История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - Степан Козловский

Напротив, женщина, родившая детей вне брака, пусть даже и мужского пола, одна воспитывающая детей и никогда не выходившая замуж, воспринимается негативно, и отношение к ней подчеркнуто презрительное, что впоследствии переносится и на ее детей (в былинах в качестве отборной ругани существуют понятия: «неотецкая дочь», «неотецкий сын»).[608] По всей видимости, в общественном сознании глубоко укоренилась мысль, сохраненная в ПВЛ: «От гръховнаго бо корени золъ плод бываетъ».[609]

Наложница в эпических материалах появляется редко и отношение к ее потомству выражается в подчеркнуто оскорбительной форме.[610] Вместе с тем, в отношении самой женщины настолько негативного отношения, как к ее потомству, не видно. Златыгорка (в сюжете об Илье Муромце) не получает такого резко отрицательного образа, как Маринка (показанная «еретницей» в сюжете о Добрыне).

По-видимому, имеет место различное восприятие сожительства как нежелательного, но допустимого элемента социальной практики, и бесконтрольного сексуального поведения (свободы нравов) как недопустимого и резко осуждаемого явления в социальной практике.

Сестра в былинах осознается братьями-богатырями как предмет гордости в лучшем случае,[611] а в худшем — как некая обуза,[612] которую надо охранять и держать взаперти, чтобы никто не «насмеялся»[613] над родом. Дочь (иногда — племянница) Князя Владимира находится в данном случае в полностью аналогичной ситуации. Единственная забота Князя — выдать ее замуж «по чести», защитить ее от претензий на брак со стороны разного рода «Идолищ» и «Голых Щапов».

Выдать замуж по чести, по-видимому, означает, кроме процедуры проведения пира еще и определенный выкуп за невесту,[614] который, вполне возможно, был призван служить некой гарантией того, что девушку приобретают не для перепродажи.

Жена в былинах обычно является существом почти бесправным: «Куда их ведут, туда они идут». Она считается пустоголовой: «У женщин волос долог, ум короток есть», склонной к измене: «Муж по дрова, а жена замуж пошла[615]», но, несмотря на все это, она была обязана обладать такими качествами, как верность, покорность, услужливость: «Говорит жены, слуги верноей: Останься ты, молода жена…».[616]

Кроме того, от нее требовалась скромность, и потому она не могла сама проявлять инициативу в семейно-брачных отношениях. Бросается в глаза ситуация, в которую попал Добрыня Никитич после «случайного» убийства жениха Маринки в Киеве:

Уж ты ой еси Добрынюшка Микитич блад,Ты застрелил нонци мила друга,Ты возьми-де меня да за себя замуж.[617]

Добрыня Микитич отказался. В подобной ситуации (когда невеста сама приходила к жениху) брак всегда оказывался под угрозой. Жених Запавы Путятичны Соловей Будимирович бросает ей упрек в следующем:

— Одним ты, Любава, не в любовь пришла— Сама себя, Любавушка, просватываешь![618]

Вместе с тем все надежды на изменение социального статуса женщины были связаны только с удачным замужеством, поскольку:

• «За богатырем быть — избы мести, заходы скрести» (неудачное замужество, низкий социальный статус).

• «За королем быть — пановя все поклонятся…» (удачное замужество, высокий социальный статус).

Любовница в былинах наиболее заметна как персонаж в сюжете о Чуриле и Бермятиной жене, а также в ряде сюжетов о сестре Петровичей-Сбродовичей. Основное отличие этих сюжетов в том, что речь уже идет не об увозе или захвате чужой жены — а о сожительстве с ней при живом муже.

3.1.5 Эстетический образ мужчины

Как таковой, единый штамп эпической мужской красоты, по всей видимости, в русском героическом эпосе воспринимается как единое целое с поведением героя. В наиболее полном виде он показан в образе Чурилы Пленковича, «устоять» перед красотой которого в былинах не могла ни одна женщина.

