Президент не уходит в отставку - Вильям Козлов

Все, что было. Уйдешь, я умру".

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: "Не стой на ветру".

Внимательно посмотрела на него, хотела было пошевелить веслами, но снова опустила их.

- Нравятся?

- Не стой на ветру... - задумчиво повторил он.

- Я люблю Ахматову, - сказала Алена. - Послушай еще одно стихотворение...

Хочешь знать, как все это было?

Три в столовой пробило,

И, прощаясь, держась за перила,

Она словно с трудом говорила:

"Это все... Ах, нет, я забыла,

Я люблю вас, я вас любила

Еще тогда!"

"Да".

- Хорошие стихи, - помолчав, сказал он. - Как ты все-таки меня разыскала? - повторил он свой вопрос. - Ночью?

- О чем ты спрашиваешь, Сорока? - рассмеялась она. - И потом разве это так важно? Случись подобное со мной, разве ты меня не нашел бы?

- Нашел бы, - негромко, будто эхо, откликнулся он. - Я тебя и на краю света отыскал бы...

Глава двадцать первая

Алена и Нина с утра затеяли генеральную уборку в доме, а Гарик и Сережа без дела слонялись по берегу. Все, что им поручили, они выполнили: натаскали полную бочку воды, выколотили полосатые домотканые половики, сложили в аккуратную поленницу распиленные и наколотые дрова, даже до блеска надраили песком алюминиевые кастрюли и тарелки. Сережа вспомнил, как однажды Дед помогал им тут убираться: вцепился зубами в Аленкин рюкзак с историческими романами и, пятясь задом, отволок на свалку...

Вспомнив про Деда, Сережа взгрустнул: как там ему живется? Скорее всего на даче. Воюет с кошками. Вместе с отважным фокстерьером Грозным гоняются за ними по лесу. Сережа полагал, что Дед поедет с ними сюда, но отец оставил его дома.

Гарик подбирал на берегу камешки и бросал в озеро. У него ловко получалось. Плоский камешек долго прыгал по воде. Сережа, сколько ни старался, так и не научился бросать. Его камень от силы раза два подпрыгнет - и тут же зароется в воду. А у Гарика скачет как блоха!

- Знаешь, почему они стараются? - спросил Гарик.

- Алена каждую субботу полы моет, - ответил Сережа.

- К приходу Сороки, - сказал Гарик.

- Неизвестно, когда его еще выпишут.

- Почему, Сергей, он мне ничего не сказал? - с затаенной обидой спросил Гарик.

- Ты с Ниной на танцы ушел, - напомнил Сережа. - И потом...

- Что потом?.. - сердито глянул на него Гарик.

- Некогда тебе... - туманно ответил Сережа.

- Он мне не верит, да? - Гарик заглядывал ему в глаза. - Друг называется! Какие танцы? Сказал бы, я... Да мы бы их вдвоем в милицию доставили!

- И тебя бы ранили, - ввернул Сережа.

- Один против троих... Тоже мне рыцарь Львиное Сердце!

- Я хотел бы быть таким, как Сорока, - со вздохом произнес Сережа.

- Тоже мне геройство - подставлять себя под пулю, - возразил Гарик. Умные люди говорят, что излишняя смелость - это такой же порок, как и излишняя робость,

- Он такой уж человек, - сказал Сережа.

- Это какой же? - ревниво спросил Гарик.

- Неравнодушный... Не может поступить по-другому.

- А я равнодушный?

- Ты... другой, - ответил Сережа.

- Если бы он только намекнул мне, я бы все бросил и пошел с ним! загорячился Гарик. - Ты веришь, что я пошел бы, а?

- Конечно, пошел бы, - сказал Сережа. - И я бы с Сорокой пошел!

Сережа знает, почему еще Гарика это так задело: когда он на другой день начал осуждать отправленного в больницу Сороку за безрассудство и неоправданный риск, Алена резко осадила его, ядовито заметив, что он, Гарик, конечно, не стал бы связываться с вооруженными браконьерами. Куда безопаснее "сражаться" со своими противниками на танцплощадке...

Гарик даже в лице изменился, услышав такое, но спорить с Аленой не стал. И вот теперь ему, Сереже, пытается доказать, что Сорока был не прав. Но Сережа так не считает: Тимофей отчаянный парень и никого не боится. Он бы тоже мог с Аленой на танцы пойти, а вот пошел воевать с опасными браконьерами.

- Врач сказал, что ему чуть-чуть не перебило дробиной сонную артерию, - продолжал Гарик. - А сколько крови потерял! Ему ведь около литра перелили... Разве делаются такие дела в одиночку? Ребята мешки с рыбой у них под носом похитили и увезли на грузовике - так вот они предлагали Сороке свою помощь, а он отказался. Сам, мол, с усам... Есть же, в конце концов, инспекция рыбоохраны, милиция... Весь отпуск нам испортил!

- И тебе? - удивился Сережа. Он не смотрел на Гарика, старательно дул на коричневый камышовый початок. Даже глаза прижмурил.

