Темный век. Трактирщик - Александр Воронков

Вот и Ясь вернулся, ведя в поводу бельмастого маштака. Вьюк и инструменты, завёрнутые в рогожу никуда не делись: видно, никто за минувшее время по дороге проехать не успел. Что же, тем лучше!

— Благодарю, пан Чернин! Встречи нашей я и без того не забуду, так что дары в Жатец присылать не обязательно. Но дело наше пока осталось незавершённым, и, ты уж прости, лучше тебе с нами в тех местах не появляться: незачем это.

— Да и мне, слава Яну-вояку, не слишком-то этого хочется: своих забот немало. Вот только как быть: с такой ногою я и дюжины шагов не сделаю, а лошади у меня никакой не осталось…

— Ну, этому горю легко помочь, пан Карел! Раз уж мы помешали общению с ныне покойными господами в малахаях, то невежливо будет вновь оставлять вас с ними наедине. Надеюсь, что езда на нашем "скакуне" не ущемит твоего достоинства, и причинит несколько меньше неудобств, нежели путь пешком к ближайшему жилью…

— Хе, одноногий верхом на одноглазом — это будет весело посмотреть со стороны! Что ж, против такого способа путешествовать возражений не имею: лишь бы не напороться на поганов или их прислужников-ренегатов.

— Бог даст — не напоремся! Однако на всякий случай давайте договоримся — и ты, Ясь, запоминай накрепко: пока не доберёмся до того места, где расстанемся, то для всех встречных мы сопровождаем пана Карела из Бургундии, где он был поранен в рядах хашара.

— А ну, как кто решит поближе взглянуть на его раны? — усомнился подмастерье. — Ведь и безглазому видно, что они совсем свежие. Или пайцзе потребуют либо подорожную грамотку?

— Тогда применим "тридцать третий приём карате — ноги в руки".

— Чего-чего приём?

— Это такое выражение с моей родины. По-простому означает "бей, и беги, пока враг не поднялся".

— Невместно рыцарям бегать! — Это вновь вмешался пан Чернин.

— Ну, так мы с Ясем ни разу не рыцари, нам отступление — не позор. Позор будет, если содержимое наших голов станет известно врагу, либо просто погибнем безвестно, не добравшись куда нужно. Да и тебя, пан Карел, сдаётся, где-то ждут с нетерпением: не просто же так, ради собственного удовольствия, ездил ты в чужие края?

— А коли ради удовольствия — тогда что?

— А вот это нас не касается. Говорят, путешествия для удовольствия улучшают здоровье человека, однако ненужные встречи в пути его ухудшают, а порой — заметно сокращают жизнь…

— Жизни наши — в Господней деснице!

— Аминь!

Так, довольно поговорили. Пора и делом заняться — солнце уже садится! Ну-ка, Ясек, достань-ка новую лопату: надо этих вот красавцев прикопать, чтобы никто их раньше времени не обнаружил!

— Почто? Зряшный труд. И без того зверьё ночью по кущам растащит… Надобно только платье с покойных поснимать, да отвезши подалее, там уничтожить: а то, не дай Святой Ян Милостивый, кто из знакомцев басурмановых те порты узнает!

"Гм… А я-то, наивный, думал, что эдакий практический цинизм — порождение двадцатого века, много — девятнадцатого! Ишь ты, "по кустам растащат", и всё шито-крыто! Впрочем, этих типов никто на славянскую землю не звал и пытками заниматься из-под палки не заставлял: сами припёрлись. Так что — пусть будет, как будет! А вещдоки, действительно, прибрать стоит: что понезаметнее — спрятать, пригодится в хозяйстве, а одежду… спалить, что ли?"

— Добро! Так и поступим! Ясь, снимай-ка с них всё, что можно и стаскивай сюда. Деньги найдёшь — себе оставь: пойдут в зачёт за работу сверхурочную.

Подмастерье довольно осклабился.

— А как с оружием?

— Тебе оно ни к чему, сабля тебе не по чину! Вон, пускай пан Карел ей пользуется. Их ножики — тоже мне отдай: пока что запрячем во вьюк, на виду свои прежние оставим.

