Бигуди для извилин. Возьми от мозга все! - Нурали Латыпов

Однажды царь Александр приказал наполнить блюдо костями и послать кинику[103] Диогену. Получив посылку, тот сказал: «Еда-то для псов, но дар не царёв».

Пришёл ходжа с товарищем в Конью для учёбы. Товарищ, впервые в жизни увидев минареты, в удивлении спросил: «Как это их делают?» — «А ты и не знаешь? Эх, ты! — заметил Насреддин. — Очень просто: роют глубокие колодцы и выворачивают их внутренность наизнанку». (Вспоминаю вновь «Что? Где? Когда?»: что растёт тем более, чем больше от него отнимают?43)

Прибегают к Насреддину и говорят: «Беда, ходжа, ваша тёща стирала белье у реки и утонула. До сих пор не могут её найти!» Прибежал Насреддин к реке и принялся искать выше того места, где тёща стирала. «Что вы делаете, ходжа? — спросили люди. — Ведь её унесло вниз!» — «Э, вы не знаете мою тёщу. Она была такая упрямая, что всегда всё делала наоборот. И под водой она поплыла, я думаю, не вниз, а вверх».

Думаю, при желании каждый может вспомнить ещё немало подобных притч.

Даже если «партия прикажет», «работать по-ленински» ли, по-ельцински ли, по-инновационному, мыслить творчески по директивам невозможно. Ни раньше, ни теперь. Мгновенно стать творческим — хоть по приказу, хоть в силу необходимости — не удастся. Нужно создать или хотя бы указать «инструменты», позволяющие это сделать в ситуации поиска решения. Ими могут служить основные процедуры, предлагаемые синектикой. Это превращение незнакомого в знакомое и/или обратный переход — превращение знакомого в незнакомое.

Бигуди № 31

Через речку на лодке нужно перевезти большую тяжёлую трубу (ремонт, что поделаешь!). Если положить трубу в лодку, осадка её становится так велика, что сесть в лодку человек уже не может. И все же придумать способ переправы удалось, и трубу успешно перевезли на другой берег. Причём человек сидел в лодке и спокойно грёб веслами. Что же он придумал, что сделал наоборот?44

На первом этапе происходит, как и следует из «принципа проникновения», вживание в проблему, прочувствование её «изнутри». Всё незнакомое при этом постепенно становится привычным и обычным. Иногда настолько, что пропадает ощущение всякой новизны и необычности задачи. Но теперь, освоившись в этой обстановке, следует приступить к обратному процессу: постараться увидеть всё окружение по-новому, найти неожиданный ракурс. И вот тут синектика дает неплохой совет: используйте аналогии разных типов. А именно, предлагается оперировать аналогиями:

✓ личными (попробуйте представить себя частью механизма, живой природы, сказочным существом — драконом, гномом);

✓ прямыми (найдите явные связи и сходства между явлениями, процессами в живой природе и своей задачей — скажем, мягкая походка льва, раскачивающиеся на лианах обезьяны, разделение функций в муравьином сообществе, ползущая гусеница, качающаяся ветка и т. д.);

✓ символическими (тут уж понадобится найти обобщённые образы — символы для описания элементов или этапов решения задачи, функций основных деталей механизма; например, итерационная процедура использована при доказательстве по аналогии со змеёй, скользящей в свою нору, а один из фокусов с картами помогает увидеть, как собрать в одну «колоду» металлические пластины — деталь нового механизма);

✓ фантастическими (поиск и сравнение с воображаемыми объектами и процессами; например, перед мысленным взором возникают неземные пейзажи, существа с удивительными функциями: способные чувствовать запах мысли, как в известном рассказе Роберта Шекли, или обмениваться разумами, как в его же повести — как наша задача видится в такой обстановке и может быть решена этими существами?).

«Частый прием при решении проблем — перенос.

Решение одной задачи служит подсказкой при решении другой: здесь напрашивается аналогия с приемом сравнения по неявному признаку. (Прием переноса экспериментально исследовал Я. А. Пономарев.)

Прием остроумия, именуемый обратным сравнением, является частным случаем ситуаций с переменой мест или «перевернутых ситуаций».

Конструкторы и инженеры прибегают точно к такой же умственной операции при решении своих задач. Если проблема никак не поддается решению, то её ставят «с ног на голову», или реверсируют.

Парадокс — и прием остроумия и, пожалуй, самый признанный прием научного мышления. «Если ни одно из возможных решений не подходит, — говорил известный архитектор, — значит, подойдет невозможное решение». (А. Н. Лук. «Юмор, остроумие, творчество»).

