i e8c15ecf50a4a624 - Unknown
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А.) зависит от октябристов. Выяснить проводимость — значит с заднего крыльца забежать к октябристам. Поставить свою инициативу в зависимость от этого выяснения— значит в угоду октябристам урезывать свои проекты, значит поставить свою политику в зависимость от „октябрей"» [421].
Итак, соотношение сил в третьеиюньском блоке сложилось вполне определенно. Первое большинство господствовало над вторым; правые верховодили над октябристами, а те в свою очередь помыкали кадетами. Сам октябристский «центр» был очень непрочен и противоречив, поэтому всякие сколько-нибудь серьезные осложнения обостряли внутрифракционную обстановку, вызывая угрозу раскола. «Избирательный закон 3 июня 1907 года,— писал
И. Ленин,— „строил" государственную систему управления — да и не одного только управления — на блоке крепостников-помещиков с верхушками буржуазии, причем первый социальный элемент сохранял в этом блоке ги
гантский перевес, а над обоими элементами стояла фактически неурезанная старая власть» [422].
Что же касается правых, то их взаимоотношения с официальным правительством в общих чертах соответствовали взаимоотношениям этого правительства с придворным окружением, которое В. И. Ленин называл вторым, неофициальным правительством. «Дело в том,— указывал
В. И. Ленин,— что у нас, как и во всякой стране с самодержавным или полусамодержавным режимом, существует собственно два правительства: одно официальное — кабинет министров, другое закулисное — придворная камарилья. Эта последняя всегда и везде опирается на самые реакционные слои общества, на феодальное — по-нашему черносотенное — дворянство... Огромная масса „правых" в III Думе будет, по крайней мере, в подавляющем большинстве своем, если не целиком, защищать интересы именно этой общественной плесени и ржавчины, этих „гробов повапленных", завещанных нам темным прошлым. Сохранение крепостнического хозяйства, дворянских привилегий и самодержавно-дворянского режима — вопрос жизни и смерти для этих мастодонтов и ихтиозавров, ибо „зубры"— для них слишком почетное название» [423]. Кабинет, писал В. И. Ленин, обычно в значительной пасти состоит из ставленников камарильи. Но в то же время зачастую «большинство кабинета по своему составу не вполне соответствует требованиям камарильи. Конкуренцию допотопному хищнику, хищнику крепостнической эпохи, составляет в данном случае хищник эпохи первоначального накопления,— тоже грубый, жадный, паразитический, но с некоторым культурным лоском и — главное — с желанием также ухватить добрый кусок казенного пирога в виде гарантий, субсидий, концессий, покровительственных тарифов и т. д. Этот слой землевладельческой и промышленной буржуазии, типичной для эпохи первоначального накопления, находит себе выражение в октябризме и примыкающих к нему течениях» [424].
Таким образом, официальное правительство было вынуждено ходом экономического развития идти в какой-то мере против интересов камарильи, способствуя интересам октябристского капитализма, помогая развитию капитализма прусского типа. Здесь оно должно было встречать не только противодействие, но и поддержку известной части правых, представлявших помещика, эволюционирующего в юнкера и поэтому выступавшего за бонапартистский путь приспособления абсолютистского государства к требованиям жизни. Деление правых в Думе на несколько фракций, несомненно, являлось отражением этого процесса.
Дирижировать нестройным третьеиюньским оркестром намеревался П. А. Столыпин. Этот бывший предводитель дворянства и губернатор, претендент в российские Бисмарки, «новый человек», как его окрестила помещичье-бур- жуазная контрреволюция, подготовил себя к этой роли всей своей предшествующей деятельностью: крестьянскими экзекуциями, военно-полевыми судами, еврейскими погромами, «конституционными» переговорами с октябристско-кадетскими «либералами». Ярый реакционер, он любил прикрываться лощеной «европейской» фразой и позой.
Справа, на самом краю, расположились два черносотенных Аякса — В. М. Пуришкевич и Н. Е. Марков 2-й. Хрипло-визгливый голос «самого русского» дворянина молдаванского происхождения сливался с зычным голосом курского «зубра» Маркова-Валяй. Их тактика сводилась к критике правительства справа, они стремились показать себя большими приверженцами самодержавия, чем сам «российский самодержец».