— Мастер Белов! — вновь не выдержал наш "инвалид". — Конечно, всё захваченное на разбойниках — законный ваш трофей, но просьба у меня: верни сапоги и поддоспешник, что поганы с меня содрали! Ибо срачица моя изодралась, опасно в такой людям на глаза являться! Жаль, палудаментум увезли те двое поганов, что этих вот покинули, с телом старшего отправившись неведомо куда!

"Законная просьба, ничего не скажешь: в таком прикиде его первый патруль заметёт! Вот ещё знать бы, что за пол-доментум такой? Кафтан, что ли? Напридумали "словей" — язык сломаешь"!

— Не вопрос, пан Карел! Твои вещи — они твои и есть! Вот и пояс, что Ясек приволок, небось, тоже твой?

— Не мой. Гавела пояс, джуры моего, да поможет ему Ян-вояк взойти в кущи райские. Добрый был слуга, и товарищ славный! Брат у него в градецкой слободе остался, годом молодше. Даст Господь вернуться — возьму того на место старшего.

— Ну, раз такое дело — так и передашь парню наследство братово. Как, Ясь, возражений не имеешь?

— А мне что? Я зараз наденик, коль пан с мастером уговорились, так мне молчать згодно. Эх, добрый, конечно, пояс, ну да пан мастер, небось, милостью своей не обделит бедного человека?..

— Не обижу, не беспокойся! Шевелись, "бедный человек"! Цигель-цигель ай-лю-лю, как у нас говорится!

ЗДРАВСТВУЙ, ДЕДУШКА ХАБАР!

… "Что-то поездочка на коп какая-то не слишком удачная выдалась: нет никаких доходов — расходы одни, как кот Матроскин говаривал. Два дня, считай, сверх запланированного, на дорогу потратили: пока освобождённого до села довезли — причём, не "ближайшего", как планировалось, чешского поселения, а несколько дальше — к надёжному человеку в лице сельского священника, пока назад возвращались… "И вот нашли большое поле", то самое, где от некогда цветущего городка остались лишь развалины храма, у которых мы и разбили свой лагерь. А денежка моему помощнику капает потихонечку, вне зависимости, роем или нет. Эдак и совсем разориться недолго".

Впрочем, это я так — бухчу по малости. На самом деле, как и положено согласно приметам, прибыв "на позиции", нельзя настраиваться на "супер-пупер-находки": надо побухтеть, поворчать на нескладывающиеся делишки — пусть Дедушка Хабар посочувствует и подкинет от щедрот своих!

Пока Ясь, используя в качестве ограждения от ветра и посторонних глаз каменный бортик, оставшийся от стены какого-то дома, устанавливал шалаш и разводил костёр, я полез на наблюдательный пункт.

Естественно, в качестве НП я выбрал самую высокую точку местности, то есть церковную колокольню. В отличие от остальных строений, храм практически не пострадал, лишившись только ворот и внутреннего убранства: веротерпимость — веротерпимостью, но добыча захватчикам нужна или как?.. Да и были ли этими захватчиками монголы, следующие заветом "Ясы"? Здесь фронтир, недалеко германские земли: а уж немцы — мародёры известные, одно слово: грабьармия — "матка-курка-млеко-яйки"… Пустой зал гулок, на каменной брусчатке под ногами — обломки гнилого дерева. Лестница на хоры сильно подгнила, однако мне удалось, бочком-бочком вдоль стеночки, подняться на этот балкон, опоясывающий внутреннюю часть храма. Однако дальнейший подъём наверх, на колокольню, оказался невозможен: доски ступеней, ведущих к "барабану", как оказалось, рухнули окончательно. Подозреваю, что я не первый понял выгоды такого наблюдательного пункта и кто-то из предшественников дошлялся вверх-вниз до того, что гнилые ступени попросту не выдержали его веса. И хорошо, если этот "корректировщик", блин горелый, не хряпнулся с высоты на каменный церковный пол!