Будни рэкетиров или Кристина - Ярослав Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поглощенный этой замечательной картиной, Протасов позабыл обо всем на свете. Бросил весла и потянулся к жене, намереваясь завладеть лифчиком. Ольга, продолжая грести, ускользнула. Валерий изловчился, подцепив тугую резинку ее плавок, и потянул на себя. Тут они, естественно, перевернулись.
Держись за лодку! – фыркнула Ольга, выныривая. – Я «банку» найду. Не хватало, чтобы течением унесло.
Пока потерпевшая крушение парочка, заливаясь хохотом, забавлялась в иссиня-черной речной воде, течение неумолимо влекло ее на фарватер. Мимо проплыл подрагивающий на мелкой зыби буй, обозначающий, что они на стремнине, но ни Протасов, ни Ольга не придали этому обстоятельству значения. Появление рейсового теплохода на подводных крыльях, возвращавшегося в Киев из Черкасс, оказалось для обоих громом среди ясного неба.
«Ракета»! – взвизгнула Ольга, отплевываясь. – Валера! «Ракета»!
«Метеор», блин, – выкрикнул Протасов, точно зная, что «Ракеты»[60] с регулярных сообщений сняты и давно не ходят. Разве что те оставшиеся в подчинении каких-то ведомств. – Или «Пионер»!
«Пионерами» назывались рейсовые теплоходы, здорово напоминавшие автобусы, только с низким катамаранным корпусом вместо колес. Тяга у «Пионеров» была водометная, так что на берегу они подымали такую волну, какая никакой барже не снилась. И «Пионеры», и «Метеоры» двигались очень быстро.
Хотя для «Пионера» огни сильно высоко задраны. Нет, – продолжал разглагольствовать Валерий, плавая вокруг лодки, – это «Метеор», Олька. Точно тебе говорю.
Быстрее! – Ольга пыталась развернуть дрейфующую кверху пузом «академичку». – Помоги мне!
Не успеем! – засомневался Протасов, проникаясь ужасом ситуации.
Огни приближались с угрожающей быстротой и двигались прямо на них, как будто капитан теплохода задался целью утопить незадачливых гребцов.
Он, что, слепой?! – заорал Валерий, размахивая руками над головой и высовываясь из воды, как играющий в мяч дельфин. Ольга молча боролась с течением и только сопела от натуги. Однако, вскоре им стало ясно, что от «Метеора» не уйти. По крайней мере, с «академичкой» на буксире.
Валера! Бросай лодку! – крикнула Ольга и, не оглядываясь, рванула с траектории движения кролем. Плавала она, как касатка, любо дорого посмотреть.
Заметавшийся было Протасов последовал за ней с опозданием. Русскими саженками, отчаянно работая руками.
Оглушительно взвыла теплоходная сирена: «УАУ! УАУ! УАУ!», очень похожая на ту, какой некогда оборудовали кареты скорой помощи, только гораздо мощнее.
Ольга обернулась и поняла, что Валерия сейчас сметет. Со стороны она четко видела его похожую на мячик голову в дорожке, проложенной прожекторами «Метеора».
Ныряй, Валерочка! – отчаянно завопила Олька. – Ныряй, родной!!!
Глотнув воздуха как в последний раз (вполне могло и так обернуться), Протасов ушел на глубину. Он ни о чем не думал, только где-то в подсознании раненной птицей билась мысль:
«Е-мое! Перережет надвое, как кусок масла ножом!»
Уши Протасова заполнились оглушительным звоном винтов, напоминающим тысячеголосый оркестр сбесившихся зубоврачебных бормашин. Протасов удесятерил усилия, извиваясь всем телом, будто угорь, «Уф, блин, на лопасти сейчас намотает!», жалея только о том, что не имеет стопудовой гири, прикрученной канатом к щиколоткам. Потом в глазах потемнело, и он решил, что вот-вот задохнется. – «Ни одно, так другое, е-мое!»
Когда Валерий вынырнул-таки из пучины, жадно хватая воздух ртом, кормовые огни теплохода почти растаяли вдали. Протасов в изнеможении перевернулся на спину. Руки и ноги дрожали, и он еле удерживался наплаву. И тут рядом возникла Олька. Очень кстати, он едва не утонул.
Любимый, – она плакала и смеялась одновременно, буксируя его тело к берегу, будто полузатопленное бревно. – Любимый мой. – И осыпала лицо поцелуями. Губы были холодными и пахли речной водой.
«Получается, что любила, – подумал Протасов. – Куда только потом все девалось?».
Им обоим основательно нагорело с утра. Ольгу едва не вышибли со сборов, а угрожали и из института попереть. И из комсомола, куда ж без этого? Но, время было застойное, ленивое, так что инцидент, в конце концов, замяли.
Ты, вообще, как меня нашел? – вопрос тренерши вывел Протасова из задумчивости.
Я? – не понял Протасов.
