Плеяды – созвездие надежды - Абиш Кекилбаев

После покорения Сибири Россией караваны от русских базаров до казахских и от казахских базаров до русских шли не останавливаясь. Однако связь между царским дворцом и ханской ордой прекратилась, будто кто-то ножом ее перерезал. Причин тому было множество.

Россию надолго поглотила смута, разразилась война с Польшей и Турцией. Русские государи были вынуждены надолго отложить все планы и начинания, касавшиеся народов и стран по ту сторону Яика.

Казахам тоже не улыбалась удача. Самый сильный и жестокий враг — джунгары, лишившие казахов покоя, — появился на востоке. Однако те же джунгары вынудили казахов вновь отыскать заросшие было тропы между русской столицей и ставками казахских ханов.

Тевкелев не раз выполнял поручения Коллегии иностранных дел, так или иначе связанные с джунгарами... По велению Петра Великого он месяцами живал в орде калмыцкого хана Аюке, расположенной на берегу Едиля. Там он и выучился калмыцкому языку, узнал этот народ, его характер, привычки и особенности. Алексея Ивановича всегда удивляла скрытность калмыков. Ни перед кем не раскрывали они свои души и свои замыслы, крепко держали язык за зубами. Бывалый, повидавший виды союзник Петра хан Аюке, вместе с русскими воевавший против шведов, забывший кумыс ради французского шампанского, ни разу, даже наедине с Тевкелевым, не сболтнул лишнего слова. Если он задавал хану вопрос, который был тому не по душе, Аюке не хмурился, не суровел, как другие. Прищуривался лишь и хохотал, обнажая полный рот зубов.

Тевкелев часто засматривался на лоб хана — широкий, гладкий и неподвижный, словно панцирь черепахи. Серая калмыцкая степь в ее непроницаемой неподвижности напоминала ему лоб хана. И он думал тогда: «Степь у них такая же, как они сами».

Еще тогда Алексей Иванович изумился и чуть устрашился молчаливой угрюмости степи. Лежит недвижимо как мертвая...

Когда же в Петербурге Тевкелев стал вчитываться в летописи, в документы и книги, вдумываться в обрывки сведений о прошлом степи, он поразился тому, как запутанны и невероятно сложны события, пережитые этой «мертвой», неподвижной степью.

Если верить историкам, а также свидетелям тех событий, то в степи этой случались спокойные дни, недели, а то и месяцы. Но спокойного года не бывало, не выпадало никогда...

Может быть, потому ему чудилось теперь, в многодневной и многотрудной его дороге, что на мглистом степном горизонте появляется, ощетинивается копьями несметное войско... Мираж, понимал он, исчезнет вместе с полуденным зноем.

Однако не всегда это было миражом. Не единожды появлялись на горизонте несметные войска, ощетинившиеся копьями. Но и они потом исчезали как миражи... Кто только не объявлялся здесь нежданно-негаданно, неся из-за этого мглистого туманного горизонта смерть и кровь? Кто потом в бегстве не исчезал, не растворялся в нем? Сквозь синее это марево прошли и сгинули, как лавины, гунны, саки, турки, монголы. Лавины эти надвигались и таяли, будто превращаясь в затейливое, таинственное марево, исчезавшее бесследно, когда приходил тому час. Оставалась о них лишь память людская, память недобрая, цепкая, страшная. Вечная.

Великие просторы! Здесь не единожды сталкивались лбами запад и восток, яростные захватчики и отчаянные защитники, великие и малые. Сталкивались, расшибали лбы, ломали хребты и оставались здесь навечно, истлевали... Голое это пространство — что гигантская сцена, на которой многие баловни истории прозвенели щитом, пролязгали мечом, просвистели стрелами, протопали копытами. Сцена эта слышала крики и стоны умиравших, последние хрипы сраженных в битвах, яростный скрежет зубов безжалостных убийц...

Неоглядная эта ширь, где отдается малейший звук, привыкла дрожать от страха, когда издали доносился цокот копыт. Сколько раз была она залита кровью, сколько раз омыта слезами!

Нелегко найти в этом мире другое такое же ненасытное место, как эта степь, жадная до крови людской, до человеческих черепов под каждым кустом, до костей человеческих под каждым стеблем полыни!

Неспроста горизонты ее и зимой и летом окаймлены мглистым маревом, в котором степь - как в плену. Грозит, давит, внушает ужас это марево... В полдень оно вызывает в воображении алчного врага, зарившегося на этот край, когда был он сильным и непобедимым. Вечером же, казалось, враг бежит, как испуганное стадо антилоп, — летит, уносит ноги, спасает жизнь.

Можно подумать, размышлял Тевкелев, что сама история позаботилась о том, чтобы какая-то волшебная сила навеки запечатлела в этом зыбком воздухе картины драматических событий и лет, которые происходили и умирали здесь. Запечатлела замысловатым и таинственным образом, чтобы воскресали они каждый день и каждый день исчезали, чтобы вновь и вновь воскреснуть. Чтобы внушить людям: в этом мире нет ничего вечного и постоянного, кроме бренности... А мглистое марево, застывшее на горизонте, колыхается вдали, манит, зовет, хочет, чтобы ты распознал его тайны и открыл ему свое, заветное...