Вот точно так и художественное творчество вообще и поэтическое, в частности, основаны на беспокойстве духа и ума. Поэтому вполне логично заключить, что, во-первых, хороший гуманитарный уровень — это необходимый компонент творчества технического, а во-вторых, для любого творчества, в том числе и инженерного, характерна доля «мятежности духа». Подвергая сомнению кажущиеся неизменными правила, можно выйти на хороший изобретательский уровень.

Соглашусь с Г. Альтовым, который отмечал великую роль фантастической литературы и традиционной мифологии в развитии творческого мышления. В 1988-м году мне и моему брату Нурахмеду довелось проводить Всесоюзный конкурс безумных идей. На телевидение приходили тысячи писем со всех концов тогда ещё единой страны. Среди них запомнилось послание от гражданина Славолюбова из Москвы. Оно моментально вызвало ассоциацию со сказкой «Дикие лебеди». Ведь, прочитав одну эту сказку и ничего не зная об истории крапивы, современный человек способен предложить вполне креативную идею: «Крапива — широко распространённое неприхотливое многолетнее растение. В древности его употребляли не только в пищу — супы и лепёшки, но и для изготовления ткани для одежды и упаковки. Крапива обладает целебными свойствами. Предлагаю создать целенаправленные плантации крапивы и использовать её в народном хозяйстве. Продукты продавать за рубеж — как экзотическую русскую пищу. Если в своё время отошли от использования крапивы из-за появления льняных и шёлковых[104] тканей, то сейчас вырос спрос на экзотику, да и об отличительных целебных свойствах такой одежды ещё никто не задумывался…»

Согласно Крису Фриту, мозг, пользуясь ассоциативным обучением, составляет карту окружающего мира. «По сути дела, это карта ценностей. На этой карте отмечены объекты, обладающие высокой ценностью, сулящие награду, и объекты, обладающие низкой ценностью, сулящие наказание. Кроме того, на ней отмечены действия, обладающие высокой ценностью, которые сулят успех, и действия, обладающие низкой ценностью, сулящие неуспех.

Ассоциативное обучение совершенно необходимо нам для выживания. Оно встраивает нас в материальный мир и позволяет нам быстро и адекватно на него реагировать. Путем ассоциативного обучения мы приобретаем важные знания об этом мире. Но мы почти не осознаём этих знаний — наше сознание занято более возвышенными вещами. И обычно эти более возвышенные вещи суть наши собственные личные желания и стремления».

Литературная тренировка

Впрочем, для научения творчеству полезна и литература, которую принято именовать реалистической — то есть заботящаяся о вписывании авторских фантазий в реальные контексты. Полезна не в последнюю очередь потому, что вдумчивый читатель может по ней научиться и собственные фантазии увязывать с жизнью. Хотя любим мы её не только за это.

Что ни говори, а едва ли не главное в литературе — увлекательность. Хотя её, конечно, каждый понимает по-своему. Кого-то захватывают тонкие намёки на средневековые обычаи в «Имени розы» Умберто Эко, а кому-то хватает и цитат из русской классики в романах Бориса Акунина. Кто-то заворожён приключениями мысли в романах английского учёного Чарлза Сноу, а кто-то души не чает в скаковых лошадях, на чьём фоне развиваются детективы бывшего жокея высшего класса Дика Фрэнсиса.

Кстати, не зря все приведенные примеры относятся к самому крупному из литературных жанров. Критик Рената Гальцева пишет: «Роман — это самая «читабельная» вещь, захватывающая вас своим течением (недаром же говорят, желая подчеркнуть увлекательность какого-либо текста, «читается как роман»). С момента рождения жанра, связанного, кстати, с обретением женщиной из среднего класса отдельной комнаты, где наедине с книгой, в тишине она могла погружаться душой в сладостные грёзы наяву, роман стал усладой и заменой жизни, — тем, что интереснее её самой. И какие бы трансформации он ни претерпевал, приобретая оттенки социально-политического, философского, биографического, исторического, фантастического повествования, роман всегда оставался экзистенциальным субститутом жизни, вовлекающим читателя в свою колею. Интеллектуальный роман Томаса Манна или религиозно-метафизический Достоевского так же увлекателен и жизненно насущен (для тех, кто is up to the mark[105]), как и сентиментальный. Он заставляет трепетать, погружая в трагические бездны, уноситься в заоблачные высоты и в конце концов становиться искушённее и умудрённее».