Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров

За окном опять начали стрелять.

— Ханни! — крикнул яфат. — Ханни, старый глухарь!

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул старый морщинистый ситтер с коричневыми пятнами на лысом черепе.

— Ханни, будь другом, скажи этим пьяницам во дворе, чтобы убирались ко всем чертям! Уже голова болит.

Старик укоризненно покачал головой и закрыл дверь.

— Я не знаю, в какую игру вы играете, ребята, — задумчиво сказал яфат. — Но я шесть раз бросил монету, и все шесть раз она упала орлом кверху. Наверное, это что-нибудь да значит… Кстати, — он повернулся к Бенджамилю, — как там дела у Большого Отто? Сто лет толстяка не видел.

Бенджамиль на секунду задумался, вызывая в памяти имена, слышанные им от Максуда, потом покачал головой:

— Я не знаю никого с таким именем, яфат.

Чувствуя, что идёт по тонкому льду, он покосился на Максуда. Тот едва заметно кивнул.

— Конечно, не знаешь. — Яфат закрыл форточку. — Отто уже пятнадцать лет как на небесах, но человеком он был хорошим. Ладно, будем считать эту кружку выпитой. На что я хотел посмотреть, я посмотрел. Можете идти, джентльмены (слово «джентльмены» он произнёс на цивильном).

— А как насчёт аутсайда? — спросил Максуд. — Мы говорили сегодня.

— Да? — Высокий лоб яфата собрался морщинами. — Не знаю. Мне надо подумать.

— Я обещал, — упрямо напомнил Максуд. — А ты обещал мне. И потом…

— «Потом» бывает не то, что «сейчас», — ворчливо сказал яфат. — Впрочем, делай как знаешь.

Максуд приложил ладони к груди и глазами указал Бену на дверь. Рука Бенджамиля уже легла на дверную ручку, когда яфат сказал от окошка:

— Макс, задержись на пару слов.

— Подожди меня в коридоре, — тихо попросил Максуд.

Бенджамиль вышел в коридор и остановился, невольно прислушиваясь. Сквозь неплотно прикрытую дверь он слышал, как скрипит старый паркет под ботинками Максуда.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — негромко, но вполне отчётливо проговорил яфат. — Я не верю этому парню.

— А я за него ручаюсь головой, — тихо сказал Максуд. — И головой, и кишками, и дорогой по светлой радуге. Воля Яха указала его правоту. Разве нужны другие знаки?

— Я бы предпочёл, чтобы Ях нажал курок его пальцем, а не твоим.

Бену послышался печальный смешок.

— Это не меняет дела, — почти сердито сказал Максуд.

— По закону — да.

— По Господнему закону, — уточнил Максуд.

— По Господнему, — согласился яфат.

Несколько секунд они молчали.

— Лети сам и проследи, чтобы всё было нормально, — устало сказал яфат.

— Спасибо, отец, — совсем тихо сказал Максуд. — Я редко тебя прошу о чём — либо…

— Следи за языком, — сказал яфат строго. — Во время вылазки будешь подчиняться Рахибу.

Максуд ничего не ответил, наверное, кивнул.

— Группа уходит в два, советую не опаздывать к старту. Куда вы сейчас? — продолжал яфат.

— Ко мне. Пусть поспит пару часов перед дорогой.

— Зачем ходить? Спите здесь. В восточном крыле полно пустых комнат. А я пока отдам распоряжение Рахибу.

— Я буду обязан тебе… яфат, — прочувствованно сказал Максуд.

— Вали на х…, чирок! Ты и так мне всем обязан! — сердито ответил яфат. — И не святотатствуй впредь.

Бенджамиль едва успел отступить назад, уворачиваясь от высокой тяжёлой створки. Глаза Максуда блестели, весь вид его выражал крайнюю степень довольства.

— Пошли! — сказал он, плотно прикрыв за собою дверь, и добавил, упреждая расспросы: — Потом всё расскажу.

Бенджамиль вздохнул и молча двинулся следом за фатаром.

Они миновали высокие, пропитанные странными запахами коридоры западного крыла и оказались в просторном зале, полукругом охватывавшем парадную лестницу. Когда они поднимались в кабинет яфата, Бен заметил ряды странных полок, сплошь закрывавших вогнутую стену, но был слишком потрясён недавними событиями, чтобы обратить на них внимание. Теперь Бен с удивлением заметил, что эти разнородные, местами весьма корявые полки не пусты. Ряд за рядом, касаясь друг дружки пыльными боками, на них лежали сотни бутылок. Нелепая и титаническая винная лавка.

— Макс! Что это? — с испугом спросил Бен, останавливаясь посреди загадочного стеклохранилища. Неприятные мысли вдруг завертелись вокруг храма Господнего, вокруг изрисованных крестами стен и чёрного страшного лица в банке.

— Комната славы, брат, — не сразу ответил Максуд.

Подойдя к кривобокой полке, он взял одну из бутылок с выцветшей от времени этикеткой и показал Бену:

— Останки героев.