Роль первой скрипки в Думе не по праву взял на себя А. И. Гучков, типичный политикан московско-купеческого склада. Он корчил из себя смелого и решительного деятеля, но на деле был жалким политическим трусом, пресмыкавшимся перед Столыпиным и правыми. Капитуляция для него была так же характерна, как и победоносная поза, основным методом его политики был закулисный сговор, выпрашивание незначительных уступок ценой отказа от провозглашенных накануне категорических требований, беспринципное и мелкое торгашество.
П. Н. Милюков претендовал на ведущую роль в III Думе, но ему пришлось заняться трудным делом: проводить политику прямой поддержки третьеиюньско-столы- пинского режима, подкрашивая его «конституционным» лаком, и одновременно выдавать себя за его противника, борющегося за «настоящую» конституцию. Никто лучше
вождя российских либералов не был приспособлен к этой политике двуликого Януса. Умный и изворотливый политик, крупный историк, кое-чему научившийся, по выражению В. И. Ленина, у исторического материализма, Милюков был настоящим политическим иезуитом, исключительно ловким мастером политического гешефтмахерства, пытавшимся совместить линию «Вех» с показным демократизмом.
1 ноября 1907 г. III Дума начала свою работу. Последовал взмах дирижерской палочки. Оркестр заиграл, но дальше увертюры дело не пошло.
«МИНИСТЕРСКИЙ» КРИЗИС
Декларация. С первых же шагов обнаружилось бессилие октябристско-кадетского большинства. Все «преобразовательные» потуги либералов кончались самым плачевным образом, тогда как реакционные законопроекты один за другим принимались правогоктябристским большинством. Уже правительственная декларация, изложенная Столыпиным с трибуны Думы 16 ноября 1907 г., и прения по ней отчетливо продемонстрировали полное засилье правых, бессилие и трусость либералов.
В качестве основной задачи правительства и Думы Столыпин выдвинул борьбу с революцией. «Противопоставить этому явлению (революции.— А. А.) можно только силу»,— заявил он. Этим путем шло правительство раньше, «этим путем пойдет и впредь». Затем следовало перечисление драконовских мер, которые правительство намеревалось осуществить для этой цели. Второй центральной задачей была объявлена новая аграрная политика, которую правительство расценивало как вопрос «бытия русской державы». Далее Столыпин провозгласил политику воинствующего национализма и необходимость проявить «особые заботы» по укреплению военной мощи империи. Из реформ были обещаны реформа местного самоуправления, страхование рабочих, улучшение просвещения и др. В заключение, под бурные аплодисменты й возгласы «браво!»
t правых скамей, Столыпин заявил, что, несмотря на существование Думы, власть царя остается по-прежнему самодержавной. «Историческая самодержавная власть и свободная воля монарха,— говорил „конституционный4' премьер,— являются драгоценнейшим достоянием русской государственности» [425].
Во второй своей речи 17 ноября Столыпин разъяснил, что «реформы»— дело будущего: лишь когда будет создан «мелкий земельный собственник», можно будет всерьез ставить вопрос о реформах, в том числе и о создании мелкой земской единицы — волостного земства, что являлось одним из главных требований либералов.
Правые полностью поддержали правительственный курс. Хотя революция и кончилась, говорил лидер умерен- но-правьгх В. А. Бобринский, но «буря еще не вполне утихла, существует еще скверная мертвая зыбь, которая качает государственный корабль». Правительство одно «не может завершить дело умиротворения и успокоения страны». Оно ждет от нас содействия в этом деле, и «это давно желанное содействие, господа, ...мы его дадим правительству. Мы поможем подавить анархию». Еще более резко выразил эту мысль Марков 2-й. Либералы, заявил он, все время твердят о необходимости «права», «законности» и пр. «Мы тоже стоим за право, но когда... обстоятельства вынуждают к самозащите — стреляйте в упор» [426]. Все это было превосходным комментарием к провозглашенной Столыпиным формуле: «Сначала успокоение, потом реформы»^.
Октябристы и кадеты в ходе обсуждения декларации проявили себя самым жалким образом. На заседании фракции октябрист Я. Г. Гололобов требовал выступать как можно осторожнее, обходить острые углы. А. И. Зве- гинцев вообще призывал говорить поменьше. В. М. Петро- во-Соловово предложил прямо одобрить акт 3 июня, оправдывая его «критическим положением страны». Большинство фракции решило избегать всякой критики политики правительства, делия упор на необходимость совместной работы с ним Думы[427].