никаких нежностей. Он не отличался особой изобретательностью в сексе, но уж если принимался за дело, то делал его основательно. Его пенис — большой и тяжелый — давал мне блаженное чувство насыщения.

Когда все закончилось, мы оба были счастливы и совершенно выбились из сил. Леонард поднялся. Вид у него был явно смущенный. Он отводил взгляд, и я догадалась, что теперь, когда его потребность была удовлетворена, ему стало стыдно, что он открылся передо мной. Но мне он уже нравился больше, потому что я узнала о его человеческих слабостях, и мне было нетрудно проявить доброту и сказать:

— Ты настоящий гигант. Тебе это известно?

Бедный Леонард! Он так и вспыхнул от удовольствия.

Уже собираясь уходить, он сказал:

— Мне, возможно, потребуется зайти еще раз. Для твоего дела нужно подготовить кое-какие документы. — Его грудь на моих глазах гордо надулась, и он снова стал Леонардом Хокберном, высокопоставленным государственным мужем. — Однако тебе не о чем беспокоиться. Я лично все улажу с султаном.

— Как приятно сознавать, что ты на моей стороне, — с почтением сказала я.

Леонард пришел снова через несколько дней и принес мне на подпись какие-то документы. Он сказал, что считает это дело законченным, потому что Абдул, видимо, понял, что был не прав, и больше от него не поступало никаких заявлений. (Хотя, по мнению Клайва, Абдул прочитал о себе то, что написано в «Дейли кобблер», и скрылся где-нибудь в пустыне, чтобы тихо умереть от раскаяния.)

Во время нашего второго свидания я решила сыграть роль властной женщины и принарядилась в элегантный костюм с подплечниками. Волосы я стянула на затылке, чтобы придать себе строгий вид, и даже надела черные чулки. Я играла роль властной женщины, какой он меня почему-то считал, и хотела посмотреть, как на него подействует мое новое обличье. С первой же минуты я поняла, что нахожусь на правильном пути. У него горели глаза, хотя, пока мы занимались документами, он сохранял официальный тон. Он мог бы без труда прислать их с посыльным, поэтому я догадалась, зачем он пришел.

Мы немного выпили, и он поцеловал меня.

— Ты выглядишь по-другому, — сказал он.

— Если бы меня увидели сейчас те, кто знает меня по снимкам, то не узнали бы, — тихо сказала я.

— А мне очень нравится, когда ты такая. Ты напоминаешь мне мою мать. Она была школьной учительницей.

— Я думала, что твоя мать сидела дома и ублажала собственного мужа.

— Это я говорю для того, чтобы люди не заподозрили… — начал было он, но замолчал.

— Продолжай, — строго сказала я. — Я хочу, чтобы ты рассказал все с начала до конца. И перестань мямлить.

Он с готовностью кивнул:

— Ах, как ты похожа на нее! Она тоже терпеть не могла расхлябанность. Отец боялся ее. Мы все ее ужасно боялись.

Это была любопытная история. Его мать, директриса школы со смешанным обучением, была сторонницей строгой дисциплины и считала, что наказание розгой решает все проблемы. Леонард учился в той же школе, и для того чтобы он не получал никаких поблажек благодаря их родственным отношениям, его наказывали розгами чаще, чем остальных учеников. Не уверена, сознавал ли он это сам, но мне показалось, что ой обожал свою мать и специально подыгрывал ей, чтобы привлечь к себе ее внимание.

Теперь мне было понятно, почему он не мог оторвать взгляд от моих черных чулок. Пока он рассказывал, его рука подбиралась все ближе и ближе, пока я не шлепнула по ней ладонью.

— Не смей, — сказала я самым строгим голосом.

— Ну вот, я тебя обидел, — покорно сказал он.

— Я очень рассержусь, если ты будешь плохо вести себя, — пригрозила я.

Но он, конечно, продолжал плохо вести себя, и я, конечно, очень рассердилась. И чем сильнее я сердилась, тем хуже он вел себя: его рука добралась до того места, где чулки кончались, и обнаружила, что, кроме пояса с резинками, на мне ничего не было. А потом его уже нельзя было остановить, да и меня тоже, если уж говорить откровенно.

На этот раз мы наслаждались сексом в постели. Это было все равно что заниматься любовью с поездом, мчащимся со скоростью ста миль в час, но не подумайте, что я была против — я люблю в мужчинах энергию. Леонард был один из немногих мужчин, которые могли меня утомить.

Потом я отправилась, чтобы принести нам что-нибудь выпить, а когда вернулась, он лежал на животе, поглядывая на меня с заговорщическим видом. Я остановилась на мгновение, разглядывая его зад — твердый, мускулистый, с почти прямоугольными ягодицами. Подчиняясь импульсу, я игриво шлепнула его по заду.

Это было равносильно электрическому разряду. Леонард схватил меня с такой скоростью, что бокалы со звоном полетели на пол, и не успела я глазом моргнуть, как мы снова занялись сексом. Мой безобидный шлепок в мгновение ока возродил его энергию. Мне следовало бы догадаться, что так оно и будет.

Потом он, преисполненный благодарности, впал в лирическое настроение.

— Я не знал, как попросить тебя об этом, и боялся, что ты будешь смеяться, — сказал он. — Но ты все понимаешь без слов.

Тут я его остановила. Мне не хотелось, чтобы он снова говорил о том, какая я могущественная, потому что боялась не удержаться от смеха второй раз. Но и это я запомнила на всякий случай.

Глава 13

После этого Леонард наведывался ко мне каждую неделю, и я делала для него то, чего не сделала бы никакая другая женщина. Правда, ни одной женщине не представлялось такой возможности. Он ни разу не рискнул вступить в брак, а его редкие любовные связи основывались на принципе подавления чувств. Его коллеги по парламенту одно время подозревали даже, что он «голубой», однако слухи заглохли за отсутствием доказательств, и на него махнули рукой, как на существо среднего рода. На самом же деле, как я поняла, он был суперсексуалом и, несомненно, гетеросексуалом, но при определенных условиях.

Теперь, впервые в жизни, он осмелился раскрыть свои подспудные страстные желания. После долгих лет подавления собственной сексуальности он был ненасытен. И был, по его словам, счастливее, чем когда-либо в жизни.