Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты еще не убил его? – возмущенно буркнул на Хор’Афе ярл Барден. – От него смердит мерзким Югом.
– Он нужен.
– На кой черт?
– Я оставил его. Мне нужно все то, что знает этот колдун, чтобы это узнал и Горрон.
Бедняга маг, услышав из уст бессмертных чистейшую речь на демоническом языке, из которой он понимал лишь отдельные слова, известные по обучению заклинаниям, мысленно взмолился Прафиалу. Ему показалось, что в этих страшных речах решается его судьба.
– Да сто лет назад ты бы, не думая, осушил этого никчемного колдунишку. – Барден негодующе усмехнулся. – Что с тобой сталось, а, друг мой Филипп?
– Мы столкнулись с опасным противником.
К концу рассказа Барден, прозванный Тихим, растерял всякую уверенность в себе. Лицо его вытянулось, тяжелые щеки с куцей седо-рыжей бородой побелели. Наконец он шумно выдохнул и проревел басом:
– Не лезь. Не лезь в это дерьмо, Филипп!
– Я должен.
– Не лезь, я тебе говорю! Послушай меня, более опытного! Я пережил многих, даже свою родню, и я знаю… Забудь про мальца.
– Не могу. Ему угрожает опасность.
– И что? Будь разумнее, черт тебя возьми, Филипп! – прикрикнул на своего товарища Барден. – Есть в этом мире дерьмо, которое лучше не трогать! Я бы не стоял сейчас здесь, если бы был, как ты!
Ярл Барден весь побагровел, обтер вспотевшие ладони о простую рубаху, натянутую на приличное пузо, и встал напротив своего друга.
– Я видел их, Филипп. Видел! Прошлой зимой они спустились с гор. Выжрали все поселение на Узком плато!
– Оборотни? – Филипп удивленно поднял глаза на ярла, который теперь трясся от ужаса.
– Да, демоны их побери! Они были вдвое выше обычных оборотней, явились из вьюги. Эти сукины создания даже не поморщились от стрел и копий! Если бы я не ушел вовремя, меня бы здесь не было!
Былые отметины от когтей на его лице повздувались, побагровели, а глаза сделались черными как ночь. Суйгурия всхлипнул и забился еще дальше, под стол, чтобы, не дай боги, не попасться на глаза не вовремя.
– Есть в мире то, что лучше не трогать, Филипп. Забудь об этом чертовом Уильяме! Он тебя в могилу сведет! У тебя дочь осталась!
– Успокойтесь, мой друг, не рычите.
– Не могу я успокоиться! – ярл замер. Его посетила новая мысль, которая очень ему не понравилась. – А-а-а, это все чертов Горрон! Донтовское отродье! Похоронил свое королевство, теперь взялся за тебя! Не сидится ему на заде ровно, ищет, где б сдохнуть, и тебя за собой тянет!
– Да при чем здесь Горрон?
– Он же поехал проведывать этот чертов Ноэль. На кой черт он ему сдался?! Зачем он лезет в дела Мариэльд? Говорили же ему, что не стоит лезть в дела таких, как она!
– Это наше личное дело, друг мой. Я не прошу вас помогать с Уильямом. Я вижу, что вам это все не нравится.
Кожа Бардена стала принимать обычный, розоватый, оттенок, и он стал походить на человека. Прикрыв глаза, ярл вдруг устало сгорбился и махнул рукой.
– Правду говорят, что камень для Брасо-Дэнто кололи лбом твоих предков. Я дал тебе совет, Филипп… А там гляди сам…
Молча, без каких-либо слов, будто враз постарев, он протащился к лежанке и рухнул на нее, отвернулся к стенке шатра. И сделал вид, что его здесь нет. Надоело все.
Филипп нахмурился и перевел взгляд на бледного Суйгурию, которого это напугало до визга.
– Нет, не убивать! Молю!..
– Замолкни, – поморщился граф, накинул на голову колдуну мешок и передал страже.
Всю ночь граф провел в размышлениях. Его радость от заключения долгожданного мира столь малой кровью сокрылась в тяжелых думах. Почему император, оказавшийся демоном, заинтересовался столь крохотным герцогством, как Донт? На этих землях, некогда принадлежавших Горрону, были лишь горы, леса да небольшой, но вычурный замок… А ведь демон явился на встречу, подверг себя опасности и раскрыл сущность только ради того, чтобы захватить эти земли. Филиппа не покидала уверенность, что ему было все известно про Уильяма, что то был не обман. Но откуда?