Его наружность описывается почти исключительно в плане умения следить за своей внешностью (перед ним несут «подсулнечник» — зонтик от солнца), изображения очень красивой модной одежды. Как правило, в зависимости от варианта, на нем «сапожки зелен сафьян» с «серебряными гвоздочками и позолоченными скобочками» и (или) «драгоценными каменьями», соболиная (кунья) «шуба с золотыми застежками», пушистая шапка. Одежда подчеркивает его фигуру (Чурило «сухоногое»). На его белых руках «злаченые перстни». Описывается также его прическа — золотые кудри.

Он ходит особой (щапливой) походкой, но, в то же время, ездит на коне в типично «богатырской» манере. Аналогично этому и в ПВЛ красота Якуна подчеркивается тем, что «плащ у него был золотом выткан».[619]

Таким образом, отличительной чертой Чурилы является его элегантность (щапление). Черты его лица (глаза, брови, ресницы) не подчеркнуты, следовательно, они мало чем отличались от обычных и не имели значения для достижения цели (соблазнение женщины) в социальной практике, которую описывает эпос.

Вместе с тем, имеется в наличии собирательный образ богатыря, каким хотела бы его вырастить мать, и довольно редкий «штамп» изображения внешности чудесного ребенка, по всей вероятности, заимствованный из сказок.

Так, например, мать Добрыни Никитича хотела бы, чтобы у него имелись полезные характерные черты других богатырей, то есть, чтобы он «уродился» со всеми известными «положительными» качествами:

А таланом-участью в Илью Муромца,Силою во Святогора богатыря,Пошапкой в Чурилу Пленковича,хитростью в Вольгу Всеславьева,А й богачеством в купца Садка богатаго,А смелостью в Олешку Поповича,Только вежеством в Добрыню Никитича.

К указанному можно добавить то, что у «потомственного» героя должно иметься традиционное для богатыря «образование» — оно включало в себя «письмо», «четье-петье церковное», а также разного рода «хитрости» — умение оборачиваться рыбой, птицей, зверем.[620]

Что касается штампа изображения чудесных детей, то он чаще встречается в сказках, чем в былинах, а в эпосе наиболее часто его можно встретить в сюжете о сватовстве Дуная. Обычно этот герой сразу после убийства жены проверяет ее слова о готовности родить ему детей и обнаруживает, что у них:

По колено ножки в золоте,По локоть ручки в серебре,Во теми печет красно солнышко,От ясных очей как будто луч пекет,По косицам часты звездочки.[621]

3.1.6 Социальный образ мужчины

В русском героическом эпосе упоминается три основных социальных роли мужчин:

• Старой (прожиточный) — мужчина, имеющий взрослых детей.

• Середний (женатый) — мужчина, имеющий малолетних детей.

• Маленький (молодой, неженатый) — холостяк.

Кроме уже представленных социальных ролей, существуют, по-видимому, еще три «возрастные градации» в соответствии с пройденными стадиями обучения (ученье книжное, четье-петье церковное, «оборотничество») для несовершеннолетних («маленьких»).

Возникает закономерный вопрос, каким же образом образовалась необходимость в создании именно такого образа богатыря в эпической социальной практике?

Судя по всему, он образовался под влиянием каких-то актуальных условий существования этноса. Какие же это условия?

В первую очередь социальные: как правило, былина показывает нам героя, готового к походу примерно в возрасте двенадцати — пятнадцати лет. Обычно он — типичный трудный подросток, вырастающий без отца у матери-вдовы. Его «хулиганское[622]», по меркам восприятия нашего времени, поведение фактически поощряется обществом и вошло в число отличительных признаков, характерных для взрослеющего богатыря как эпический штамп:[623]

Которова возмет он за руку —Ис плеча тому руку выдернет;Которова заденет за ногу —Из гузна ногу выломит,Которова хватит поперек хрепта —Тот кричит-ревет, окарачь ползет.[624]

Богатырь, как правило, набирает себе дружину из своих сверстников и с ними идет в военный поход,[625] что косвенно показывает «нормальность» такого поведения (не только он проявляет подобное поведение, оно, судя по всему, некоторое время являлось типичным для всего юношества).

Цель такого похода можно проследить на нескольких примерах: Волх Всеславич добывает себе богатство, славу и жену, причем его дружина тоже «оставляет красных девушек по выбору семь тысячей», по числу воинов князя Волха. Конечная цель подобного похода — найти себе невест.