Как же все-таки эта степь не превратилась в прах под тысячами и тысячами терзавших ее копыт? Если всматриваться в историю, в прошлое осмысленно, невозможно не задаться вопросом: как не угасла здесь жизнь, как она сохранилась? Как не исчез с лица земли, не вымер кочующий в этой миражной степи народ, которому история уготовила жить на одной из главных своих дорог?

Куда бы ни гнала казахов судьба, они снова возвращались на свою неприютную родину. Выносливый и упрямый народ эти казахи! Подобно степной полыни, они пышно и отважно прорастают вновь, сколько ни заливай кровью, ни вытаптывай копытами. Ведь и полынь годами не цветет, а потом вдруг, вопреки всему, подымается и цветет, да еще пуще прежнего!

Нет в этом мире несчастья, которое обошло бы степняков стороной! Сколько раз по божьей немилости оставались они голыми, с одной лишь уздечкой в руках, без скота — единственного осязаемого своего достояния — на этой пустынной, призрачной, как само небытие, земле.

Удивительный народ! Опустошал норы мелкого степного зверья, собирал корешки, чтобы выжить, не умереть с голоду... Выжил! Сколько раз над казахами нависала опасность раствориться, исчезнуть среди тех племен и народов, потерять свою веру и язык. Хотя казахов вырезали, как овец, выкорчевывали, будто сорную траву, целыми улусами угоняли в неведомые дали, они чудом воскресали, возвращались из самых далеких земель. Пригоняли своих терпеливых, как они сами, овец, ставили черные свои лачуги, качали свои колыбели, уповали на крошку хлеба, на пропитание - от бога. А ведь вымирали они и на своей родной земле от мора, эпидемий и голода. Не теряли надежды, тянулись, рвались в будущее. Поистине несгибаемое, неистребимое племя!

Прошлое казахов - поражения и горе, и слезы, и возрождение, и надежда. Почему - прошлое? А ныне?.. Неопределенность и опасность и борьба. Но они, видно, так созданы: не могут насытиться борьбой. Борьбой, в результате которой оказываются на лопатках! Даже побежденные, не сдаются, кроют на чем свет стоит своих врагов, усевшихся им на грудь!

Теперь он, Тевкелев, едет к этому странному, удивительному народу, который из века в век ждет лучшей доли. Едет российский посол Тевкелев. С особой миссией. Удастся ли ему она? Или из памяти людской исчезнут навсегда эта монотонная рысь лошадей в пене от долгого пути, и непрестанный скрип колес, и печальная песня, которую мурлычут, чтобы хоть чуть-чуть скрасить дорогу, то один, то другой, то казах, то русский; эти пули, которые градом полетели в беркута?.. Забудутся или запомнятся слова, с которыми он обратится к правителям и знатным людям этого края?.. Может статься его посольство превратится в страницу летописи народной, воплотится в дела и события, которые будут из уст в уста повторять поколения людей, разные народы - не только русские и казахи?..

Неизвестно, куда приведет его эта однообразная, наскучившая ему дорога. Счастьем и славой ли обернется для него и для людей и стран? Создаст ли ему репутацию человека и дипломата, сумевшего пройти через ад целым и невредимым? Или же судьба сыграет с ним злую шутку - сбросит с небес на землю. И не его одного!..

В ставке его ждет хан, конечно же измученный сомнениями и ожиданием, не смыкавший глаз многие месяцы, даже годы в ожидании того, как решатся судьбы - его и ему подвластного народа. Поднимет хана история на гребень или опозорит? Принесут ли переговоры царского посла и казахского хана счастье и благоденствие народу?

Тевкелев огляделся по сторонам словно в поисках ответа на свои вопросы, на мысли свои. Все та же степь, угрюмая и бесстрастная, равнодушная.

...Вдали показались фигуры: будто люди стояли кучками. Посол напряг зрение, стал всматриваться. Степняки спокойно тряслись рядом на конях, некоторые подремывали, уронив голову на грудь...

Караван уперся в поле с надгробными камнями — будто прошел здесь некогда каменный ливень... Могильные холмики почти сровнялись с землей: о том, что на этом месте было кладбище, свидетельствовали остатки костей, белевшие тут и там. Не загадочный каменный ливень оставил здесь след, а кровавая битва. Надгробные камни густо сгрудились в центре, а потом редели, будто лес на опушке. Скорее всего, решил Тевкелев, здесь когда-то неожиданно встретились два вражеских войска, встретились и сошлись в кровавой сече. Воины налетали друг на друга, отступали, вновь сходились, усыпая безлюдную степь своими телами. Воины, солдаты народов, которые признавали лишь один язык — язык силы.