Сейчас, как никогда, не хватало Горрона с его возможностью видеть воспоминания через кровь. Может быть, хоть он найдет что-нибудь в голове непутевого колдуна? А если повезет, то и приоткроет тайны своих земель. Ведь не просто так демон без имени хочет послать десять тысяч воинов на край света, чтобы захватить несчастный клочок земли.
Глава 7. Золотой город
Спустя две недели, Элегиар
Дворец Элегиара, еще неясный и зыбкий, неторопливо вырастал из темной предрассветной мглы. И чем отчетливее он становился, тем чаще билось сердце Юлиана. Когда он подъехал ближе, солнце поднялось из-за горизонта и высветило все так, что граф не сдержал вздох восхищения.
Дворец простирался почти до самых облаков! Он состоял из трех громадных башен, и только в одной, левой, Юлиан насчитал на этаже двадцать окон. Своей широкой частью дворец глядел на все, как птица рух глядит сквозь небеса на снующих внизу людей. Располагался он наверху пологого холма, у реки Химей, где в 263 году и зародился город. В былые времена его звали Гагатовым за черную рыхлую землю, дающую дивные урожаи, и только потом, став негласной столицей магии, торговли и интриг, город получил звучное и лиричное имя Элегиар.
Вывешенными на шпилях дворца угольными флагами играл ветер, приносящий прохладу с севера. Крепкие стены города украшали барельефы с изображениями богов. И казалось, будто был этот дворец возведен этими же богами еще на заре мира. Любуясь им в рассветных лучах солнца, Юлиан отметил про себя, что сравнение его учителем дворца Элегиара с короной тут пришлось как нельзя кстати. Словно зубцы, вверх, к небу, устремлялись три башни, украшенные, словно гагатовыми камнями, черными знаменами, а несколько уровней высоких стен вокруг города казались ободом.
По мере того как сам город вырастал вокруг королевского дворца, графа все больше охватывало чувство безмерного восторга, и все, что он видел, скорее напоминало прекрасный сон, чем реальность. Вот Элегиар раскинулся справа до самого края горизонта и влево тоже устремился в бесконечную даль, где не было ему конца!
– О Ямес… – произнес с придыханием Юлиан. – Я помню, как увидел Брасо-Дэнто в первый раз из спальни, и он показался мне могучим. А Молчаливый замок… – сам себе шептал он. – Он тянулся к небу. Но…
– Вернись из прошлого и не смей произносить здесь имени Ямеса! – серьезно заметил Вицеллий.
– Но все, что я видел ранее, по сравнению с Элегиаром лишь каменные сараи, – с упоением произнес Юлиан.
Сзади послышались недовольные окрики: возничий телеги с фруктами негодующе смотрел на вставших посреди дороги путников. Чтобы не мешать, троице пришлось направить коней к невысокой ограде, отделяющей поля от широкого тракта. Рабочий люд и торговцы разных мастей стекались в город полноводной рекой, и такой же поток тек в обратную сторону. Воздух дрожал от непрерывного рева ослов, щелчков кнутов и воплей погонщиков.
– Как же можно накормить такой город…
– Полкоролевства кормит Элегиар, а сам Элегиар – это королевство в королевстве, – ответил Вицеллий.
– На бумаге он представлялся не таким величественным.
Юлиан с улыбкой вспомнил обучение вместе с Люмиком, старым летописцем Ноэля. Люмик всегда подпирал небо пальцем и деловито утверждал, что Элегиар – божественный город. И приводил в подтверждение этому сухие цифры: его размер, население, высоту башен, урожайность полей. А потом тыкал молодого графа носом в книгу и требовал все заучить. Заучить-то заучивалось, но великолепие города предстало вживую только сейчас.
– Юлиан… – в задумчивости произнес Вицеллий, вырвав того из воспоминаний.
– Да, учитель?
– Я хочу с тобой поговорить.
– О чем же? – Графу показалось, что сегодня веномансер был на удивление смирен.
– О том, под чьим именем кто будет.
– Здравое предложение, – согласился граф. – Я представлюсь сыном пления из Лорнейских врат. Например, – он достал из памяти одно из припасенных имен, ненароком вспомнив пожилого управителя порта в Ноэле, – какой-нибудь Кавиан Корнесий. Кавиан Корнесий, сын пления, а вы мой учитель.
– Учитель? Это не подойдет, – нахмурился веномансер. – Нактидий быстро заинтересуется, кто же этот Кавиан Корнесий. Что ты ответишь? Кто ты?
– Погодите. При чем здесь Нактидий? Речь шла не о нем. Раз уж Нактидий прислал письмо в особняк, то он прекрасно знает, кому вы служили все эти годы. Конечно, я не буду ему представляться учеником, а назовусь… товарищем…
– Нактидий болезненно любопытен! – Вицеллий
