Уничтожитель - И.С. Косарев

сервер. Я быстро их вычислил и сбросил ему несколько программ для маскировки получше. Ну и попутно рассказал, чем мы занимаемся. Про наши цели, методы. Про Марс и агитацию, про станции в коллективной собственности и образование, доступное для всех. Про семьи с детьми, которые мы надеемся возродить. Я ни к чему не принуждал его, никак не агитировал, он сам спрашивал обо всëм, и, в итоге, я рассказал ему гораздо больше, чем планировал.

«А теперь он мёртв, — думала Стеша, — и все твои слова не имеют смысла, потому что ты говоришь о мертвеце».

— Всего я пробыл на станции неделю, — продолжал Корней, — и каждый день он связывался со мной, задавал какие-то вопросы, о чëм-то спорил. А когда я сказал, что пришло время мне улетать, попросился со мной. Я ему и до этого разговора живописал наше подпольное бытьë достаточно честно, как мне казалось, а в тот раз ещë и хорошенько добавил дëгтя. Сказал ему, что он, наверное, будучи молодым, искал просто славы и какого-то призвания. И, раз в легальной сфере у него состояться не получилось, он решил попробовать у нас. И он, Пахом, ответил интересными словами, которые я не ожидал услышать от человека его возраста. Он сказал, что никакого признания нас не ждёт, и наших жертв никто не оценит. Если у нас не получится, история нас смоет без следа. Если мы победим, те, кто вырастут из наших успехов, благодаря нашим завоеваниям и достижениям, будут воспринимать их как нечто само собой разумеющееся и недоумевать, за что мы боролись. Но это не значит, продолжил он, что бороться не нужно. Он мог бы спокойно остаться на Ржеве и вести тихую жизнь администратора пиратской сети, но он сознательно выбрал путь революции со всеми его тяготами и рисками. Сегодня мы потеряли не просто бойца, и даже не товарища, мы потеряли родного брата и, я надеюсь, у нас хватит душевных сил оказаться достойными его жертвы.

Пока Корней говорил, капельки слëз отделились от его глаз и поплыли в воздухе круглыми шариками, колеблясь и вращаясь от перекрëстных потоков воздуха.

— Хватит-хватит, — ответил Демид и посмотрел Корнею в глаза, — хватит, не переживай.

— Теперь к делу, — затараторила вновь Антонина, — Пока вы летели сюда со станции, мы с Корнеем всë продумали. Здесь встала на ремонт яхта в седьмом доке. Наш товарищ Руслан помог нам получить к ней доступ, так что нам осталось только добраться туда.

— И куда мы полетим? — спросила Лидия.

— Мы полетим на станцию Новосибирск-6. Это большая станция, там живëт много наших товарищей, и удалить уничтожитель там будет проще.

— Почему мы сразу не полетели туда? — вскинулась Стеша.

— Потому что сюда лететь ближе, — ответила Антонина, будто не заметив агрессии девушки, — а у нас был только поломанный тягач с тесной кабиной.

Огонь фанатика, будто сидевший в Антонине, фиксировал еë внимание только на одной цели, на одно дело позволял расходовать эмоции. Все прочие раздражители отскакивали от еë нервной системы, словно от панциря, не оставляя заметных следов.

— Нам нужно попасть к седьмому доку, — сказал Корней, — это на другом конце верфи. Мы полетим на техничке.

Антонина с удивлением посмотрела на него:

— Но мне казалось, мы решили использовать заводской монорельс. Я уже посмотрела, и как добраться до платформы.

— Там нас перехватят люди из «Астрала», — возразил Корней.

— Откуда ты знаешь? Они отследят тягач до первого эллинга, и придут сюда.

— И остановят монорельс, чтобы никто не сбежал.

— Я поддерживаю Никодима, — заявил Демид, — тем более, пилот у нас есть.

— Разве заводская техничка и орбитальный челнок — одно и то же? — Антонина задала вопрос Лидии.

— Нет, конечно, — покачала головой Павлова, — но, думаю, я справлюсь.

Вещей было немного, сборы не заняли и десяти минут. За это время Антонина оформила фиктивное сменное задание, чтобы техничка отвезла их к яхте. По дороге к пирсу Корней поравнялся со Стешей и поинтересовался участливо:

— Как ты?

Мягкий тон застал Стешу врасплох и заставил опустить меч своего гнева, хоть и не убрать в ножны.

— Я хотела бы, — заговорила Стеша, — обернуться кукушкой, найти его и обтереть его кровавые раны.

— Понимаю. Ты знала Пахома с другой стороны, с которой никто из нас не знал.

— Зачем это всë? Зачем эта ваша деятельность, стоит она того?

— Для меня стоит. Для Пахома тоже… стоила, он верил в дело, он им жил. Для тебя, наверное, не стоит, у тебя другие приоритеты.

— Почему ты не отговорил его?

— Потому что это неважно. Сегодня — он, завтра — я. Всех нас ждëт один конец.

— Каков, а, — сквозь толщу печали в голосе девушке пробилось ехидство, — в глазах блеск, в голосе сталь. Только, знаешь что, ты жив, а он — нет. И вот он прямо сейчас не может сказать, разделяет он твою точку зрения, или нет.

— Ты не права, — возразил Корней как мог кротко, — ты увидела лишь краткий миг жизни Пахома, нашей общей жизни. Но, на самом деле, и он, и я, и все наши товарищи десятки, сотни раз ходили под смертью. Мне везло, ему тоже везло. Теперь ему не повезло. Когда-то не повезëт и мне. На Большом Камне у нас была ячейка из тридцати товарищей, остался один Руслан. Остальных, наверняка, постигла та же участь, что и Пахома. Для тебя это не играет роли, тебя это не печалит, потому что ты никого из них не знала. А я знал их всех, и теперь на моëм личном кладбище на тридцать могил больше. Я понимаю, ты знала его с простой, человеческой стороны, с тобой он был мягким, нежным. Ему нужно было общения с тобой, после ваших разговор он совсем по-другому смотрел, говорил, думал. Он даже напевал какие-то песни иногда, мурлыкал себе под нос что-то персонально-счастливое. Но у его души была и другая сторона, она была воспитана им осознанно, и не принимать еë значит отказывать ему в малейшем уважении.

Какое ей было дело до другой стороны его души, если она больше не услышит его смех, не увидит его улыбки? Он напевал что-то после разговоров с