Ну да. Как ты узнал, что я на Трухановом тренирую?
А я и не знал, – буркнул Валерий.
Это была ложь. О том, что Ольга Капонир прозябает в спорте, как глист в желудке агонизирующей коровы, Протасов узнал от их общего знакомого, бывшего спортсмена Гришки Миндича. Того самого, который под кличкой Пузырь наводил трепет на мелких предпринимателей нескольких центральных районов города, обложив данью, как Тохтамыш средневековую Русь.[61]
«Из наших никто не тренирует, – сказал Гришка, когда они случайно встретились в канун Рождества. – кроме, разве что… твоей Ольки…» «Артемьевой?», – переспросил Валерий. Фамилия бывшей жены далась не без труда. Как двоечнику мудреное импортное словечко. «Точно. – Подтвердил Пузырь. – Только она теперь Капонир. Я слыхал, в «Буревестнике» торчит. Как слива в жопе. А тот рахит, между прочим, ее бросил, – продолжал Григорий. – У тебя увел, снабдил байстрюком, и в бега. Эмигрировал в Зеландию какую-то». Где находится гребаная Зеландия, оба не представляли даже приблизительно. «Она б вообще ноги протянула, если б не свекровь-банкирша. Та, говорят, круто стоит…»
Про банки Протасов знал немного, но и того факта, что в них хранятся большие деньги, было достаточно для пробуждения интереса. Рассказанная Пузырем история крепко засела ему в голову, послужив краеугольным камнем того самого плана сказочного обогащения, к реализации которого он приступил.
* * *Я ведать не ведал, что ты тут кантуешься, – повторил Протасов, и сконцентрировался на носках своих кроссовок. 48-го размера, между прочим. – В натуре, не знал.
Да? – сказала Ольга, и повисла неловкая пауза.
Слушай, – предложил Протасов, – а может, за встречу?
Ольга нерешительно повела плечами:
Даже не знаю…
Давай, – уговаривал Протасов, – не по-людски как-то, в натуре. Столько лет не виделись!
«И после какого события».
Хорошо, – наконец, согласилась она. – Я только переоденусь.
Ольга скрылась в раздевалке, Протасов и Игорешка устроились ждать снаружи, наслаждаясь замечательным весенним полуднем. Легкий ветерок с Матвеевского залива лениво покачивал верхушки тополей. Поверхность воды искрилась на солнце.
Дядя Валера, а вы за какой клуб боксировали?
За «Сокол – Киев», – сказал Протасов задумчиво, и внезапно спохватился:
Я тебе дам, дядя, блин!
Забыл…
Я тебе забуду, шкет!
А я с вами поеду?
Только губу закатаешь! Сказано, нет! Поедешь с Вовкой в Пустошь, к мамке. И смотри мне, пацан, в салоне лишнего не сболтни.
Так было договорено изначально. Если Ольга согласится отобедать, то сначала он забросит Игорешку «домой». В качестве «дома» была избрана весьма презентабельная «сталинка» Атасова, пять минут от метро «КПИ». Не Банковая,[62] конечно, и не раскинувшийся на склонах Зверинца «элитный» буржуйский городок, прозванный агентами недвижимости Царским селом, а народной молвой Междужопьем, принимая во внимание статуи Матери Родины и Леси Украинки, установленные спинами друг к другу. Но и не выселки типа Ветряных гор. Тем более, что Атасов очень кстати убыл в Винницу, навестить тяжело больного отца. Текст полученной им телеграммы был таковым, что Атасову только и оставалось, что ехать на вокзал за билетами. Ключи от квартиры Атасов передал Бандуре: «За Гримо, типа, присмотришь». Выцыганить ключи у мягкотелого Андрея не составило особого труда. «Пять минут дела, в натуре».
С женщиной мне надо встретиться, Андрюха. Вопрос жизни и смерти. С Гримой заодно погуляю. Чего тебе с Отрадного на КПИ переться?
Только смотри, Валерка, чтобы Атасов не пронюхал.
Комар носа не подточит, – заверил Бандуру Протасов.
* * *Ну, я готова, – сказала Ольга, выплывая из раздевалки походкой вышколенной манекенщицы.
Что она там делала, так и осталось загадкой, но выглядела тренерша, хоть под венец. Брючный костюм пришел на смену спортивному, а на лицо ловко улеглась косметика. Ольга сама понимала, что перевоплощение удалось на славу. А потому, сияла как солнышко.
Супер! – Не удержался Протасов. – Ну, погнали наши городских, как Вовчик выражается.
Неужели твоя? – поразилась Ольга через минуту, когда Протасов направился к белому «Линкольну» Армейца. Лицо бедной тренерши выражало неподдельное изумление. «Таун Кар» блистал как новая копейка, показавшись тренерше фешенебельной яхтой какого нибудь султана Брунея. Не зря Волына накануне до часу ночи орудовал вельветовой тряпкой, изведя два тюбика дорогущей импортной полироли.
