Простая смертная #2 (СИ) - Оленева Екатерина Александровна

Я чувствовала, что этот страх начинает возбуждать в Молнии охотничий инстинкт. Как не крути, дракон в первую очередь хищник, а каждому ещё с детства известно – нельзя бежать от собаки до последнего, потому, что, если ты от неё побежал, ты стал для неё добычей.

Жесточайший усилием воли я пыталась подавить стремление моего дракона ударить огнём в беспорядочно мятущуюся внизу толпу, обращая её в жаркое. Много-много вкусного мяса – вот что сейчас видела Молния внизу, под собой. Поэтому сомневаюсь, что она попыталась бы спалить – скорее, поджарить. Чтобы потом съесть.

– Не смей!!! – заорала я на неё.

Она протестующе заклекотала, рвано разрезая воздух перепончатыми крыльями.

– Нет!!!

И тут, хвала тебе господи, словно под заказ, под нами открылась площадь, заполненная мятежниками. Их красные одеяния хорошо просматривались даже с расстояния, что нас разделяли. Они стояли плотным кольцом, центром которого был тот самый маг, что Атайрон приставил служить к моему сыну.

Подняв голову, мятежники увидели сначала тень, падающую на них от Молнии, а потом и нас самих. Подняв голову, они смотрели, как, точно ястребы перед нападением, мы кружили над их головами.

Я уже говорила, что человек глуп? Злой человек глупее вдвойне. Чем, как не глупостью, можно объяснить то, что, видя над собой меч, один из главарей бунтовщиков не придумал ничего лучшего, как вогнать кинжал в бок одного их моих слуг? Его действия послужило знаком для остальных – достав кривые мечи, они одним движением перерезали горло всем пленникам. Среди которых были и девушки, прислуживающие мне в последние дни.

Словно этого было мало, безумцы подняли руки над головой и проорали воинственный клич. С чего они решили, что если я женщина, всё это сойдёт им с рук? Мне даже делать ничего не пришлось. Я просто прекратила наш поединок разумов с моим очень злым драконом, и Молния выдохнула реку пламени, низвергая её на голову тех, кто осмелился убивать по своему почину, попирая древнее право на суд и закон.

Тот, кто нарушает правила должен знать – с того момента и для него в игре правил не будет. Тот, кто попрал закон тот объявил себя вне закона.

Горите, шакалья свора. Горите, сукины дети! Горите ярким пламенем.

Ярость Молнии передалась мне. Как и жажда преследования.

Драконий рёв слился с грохотом разорвавшихся каменных стен, с криками ужаса, проклятьями. То был звук агонию, куда более страшный, чем агония потонувшего флота.

Пламя металось в узком проходе улицы. Пламя пыталась пробить и найти дорогу и… находило, растекаясь десятком горячих огненных языков. Боюсь, что в этом безумии могли пострадать не только виновные.

Это было страшно видеть даже с безопасной для себя высоты. Картину бойни. Мужчины, обезумев от страха и ярости, резали и кололи друг друга мечами, убивая без разбора всех, кто попадался под руку. А, понятное дело, что женщин и детей резать куда легче, чем другого воина.

Чем можно помочь жертве, которой палач перерезает горло, когда ты на драконе, а она в его руках? Полыхнуть огнём, чтобы огонь поглотил и тех, и других? Или оставить глумящуюся мразь безнаказанными?

Город казался мне отвратительным, полным не столько крови, сколько гноя. И я поняла, что ещё немного, ещё чуть-чуть и сорвусь, повторив «подвиг» безумной королевы.

– Лети!!! – заорала я Молнии.

А когда она попыталась заартачиться, и ментально, и во всю глотку завопила:

– Вверх!

Там, на высоте, дышится легче.

Если бы ещё только понять, где Атайрон и Ангэй?

Глава 19

Я чувствовала себя механизмом, у которого вот-вот закончится завод, и он просто встанет. Такое ощущение было знакомо в далёкой юности, после сдачи спортивных нормативов. В том, далёком и кажущимся отсюда ненастоящим, словно выветрившийся сон, мире, я не была поклонницей спорта и зачастую, грешна, прогуливала уроки физкультуры. А «зачёт» нужен был позарез, поскольку все остальные оценки, хоть на красный диплом я и не тянула, были высокими. «Неуд» по физкультуре никак не вписывался в общую картину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И вот тогда, на уроках ненавистной «физ-ры» я впервые постигла смысл слов «любой ценой». Не важно, как сильно сбивается дыхание и что воздух отказывается проходить сквозь саднящую гортань и грозит разорвать грудную клетку; не важно, что сердце стремится вырваться из груди; неважно, как ноют руки и ломит логову и пересохло во рту – главное добежать до заветной черты, дойти до финиша любой ценой.