- Он ведь мне друг, - помолчав, хмуро уронил Гарик. - И я за него, черта, переживаю.

Когда Сороку прямо от деревенского фельдшера Вася Остроумов увез на своей трехтонке в районную больницу, Нина стала меньше бывать с Гариком, она ни на шаг не отходила от Алены: вместе купались, загорали, ловили рыбу. И почти все время говорили о Сороке. Три раза на неделе ездили на "Запорожце" в город, где лежал Сорока. Он даже сказал, что ему неудобно перед другими больными и потом не надо ему столько еды привозить, здесь, в больнице, прилично кормят.

Неделю держат его в больнице. Пять дробин выковыряли из плеча. Он вытащил руку из перевязи и стал свободно двигать ею. Больница надоела ему пуще горькой редьки, но лечащий врач не торопился выписывать.

...Гарик перестал швырять в озеро камешки и уселся прямо на песок. Черные брови его сошлись вместе, лоб нахмурен, а глаза смотрят на Сережу и не видят его. О чем-то думает Гарик... И надумал!

- Будь другом, пойди, скажи Нине, что я утонул... - с самым серьезным видом попросил он.

- Она же знает, что ты плаваешь как бог, - улыбнулся Сережа.

- Ну тогда скажи... - Гарик постучал себя кулаком по лбу, стараясь придумать что-нибудь получше. - Скажи, что на меня Михайло Иванович Топтыгин напал...

- Медведей тут нет, - заметил Сережа. - И потом они первыми не нападают на людей. Сорока говорил...

- Скажи, что я на медведя напал... - усмехнулся Гарик.

- Я скажу, да она не поверит.

- Понимаешь, дружище, мне надо с ней серьезно поговорить, а ее никак из дома не выманить, - вздохнул Гарик. - Затеяли эту дурацкую уборку!

- Ну, в доме тоже нужно иногда убирать, - степенно сказал Сережа.

- Именно сейчас!

- Суббота - такой уж день...

Гарик резко повернулся и посмотрел на него:

- Ты что надо мной издеваешься?

- С какой стати? - пожал плечами Сережа.

- У меня такое ощущение, что все ополчились против меня, примирительно заметил он.

Сережа промолчал. Гарик отвернулся и стал смотреть на остров. Даже глаза прищурил. Но Сережа знал, что он ничего не видит, потому что смотрит не на остров, а в самого себя. Когда люди пытаются заглянуть себе в душу, у них всегда такие глаза, отсутствующие...

Сережа понимал Гарика. У него у самого тоже не все благополучно с Лючией Борзых. За неделю до отъезда из Ленинграда они вместе отправились в театр. Лючия на этот раз сама достала билеты и пригласила его. Сереже больше нравилось кино, но он, конечно, и не подумал отказаться. С радостью пошел. В Пушкинском театре шли "Мертвые души" Гоголя. Спектакль назывался почему-то по-другому. Сережа забыл уже как. В главной роли был Игорь Горбачев (он всегда Сереже нравился), роль Собакевича исполнял Юрий Толубеев. Спектакль шел почти три с половиной часа, и под конец Сережа утомился. В антрактах они бродили по фойе вместе со всеми, затем заглянули в буфет и выпили по бутылке ситро. Сережа было потянулся к вазе за плиткой шоколада, но спохватился, что денег-то в кармане всего один рубль.

Лючия, кажется, заметила это его движение, но ничего не сказала, хотя в глазах ее промелькнуло что-то похожее ни скрытую насмешку.

Лючия была в длинном платье, она казалась совсем взрослой, и парни обращали на нее внимание, что раздражило Сережу. А когда Лючия, оставив его у колонны, подошла к какой-то громкоголосой компании, он совсем расстроился. Мелькнула даже мысль вообще уйти из театра. Пусть милуется со своими знакомыми. На лице улыбка, словами так н сыплет... Лючия почему-то его не представила им. Наверное, постеснялась сказать, что пришла со школьником в театр. Пока болтала в фойе, на него ни разу не взглянула, будто его и не было тут.

В общем, настроение у Сережи совсем испортилось, и он просидел последнее действие, даже не вникая в смысл реплик артистов. Когда они вышли на улицу, Лючия спросила, понравился ли ему спектакль. И хотя спектакль понравился, Сережа из чувства противоречия заявил, что это сплошная ерунда, скучища и все такое. И прибавил, что от этой инсценировки Гоголем и не пахнет.

Он не ожидал, что Лючия так сильно оскорбится. Она обозвала его невеждой и сказала, что никогда больше с ним в театр не пойдет. На что Сережа язвительно заметил, что его дело не в партере с заядлой театралкой сидеть, а в очередях стоять за билетами... "Ты еще попрекаешь меня этим? еще больше возмутилась Лючия. - Правильно мне говорили девочки, что дружить со школьниками - последнее дело... Был бы ты мужчиной, никогда бы такое не сказал!" - "Ну и катись к своим мужчинам! - вспылил и Сережа, заметивший, что ее знакомые остановились неподалеку и наблюдают за ними. - Вон они тебя ждут".