Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Евгений Кычанов

В.В. Бартольд отмечал, что «Чингис-хан отдал предпочтение уйгурской цивилизации, очевидно, потому, что она была ближе всего кочевникам; среди уйгуров было много остатков кочевых преданий и степных обычаев» [Бартольд. Образование империи, с. 264].

По всей Монголии по китайскому образцу, используемому в то время в соседних с Монголией государствах чжурч-жэней и тангутов, учреждалась почтовая ямская служба. Для обслуживания каждого яма (от кит. чжань – «почтовая станция») было выделено определенное число лошадей и людей. Все ямы распределялись между тьмами, и каждые две тысячи должны были содержать один ям. Между прочим, китайские источники, описывающие почтовую службу при киданях, чжурчжэнях, полны свидетельств большой тяготы ее для окрестного населения и злоупотреблений. Это касалось гонцов с пайцзами, послов, проезжающих по казенной надобности. Тангутские законы подробно регламентировали меры наказаний за такие злоупотребления. О монгольских делах Рашид-ад-дин сообщает, что проезжающие знатные лица «избивали, вешали и обижали народ». «Со всех мест они брали путевого довольствия во много раз больше, чем требовали дорога и ясак». При знатном проезжающем могло быть 200–300, а то и 500 – 1000 человек. «Поскольку вес и значение гонцам придавала толпа провожатых, то они старались, чтобы вокруг них собиралось больше нукеров, приглашенных из числа родственников и друзей» [Рашид-ад-дин, т. III, с. 263–265].

На могиле реформатора управления Монголией киданя Елюй Чуцая в надгробной надписи говорится: «Вначале все князья и императорские родственники по собственному усмотрению могли брать станционных лошадей, и, кроме того, послов было великое множество. Если кони падали от усталости, то они силой отбирали лошадей у народа, чтобы ехать на них дальше. В городах или посадах и на дорогах, куда бы они ни прибывали, всюду тревожили местное население. А когда они прибывали в подворья, то требовали самых различных услуг. Если подача кушаний задерживалась хоть немного, то [обслуживающие лица] избивались кнутами» [Китайский источник, с. 81].

Символы, знаки власти – пайцзы, верительные бирки, изготовленные из металла, золота или серебра, также были заимствованы монголами от соседей, а в конечном счете из Китая. Они были разного достоинства, часто украшены изображением головы тигра. Надпись на пайцзе определяла права ее держателя. Известны такие надписи: «Указ пожалованного Небом императора Чингиса. Спешно»; «Указ пожалованного Небом императора Чингиса. Должен вести дела по усмотрению»; «Пусть ведет дела по усмотрению, как бы мы лично ехали». Золотые пайцзы украшались фигурой лежащего тигра и одной-тремя жемчужинами. Монголы принесли ямскую службу в Европу; как известно, в России она просуществовала до XIX в. включительно.

Скоро важной фигурой в администрации монгольского государства стал даругачи – «подавляющий неповиновение». Он контролировал администрацию местных покоренных народов, в качестве символов власти имел дощечку-гереге и печать-тамгу. Нелишним будет сказать, что и эти символы власти были заимствованы из Китая. В завоеванных западных областях монгольское правление представлял баскак-танмачи (наместник, воевода).

Монгольское государство получило наименование Еке Монгол улус – Великое монгольское государство (кит. Да Мэнгу го). По сведениям китайского автора Ли Синьчуаня, государство Чингис-хана стало именоваться Великим монгольским государством с 1211 г. Мы уже упоминали о том, что тезис Б.Я. Владимирцова о том, что государством владел весь ханский род, требует корректив. Г.В. Вернадский считал, что верховная власть была сосредоточена в лице хана: «Ханский титул есть единственный атрибут верховной власти» [О составе Великой Ясы, с. 15], хотя хан не мог стать таковым без утверждения на курилтае. Все исследователи подчеркивают универсальный характер власти монгольского хана. По заключению Г. Франке, легитимация власти Чин-гис-хана жаловалась Небом и основывалась на подчинении других народов. Подданные подлежали умиротворению, и управлять ими было радостью. Трон хана именовался «седалищем радости». Универсализм власти монгольского хана, по мнению Г. Франке, состоял в том, что не было разницы между подлинной принадлежностью к его государству и потенциальной. Тем государствам, которые еще не подчинились, рассылались приказы о подчинении, с тем чтобы они, следуя повелению Неба, сообразуясь с ним, подчинились его представителю на земле. Отсюда отказ признать власть монгольского хана рассматривался как мятеж. В уже упоминавшейся нами надписи на надгробной стеле Елюй Чуцая сказано: «Как только враг, отклонив приказ [о сдаче], выпускал хотя бы одну стрелу или камень [по осаждающим войскам], в соответствии с [существовавшей] государственной системой все убивались без пощады во всех случаях» [Китайский источник, с. 76].

Все это напоминает представления о власти китайских императоров. Хуанди – китайский император являлся «правителем всего под Небом». Эта концепция, как показывает Г. Франке, «отчетливо не признавала границ». Хан обладал особой благодатью, харизмой [Франке, 1978, с. 16–18].

Т.Д. Скрынникова выделяет по текстам наличие двух видов благодати у Чингис-хана и его преемников – это «сила» – кючю и особый вид благодати – су [Скрынникова].

Китайские императоры также владели благой силой дэ, тюркские каганы были наделены благодатью, называемой кут.

Концепция власти хана была сокровенной, тайной. Как нет старого китайского текста, в котором в систематизированном виде была бы изложена концепция власти китайского императора, так нет и подобного монгольского текста.

На данном этапе вряд ли разрешим вопрос о том, сколько в идеях о власти хана, полученной по повелению Неба, сугубо монгольских (центральноазиатских) элементов и сколько китайских. Но именно при монголах не только в теории, но и на практике был остро поставлен вопрос об универсализме, исключительности власти монгольского хана, о недопущении наличия других государей. Исключительность власти не предусматривала равенства отношений, чего, кстати, не допускала и китайская концепция власти императора. Может быть, некоторое отличие можно видеть в том, что китайский император воздействовал на окружающий мир прежде всего своей благой силой дэ, а не только требованием подчинения, хотя он тоже обладал силой – вэй и дарованным Небом правом карать непокорных. Возможно, просто монгольская концепция и практика были несколько грубее.

Чингис-хан узаконил хунгиратов в качестве брачных партнеров императорского рода. «Когда в роде хунгират рождаются девочки, они из поколения в поколение становятся императрицами; когда рождаются мальчики, они из поколения в поколение женятся на принцессах. Пусть непрерывно из поколения в поколение объявляют этот жалуемый указ в первую луну четырех времен каждого года» [Юань ши, цз. 118, с. 1а]. Интересно, что аналогичную по содержанию статью закона, устанавливающую брачные взаимоотношения между царствующим домом Нгвеми и родом Сими, из которого императоры из рода Нгвеми брали себе жен, мы находим в тангутском кодексе законов середины XII в.