Нефрит - Сергей Юрьевич Михайлов

Мы подошли к бурхану, бросили по монетке в валявшуюся уже там мелочь и пошли к машине. Больше тут делать было нечего, а что нас ждало впереди, не скажут ни Будда, ни Христос, ни Мишкины духи…

– Ты же поговорить все время хотел.

Мишка достал телефон. Но я отрицательно покачал головой.

– Нет. Я передумал, не будем сейчас светиться. Остановимся у твоего знакомого, осмотримся, тогда будет понятно, можно звонить или нет.

– Правильно, однако.

Он спрятал мобильник. Я подумал, что, если меня жизнь будет почаще заталкивать в такие передряги, я начну вообще хорошо соображать. Еще несколько дней назад я бы лихорадочно начал названивать всем, желая узнать новости.

На отвороте с трассы, где стояла проржавевшая стела с большим плакатом, мы остановились, я хотел, чтобы Мишка сам сел за руль. Не люблю, когда под руку кричат, что ты опять заехал не туда, нам надо было на другом перекрестке сворачивать. Ну и прочее тому подобное. Пока Мишка курил, я тоже походил вокруг, размял ноги. Желтый бульдозер на плакате и мужик в комбинезоне и брезентовых рукавицах были знакомы мне с детства. Как и надпись, сообщавшая, что мы въезжаем в поселок золотоискателей Прииск Маликовский. Если не сворачивать, ехать по трассе прямо, то до Подгорного не больше восьми километров. Если нас и ждут, то только перед въездом в райцентр, до прииска мы доехали, не встретив ни одной стоявшей машины. В поселке где-то уже гудела машина, с ближней окраины в поле брели коровы. Вокруг продолжалась обычная жизнь, и я подумал, что вся эта обычная жизнь идет мимо меня, параллельно моей жизни, почти не соприкасаясь.

Изба орочона, у которого мы должны были остановиться, находилась на самом краю поселка, почти у самого кладбища. Мишка засмеялся.

– Во, видал, какое место хорошее. Если что – далеко нести не надо.

– Мишка, ты достал со своим юмором висельника.

– Не, а я чо? Я правду сказал, – скаля зубы, ответил орочон.

Мы остановились у ворот, и Мишка пошел в дом. Я смотрел и не верил, что тут живет эвенк – крепкий, не покосившийся забор, выше моего роста. Мощные, из толстых плах, ворота; калитка из подогнанных, без щелей досок. Тут не было новомодного забора из сайдинга, крыша тоже крыта почерневшим от времени шифером, но все вокруг было ухожено и чисто. Блин, совсем не так я представлял избу друга Мишкиного деда, думал, будет невзрачная развалюха, ни двора, ни забора – некуда «Ниву» спрятать.

Я привык, что в большинстве своем дома у них именно такие, даже новые – те, что дает коренному вымирающему народу администрация. Лесные жители, пропитанные духом кочевья, они так и не приняли стиль оседлой жизни, поэтому, наверное, их дома всегда выглядят как временные жилища.

Калитка опять открылась, появился Мишка, и вслед за ним вышел хозяин; я взглянул на него и сразу все понял – друг Мишкиного деда не был чистокровным эвенком. Это был явный метис, при этом смешение кровей дало такой своеобразный облик для этого человека, что я только подивился фантазии природы. В калитке старого деревенского дома стоял Морган Фримен – коричневое, с отметинами оспин лицо, большие блестящие глаза и седая короткая бородка. Вот только улыбка подкачала – среди полного рта золотых коронок светились всего несколько своих зубов. Рост тоже был совсем не орочонский, Мишка рядом с ним смотрелся подростком. Похоже, из всего орочонского у него была только фамилия – Наиканчин. То, что имя и отчество – Роман Иванович – русское – это было понятно и привычно.

Я вышел из машины и поздоровался:

– Доброе утро!

– Доброе!

Морган Фримен показал всю ширину своей золотой улыбки. Это было так заразительно, что я тоже заулыбался. Он толкнул Мишку.

– Открывай ворота, загоняй машину, ты все здесь знаешь. Раз хотите, чтобы про вас не знали, шевелитесь быстрей. Я пойду, чайник поставлю.

Пока мы возились во дворе: открывали, закрывали ворота; загоняли машину за дом; укрывали ее брезентом – я понемногу привык и перестал удивляться. Обычный двор, обычная изба, если не знать, что хозяин орочон. Но главная неожиданность ждала меня в самом доме – я даже подумал, что это перебор, не может такого быть на самом деле – везде, по всему дому самодельные навесные полки были забиты книгами.

– Дядя Роман у нас ученый, – заметив мой взгляд, пояснил Мишка.

– Блин, Мишка, скажи, ты сколько книг после школы прочитал? – не выдержал я.

– Я их и в школе-то не читал, – заржал тот.

Я только хмыкнул – вот то-то и оно…

– Еще он шаман, – добавил Мишка, словно говоря о чем-то самом обыденном.

Я, конечно, знал, что у эвенков есть шаманы, они были всегда, даже в годы самой ярой советской власти, но сам я ни разу не встречал такого. И, кроме того, этот дядя Роман совсем не тянул на эту роль – я никак не мог представить его в расшитых бисером шкурах, камлающим у костра. Не та у него внешность.

Когда мы сели пить чай, хозяин, похоже, заметил мои удивленные взгляды.

– Да, Коля, вот такой вот орочон. Видишь, совсем прирученный. Только ты не смотри на это, это все делает вторая половина моей крови – отец немец был по национальности. А настоящая моя душа там. – Он кивнул за окно. – В тайге. Я только там и живу, когда ружье в руках да зверь через кусты ломится.

Орочон отодвинул кружку и внимательно взглянул на меня.

– Вижу, что вы устали, но перед тем, как ляжете спать, расскажите мне все. Только тогда я смогу помочь. Всю правду.

Я удивленно взглянул на Мишку – мы так не договаривались, я даже ему не рассказываю все, а тут совершенно незнакомый… Да к тому же какой-то не такой, как все.

Мишка, уставившись в свою кружку, тихо сказал:

– Коля, расскажи. Он никому нас не выдаст, мы дяде Роману все доверяем.

Однако это для меня был совсем не аргумент – если такова цена за гостеприимство, то я найду другое место, где спрятаться. Можно пожить и не в самом поселке – вокруг Подгорного сплошная тайга.

Хозяин, похоже, почувствовал мое состояние.

– Коля, ну-ка не взбрыкивай. Я вас, Гурулёвых, сто лет уже знаю и знаю большинство ваших тайн, но, кроме меня и вас, про это никто не узнает. Я ведь и с твоей бабкой близко знаком, и мы с ней даже были друзьями.

Вот это