Йошико - Хельге Каутц

Где-то внутри него зашевелились смутные воспоминания. В нормальном состоянии он бы не обратил на это внимания — очень уж незначительным было ощущение. Но в этом его мире не было ничего, кроме смутных, неопределимых мыслей и белого света, поэтому каждое ощущение насильственно проникало в его сознание как воздушный шар. Появилось ощущение озноба. Сначала он не мог определить, откуда исходит этот холод, поскольку, как и прежде, не ощущал своего тела. Постепенно он начал осознавать, что холод просачивается в него сверху, то есть оттуда, откуда шел свет.

Озноб? Холод? Криогенная установка! Интересно, какой сейчас может быть год? Вдруг неожиданная резкая боль пронзила… его легкие! Он мог чувствовать воздух, который скользил у него в груди, словно глетчер по долине. Каждый вдох причинял невыносимую муку, но он жадно впитывал это ощущение боли, потому что оно давало ему уверенность, что он живет! Здесь был яркий белый свет, невыносимо холодный, как его жизнь. Он вспомнил свое имя — доктор Мартен Винтерс. Он жил! Шел две тысячи сотый год. Что-то внезапно появилось между ним и источником света — расплывчатое темное облако с рваным светлым пятном в центре. Откуда-то издали в его сознание проникали голоса, но он не понимал слов, потому что их заглушали шумы, исходящие из него самого. Это было какое-то слабое неравномерное постукивание. Звук ветра, свистящего в ущелье. Журчание реки, текущей по дну этого ущелья.

Он жил. Он потерял сознание.

Над ним склонилась какая-то женщина, почти девочка, ее длинные светлые волосы сверкали в ярком свете, падающем откуда-то сверху. Сияние света вокруг ее волос напоминало нимб святого. Женщина была прекрасна.

— Я жив? — попытался он сказать, но не услышал собственного голоса и даже не понял, смог ли он произнести эти слова.

Кем была эта женщина? Как она здесь оказалась? Что случилось с Галлахером? Какой сейчас год? Где он находился?

Она заговорила:

— Konichiwa, Винтерс-сан. Хорошо спалось? Приборы утверждают, что с учетом всех обстоятельств вы чувствуете себя более или менее прилично. Это хорошо, но еще недостаточно.

Мартен Винтерс напряженно пытался понять смысл того, что говорила ему женщина. Она говорила на каком-то непривычном для него диалекте древненовояпонского языка, что затрудняло понимание. Может быть, она говорит по-английски? Чтобы проверить это, он прошептал несколько слов, но она недоуменно посмотрела на него и отрицательно покачала головой.

— К сожалению, здесь не говорят на гонерской тарабарщине.

— Где… я… нахожусь? — прошептал он и на этот раз уже смог услышать самого себя.

И кажется, женщина тоже поняла его.

— Где? В центре пустоты. На расстоянии трех или четырех световых тазур над Ианама Зура. Лучше спросите, в каком вы времени.

— И… в каком же я времени? — пробормотал он, не сомневаясь, что ее ответ его испугает.

— Следуя вашему летоисчислению, сейчас идет две тысячи девятьсот двадцать восьмой год. Когда вы родились?

Две тысячи девятьсот двадцать восьмой! Он расслышал ее слова, но не смог их осознать. Он понял, какой год, но не мог его принять. Чисто автоматически он ответил на ее вопрос:

— Я… родился… двадцать третьего… декабря… две тысячи пятьдесят восьмого… года.

Женщина почти незаметно покачала головой, и ее длинные, струящиеся волосы повторили это движение. Она встала:

— Если верить Дефу, через несколько стазур мы сможем дать вам твердую пищу. А пока отдыхайте.

— Стойте! — хотел закричать Мартен Винтерс, но из его рта донесся только хриплый шепот.

Женщина повернулась и вышла из помещения, не сказав больше ни слова. Свет погас.

Доктор Мартен Винтерс не мог найти покоя. Он уснул, но это был беспокойный, лихорадочный сон. Снова и снова он слышал невероятное число — две тысячи девятьсот двадцать восьмой год, видел его на воображаемых экранах. И видел Галлахера, рухнувшего с пулей в спине. Снова и снова.

Ее звали Йошико Нехла. Она была не одна. Здесь находился еще мужчина по имени Зер Альман Джонферсон. Их язык был все же похож на его родной, и они смогли хорошо понимать друг друга. Но их произношение и интонация были чужеродными. Они постоянно употребляли выражения, которым он не мог найти применения. Несомненно, конечно же, они были людьми, homo sapiens, то есть людьми разумными. Но что-то в их поведении, в том, как они говорили и действовали, заставляло Мартена Винтерса внутренне содрогаться.