И вот дистанция позади, согнувшись пополам ты ловишь ртом воздух, хрипишь, словно последний вдох близок. Жжение в мышцах из-за окисления ткани молочной кислотой и холод на коже, покрытой липким потом – вот всё, что ты чувствуешь. Ни удовлетворения, ни сожаления, ни мыслей… разум уступает место телесным ощущениям.

Паря сверху над охваченным пожаром и колокольным городом, между чёрным дымом и серыми облаками я чувствовала себя так, словно только что пробежала кросс. Ни мыслей, ни желаний.

Впрочем, мысль об Атайроне и Ангэе давала искру, но мозг отказывался следовать за ним. Страшно было думать о них. С одной стороны, если уж со мной ничего не случилось на Молнии, то что могло быть с Атайроном, чей дракон был почти вдвое крупнее и сильнее моего? К тому же, он опытные воин и колдун, в отличие от меня.

Но с другой стороны из сердца моего так никуда и не делась боль об Эвиле. Разве можно было подумать, что он потерпит поражение? Что он погибнет?

Сверху надо мной тенью заслонило и без того тусклое солнце. Это мог быть только дракон! Молния приветственно заверещала – звук был чем-то средним между голосом птицы (если только можно представить себе очень большую птицу, размером с чудовище) и добродушным порыкиванием. Облегчение и надежда, вспыхнувшие в моём сердце при мысли о том, что это Атайрон, вмиг улетучились. На Алой Ведьме вокруг меня сделала круг Хатериман и устремилась через гавань вперёд, к Цитадели, явно приглашая следовать за собой.

Долго не колеблясь, я пустила Молнию за ней. Конечно, Хатериман никогда не была и вряд ли станет мне другом, но шансов на то, что любимая свекровка решит сжить меня со свету, отдав в руки мятежникам казались равными нулю.

Пространство, отделяющее безопасное высокое небо от Драконьего Логова, сократилось куда быстрее, чем мне хотелось. Пришло время задавать вопросы и получать ответы.

Хатериман, как всегда, с ног до головы была облита красным пламенеющим шёлком, с которым удивительно гармонично смотрелись чёрные косы, выбившиеся из-под покрывала и неживые, холодные чёрным глаза.

– Что с моим мужем и сыном? – спросила я её, хватая за руку, как только представилась возможность, то есть мы оказались в пределах слышимости друг друга.

Смерив меня насмешливым взглядом, выразительно и без слов прокомментировав «мужем», – слово, которое, право же, совершенно непроизвольно, непредумышленно сорвалось с моих губ, потому что в глубине души именно так Атайрона я и воспринимала, – вслух, между тем Хатериман произнесла:

– Оба живы. Вернулись в замок.

Вот так! Без лишних слов, предисловий и описаний – но суть облегчающе ясна. Большего мне не надо!

– Мы уже в безопасности, надеюсь?..

– Атайрон разослал письма главарям мятежников с требованием в течении часа явиться во дворец для переговоров. С того времени должно было пройти не больше получаса, пока я летала за тобой.

– Вы так быстро меня нашли?

Уже договаривая фразу, до того, как очередная насмешка вспыхнула в глубине её чёрных зрачков, я поняла, что сказала глупость.

– Это было не трудно, – хмыкнула она в отчет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Что будет, если мятежники не подчинятся?

– Мы поднимем драконов и полетим к их родовым замкам и не оставим камня на камне. Тем временем у простого люда будет время, чтобы скрыться и сделать запасы. А потом мы вернёмся и сравняем с землёй город.

Её спокойный голос звучал ровно, словно мне рассказывали сказку. А у меня перед глазами вспыхивали картины бегущих сквозь пламя и объятых пламенем людей. Хотелось верить, что все они виновны, но теперь, когда запал боя проходил, голос совести звенел, почти как набат вдалеке – так ли это было? Когда бьёшь сверху, так легко промахнуться и так тяжело виновного отличить от невинного.