— Где? — Бенджамиль приблизил лицо к бутылке, пытаясь разглядеть её содержимое.

И тут до него дошло: бутылка была на три четверти заполнена темным сыпучим порошком, из которого торчал высохший, заскорузлый ремешок какого-то амулета.

— Здесь хранится прах лучших из Чероки, — сказал Максуд, возвращая пыльную склянку на место. — Я очень надеюсь, что и для моей бутылки когда-нибудь найдётся место на этих полках.

Восточное крыло дворца оказалось освещено ещё хуже, чем западное. Света маленьких люминофорных пластинок, повешенных через каждые двадцать шагов, едва хватало на то, чтобы посетитель не вытягивал вперёд рук, опасаясь налететь на колонну или врезаться в стену. Максуд зажёг фонарик под стволом своего пистолета и шарил лучом по рассохшимся темным фигареям. Найдя дверь, отчего-то приглянувшуюся ему больше других, он потянул за резную ручку и поманил за собой Бена.

Кабинет, в котором они оказались, был не слишком просторен но и не мал. Луч фонаря пробежал по расставленным возле стен шкафам, в дверцах которых не хватало половины стёкол, выхватил из темноты письменный стол и остановился на высокой кушетке с толстым подголовником.

— Располагайся. — Максуд кивнул на кушетку, а сам двинулся к столу.

Огонёк фонаря мигнул и исчез за массивной тумбой. Бенджамиль, с трудом ориентируясь в ультрамариновом сумраке, почти на ощупь нашёл край кушетки и сел на жёсткую поверхность. Максуд молча возился около стола. Взбалмошный пучок света то выскакивал, играя, из-под тяжёлой столешницы, то прятался в тени, и глаза Бенджамиля никак не могли привыкнуть к меняющемуся освещению. Так продолжалось две или три минуты. Наконец Максуд перестал мигать, выдвигать и задвигать ящики. Издав удовлетворённый возглас, он погасил фонарь и поднялся на ноги, держа за обод шарик ночного светильника. Поставив неяркий желтоватый огонёк на пол возле кушетки, Максуд присел рядом с Беном и слегка толкнул того кулаком в плечо.

— Ну что, фатар! — сказал он тихо и радостно. — Вот какое дело у нас вырисовывается: сегодня в два часа ночи отсюда стартует прыгун. Я сказал яфату, что тебе по делам семьи нужно срочно попасть в аутсайд. Короче, в два часа мы грузимся с тобой на аппарат, чпок! — и ты уже в своём аутсайде.

— Не знаю, как и благодарить тебя, Макс, — пробормотал Бенджамиль.

Несмотря на уверенный тон Максуда, он чувствовал, что уже не верит в своё возвращение.

— Какая фигня! Мы ведь братья! — Максуд ещё раз ткнул Бена в плечо. — Я же говорил: не мельтеши. А теперь тебе надо поспать, — добавил он серьёзно. — Время ещё есть.

— Я не усну, Макс. — Бенджамиль покрутил головой. — Столько всего… Я просто не смогу.

— Сможешь, — убеждённо сказал Максуд. — Дай-ка сюда руку!

Бен послушно протянул ладонь. Максуд вытащил маленькую коробку вроде той, в которых продают дезодоранты для рта, и выщелкнул в подставленные ему пальцы маленькую таблетку.

— Что это? — спросил Бен, разглядывая белеющий в ладони шарик. — Опять наркотики?

— Упаси Ях! — Максуд потрепал Бена по плечу. — Очень полезное и вполне безобидное средство. Положи таблетку под язык, через пару минут уснёшь, через пару часов проснёшься как новенький. Действует надёжней, чем молитва преподобного.

Бенджамиль с сомнением поглядел на таблетку и положил её под язык.

— Отлично, — сказал Максуд. — Ты спи пока, а я скоро вернусь.

— Да всё равно я не усну! — упрямо сказал Бенджамиль.

— Дело хозяйское, — беспечно отозвался Максуд. — Не уснёшь, так просто приляг. Я скоро.

Он поднялся и вышел из кабинета, протяжно скрипнула дверь, и Бен остался один. Он сидел, выпрямив спину и бесцельно глядя на тонувшие в полумраке предметы. Свет ночника окутывал его тёплой мерцающей полусферой, лежал на полу уютным домашним ковриком, постепенно смешивался с темнотой, терялся в округлых углах просторной комнаты.

Бенджамиль передвинулся на середину кушетки, вздохнул, прислонился затылком к шершавой оштукатуренной стене и стал вспоминать Марси. Бесполезная таблетка таяла под языком, придавая слюне горьковатый привкус. Может, стоит её выплюнуть?

Бен оторвал затылок от стены. Справа от него, на жёсткой поверхности когда-то белой искусственной кожи, сидел Мучи, всё такой же лохматый, всё в той же латаной курточке. Бывший приятель Господа Бога смотрел на Бенджамиля и благожелательно ухмылялся гнилозубым ртом.