Однако настоящее потрясение он испытал, когда впервые увидел третьего члена этой странной команды. Это был огромный, жилистый монстр, не человек, а инопланетянин. Он происходил из вида, отдаленно напоминавшего насекомых. Их называли паранидами. Но он говорил на том же языке, что и оба эти человека.

Время, прошедшее после его первого пробуждения, было трудноопределимо. Йошико говорила о шести тазурах, причем было совершенно непонятно, как соотносились между собой эта тазура и земной день. Вскоре Мартен Винтерс почувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы можно было отсоединить от его тела многочисленные шланги, поддерживавшие Винтерса в промежуточном состоянии между жизнью и смертью на протяжении этих девятисот лет. Когда его вывели из ОЭС-корабля, который он выбрал в свое время из-за его внешней обшивки, защищающей от радиационного воздействия, его взгляд упал на кучку человеческих костей, лежавших в проходе рядом с переборкой. Он вздрогнул и, вероятно, упал бы, если бы Йошико не поддержала его.

— Он поспорил с вами из-за места в саркофаге? — спросила она, кивнув в сторону останков.

Мартен Винтерс только взглянул на нее, но не сказал ни слова. Да и что он мог сказать? Сознаться, что в своем предположении она была не так уж далека от истины? Признаться в том, что это он убил Бена Галлахера?

— Да вы не бойтесь, — равнодушно пожала плечами Йошико. — Для случаев со смертельным исходом такого срока давности не существует юрисдикции. Идемте.

Командный пункт выглядел точно таким, каким его помнил Мартен Винтерс: скромно, по-деловому, предназначенный не для выполнения каких-либо хитроумных космических эскапад, а только для координационных целей и участия в организации деятельности ОЭС-терраформеров. Он почти упал в кресло, стоящее перед центральной консолью и дрожащими пальцами прикоснулся к клавиатуре. Паранид и оба человека с интересом наблюдали за каждым его движением.

— Еще немного слаб, — сказал он извиняющимся тоном, когда ему не сразу удалось подтянуть к себе клавиатуру, укрепленную на подвижном основании.

Зер Альман помог ему. Мартен Винтерс прижал подушечку большого пальца к прямоугольной металлической поверхности справа над клавиатурой, экран тут же засветился и показал символ флотилии терраформеров.

— Винтерс, Мартин, доктор, — раздался низкий голос #deff, — главный инженер терраформера Ноймана #deff.

Рядом с символом терраформеров появилось изображение мужчины лет сорока с короткими темными волосами, в белом халате. Он нервно улыбался.

— Это вы? — недоверчиво спросил Зер Альман.

— Да, — хрипло рассмеялся Мартен Винтерс, — мои волосы остались в криогенной установке, но они отрастут. — Он снова вернулся к клавиатуре. — Деф, приоритет, — прошептал он внезапно севшим голосом.

— Приоритет для Винтерса, Мартена, доктора, главного инженера, подтвержден, — без малейших колебаний ответила машина.

Мартен Винтерс отодвинул клавиатуру.

— А теперь я хочу услышать вашу историю. И, пожалуйста, в основном то, что произошло незадолго до моего пробуждения.

Глава 25

Иммиграционные проблемы

Для того чтобы полностью быть самим собой, требуется определенное мужество.

Вера Хатиква, Хева

562 год по теладинскому летоисчислению

Огромное покрывало из тонкой ткани накрыло спасательную капсулу, как слишком большая крышка небольшую корзинку для пикника. Вся дрожа, Ильяна выбиралась из-под душного, отвратительно пахнущего какой-то химией покрывала. Снаружи был ясный день, сквозь ткань пробивался яркий свет. Ильяна ничего больше не хотела, только бы вырваться наконец из этого уже ставшего невыносимым космического кораблика! Если бы восемь тазур назад она знала, что капсула — это всего-навсего свернутый парашют, она бы не раздумывая согласилась на предложение теладинца. Причем за любую цену. Но она этого не знала. Лишь когда капсула хвостовой частью вперед пробила верхние слои атмосферы Хевы и стала падать на нее, Ильяна с ужасом заметила, что автопилот и не собирается включать тормозные двигатели. И тогда она поняла, что на капсуле их вообще нет! По иллюминатору хлестали языки пламени, исходящие от теплозащитного экрана, а желудок Ильяны как-то неприятно напомнил о себе, когда бортовые компенсаторы прекратили свою работу. Все это время Сузон Парка искоса наблюдала за ней и тихонько усмехалась. Аргонка-то знала, что транспортные средства вроде их капсулы не располагают полноценными посадочными системами.